Человек ответил не сразу, долго разглядывал пришельца. В глазах его можно было прочесть мучительное напряжение мысли, тревогу, сомнение. Потом выдавил:
— Как же, жил, но уже год как съехал.
Отзыв на пароль совпадал. У Павла словно гора с плеч свалилась. Шутка ли сказать, пароль обговаривался, когда его самого не было еще на свете.
— Здравствуйте, Семен Тимофеевич, — тихо проговорил Павел.
Яценко кивнул. Потом, словно стряхнув оцепенение, сказал торопливо:
— Да вы проходите, проходите в дом. Не заперто.
Настоящий разговор начался не сразу. Павел сказал как бы между прочим, что приходил уже до обеда и видел санитарную машину у калитки.
— Кого увезли? Дочь?
— Дочь? С чего вы взяли, мой друг! У меня никого из родных, увы, нет. Это приятельница. Близкая приятельница. У нее самый банальный аппендицит. Мои коллеги — а я по профессии врач — уже прооперировали ее, и сейчас все благополучно. Самое пренеприятное для меня то, что я, в общем-то опытный терапевт, поставил неправильный диагноз, затянул решение. Конфуз! Не дай бог узнают мои приватные пациенты.
— С кем не случается, — ободрил его Павел.
— И то верно. Простите великодушно, как вас звать-то, как величать, голубчик? Уж больно много знакомого в чертах вашего лица. Уж не родня ли вы моему доброму другу. Может, отпрыск?
— Неужели похож?
— Есть в вас что-то от молодого Ивана Константиновича.
— Отец велел вас расцеловать. Просил принять меня и помочь. Это его напутствие. А звать меня можно просто Павлом.
— Господи, Павлик, дорогой. Все, что скажешь, сделаю с огромным удовольствием, — Яценко поднялся со стула и стиснул гостя в крепких объятиях.
— У меня не только привет, но и подарок от отца есть, — проговорил Павел, доставая из портфеля продолговатый футляр: — «Омега».
Яценко вынул золотые часы на широком золотом браслете и с нескрываемым восторгом стал их разглядывать, на обратной стороне нашел гравировку: «Другу в память о былом. И. К.». Вытер рукой повлажневшие глаза.
— Ну что же я, старый, расчувствовался? Давно с поезда-то? — и не слушая ответа: — Ты не смотри, Павлуша, что с виду мое палаццо, — он широко улыбнулся, обнажив два ряда слишком белых и ровных для того, чтобы быть настоящими, зубов, — не из мрамора. И в саду нет бассейна. Но все как в цивилизованном обществе. Есть приличная ванная комната с газовой колонкой. Есть в доме и телефон. Может, с дорожки примешь душик освежающий, а я тем временем нам ужин сооружу.
Павел возражать не стал. Принял душ, надел свежую, несколько великоватую для него хозяйскую пижаму и вышел к уже накрытому столу.
Семен Тимофеевич постарался на славу. Мелкие в пупырышках соленые огурчики рядом с красными ядреными, один в один, помидорами. Мелко шинкованная капуста. Нарезанное тоненькими ломтиками бело-розовое сало. Баночка шпрот, холодный цыпленок. На середине стола стояла запотевшая бутылка петровской водки.
Остаток вечера и добрая часть ночи прошли в рассказах и расспросах. Наконец, вдоволь удовлетворив любопытство, Семен Тимофеевич встал. Прошелся по комнате, остановился перед гостем и с каким-то надрывом в голосе произнес:
— Ты даже не представляешь себе, Павел, как я тебе рад. Такая мука многие годы быть одному. Совсем одному.
— Почему же одному, Семен Тимофеевич? А эта ваша… — Павел на мгновение замялся.
— Лиза? — пришел на помощь Яценко. — Так это… Это для плоти… А я говорю об одиночестве души. Чужой я здесь, Паша, чужой. Тяжело. Ты вот появился, и полегчало даже. Ну да хватит сантиментов. Давай о деле. Я понимаю, что не туристом сюда приехал. Надолго в наши края?
— К вам дня на два, на три. А вообще мы теперь сограждане. Давайте, Семен Тимофеевич, завтра все обсудим на свежую голову.
