– Послушай… Некоторые частности невозможно понять, если не видишь картину в целом. Ты просто не…
Маркус двинул Директора локтем в челюсть, и тот ощутил во рту привкус крови. Маркус вдавил ствол пистолета еще глубже ему в шею.
– Мне следовало бы снести вам голову! Мир станет только лучше.
– Черт возьми, Маркус! Что ты хочешь услышать? Да, я использовал тебя как живца. Акерман тогда лег на дно, и наш единственный шанс заключался в его одержимости тобой. Я позволил ему внедриться в нашу систему, и это был правильный шаг.
– Чокнутый, выживший из ума сукин сын! – покачал головой Маркус. – Мы все могли погибнуть! Аллен по вашей милости, возможно, уже никогда не встанет на ноги. Правильный шаг!..
– На моем месте ты поступил бы точно так же. Я не сомневался, что твоя команда способна отдать Акермана в руки правосудия.
– Мы не пешки на шахматной доске! Нас нельзя приносить в жертву, когда вам заблагорассудится.
– Не спорю. Я уже говорил – у меня случаются ошибки, как и у любого человека. Я не хотел, чтобы Акерман догадался о моей игре, не мог рисковать.
Маркус вновь покачал головой, сунул пистолет в карман куртки и поднял руки.
– Я больше в этом не участвую.
– О чем ты говоришь? Ты – «пастух». Ты уже пытался уйти от себя, и куда пришел?
– Я смогу стать лучше, чем какой‐то там «пастух», и точно лучше вас как человек. Я ухожу. Вам ясно?
Маркус пошел в сторону дороги. Понимая, что перед ним сложный выбор, а времени на решение почти не осталось, Директор выругался про себя и окликнул Маркуса:
– Если ты сейчас уйдешь, никогда не узнаешь, каким окажется последний элемент головоломки! Не догадывается даже Акерман. Он жив, Маркус!
Маркус, все еще двигаясь вперед, замедлил шаг, словно грузовой поезд, тормозящий перед станцией и катящийся вперед по инерции.
– О ком вы говорите?
– О человеке, который истязал твоего брата, который убил твою мать и отчима. Я говорю о Фрэнсисе Акермане‐старшем. Я говорю о человеке, который был твоим биологическим отцом. Он еще жив.