Павел лег и тут же уснул. Убрав посуду, Яценко подошел к постели и, собрав одежду гостя, вернулся в столовую. Обшарил карманы. Вынул небольшой плоский пистолет, подержал на ладони. «Калибр 6,35, — непроизвольно отметил про себя. — Из таких только мух бить. Рукоятка только подлиннее обычной. Наверное, зарядов больше. Все равно чепуха, — решил он, откладывая оружие. — То ли дело парабеллум». Потом Яценко извлек из карманов и тщательно пересмотрел документы, сложив их в прежней последовательности. Ощупал каждый шов одежды, каждую складку. Взвесил на руке портфель, но проверять его не стал. Это его не интересовало. Семен Тимофеевич лег на тахте в столовой, долго еще ворочался, преодолевая волнение, вызванное столь неожиданным появлением гостя «оттуда». Значит, вспомнили. Значит, нужен. Пришло время.
Павел открыл глаза и тут же закрыл их. Яркие солнечные лучи врывались в щель между неплотно прикрытыми шторами. Отодвинулся к стене, огляделся. Комната небольшая, хороший спальный гарнитур, пол покрыт неярким ковром. «Семен Тимофеевич неплохо живет, — подумал Павел, — получше моего московского полотера». Взглянул на часы: уже десять. Подвернув рукава пижамы, открыл дверь в столовую, тоже залитую солнечным светом, направился в ванную.
— Наконец-то, — услышал он оттуда голос, — а я думал, ты никогда не проснешься. — Набрав в пригоршню одеколон, Яценко растирал щеки. — Брейся, мойся, а я поставлю чайник. Так вот теперь и поговорим, — отхлебывая из чашки горячий кофе, сказал за завтраком Яценко. — Что будем делать? Тень прошлого догнала меня, и я ждал этой минуты. И ждал, между прочим, сигналов прежде всего от твоего отца, Павел.
— Отец очень дорожил вашей безопасностью. И если бы не мой визит сюда, никому бы вас не отдал. Это его слова.
— Спасибо, Павлуша. А кого ты представляешь?
— «Славянскую миссию».
— Ведет борьбу за религиозные свободы граждан России. Так? — улыбнулся Яценко. — Знаю такую организацию. — Чем же я могу быть полезен твоей «миссии»?
— Тут все отработано. Есть даже инструкция-вопросник. — Павел достал из портфеля несколько листков бумаги. — Вот.
Яценко надел очки, вслух прочел: «Возлюбленный брат наш по Евангелию, мир дому твоему…»
— Многообещающее обращение. Ну-ну! — Он молча углубился в чтение.
Павел тем временем выложил на стол две библии, несколько номеров журнала «Свет на Востоке», пачку листовок величиной с игральные карты.
— Братья твои по Евангелию просят, значит, помощи? — Яценко отложил инструкцию и снял очки. — Значит, хочешь бороться с сатанинской властью, то бишь с Советской властью, — собирай и посылай им фактическую информацию. Они обработают и передадут в эфир или опубликуют в этом журнале. Так?
— Так, Семен Тимофеевич.
— Только ведь им не та информация нужна, что в газетах печатается? Собирать нужно все, что может хлестануть по здешним порядкам. Такие сведения на дороге не валяются.
— Сведения не обязательно должны быть правдивы, но правдоподобны, и этого больше чем достаточно. Информацию нужно отправлять в Швецию, Финляндию, Норвегию. Есть для этого подставные адреса. Лучше, когда сообщения исходят от имени разных людей. Но инициалы отправителя должны быть всегда одни для учета вашей работы в центре. Вам придумывать адреса несложно: ведь есть адреса больных?
— Есть, Павлик, есть. А ты мне все это говоришь, словно уже даешь указание. Даже согласия не спрашиваешь.
— Я был уверен после рекомендации отца…
— Ну хорошо, если уверен. Тогда давай дальше.
— Вы будете получать от меня тексты, размножать и распространять их в городе, в его окрестностях. — Павел вынул из портфеля небольшую коробку. — Вот. Портативный печатный станок. Детская игрушка. Теперь посмотрим, что с ее помощью можно делать.
Он достал миниатюрную кассу с крохотными литерами, верстатку. Открыл «Евангелие», набрал несколько строк. Укрепил набор в рамку. Установил ее в гнезде на дне ящичка, цилиндрическим каучуковым валиком накатал на набор краску, затем вставил в пазы на боковых стенках ящика другой валик, побольше и потолще, подсунул под него краешек чистого листка. Крутанул ручку. Извлек отпечатанный текст и протянул его Яценко.
— Превосходно! — не скрыл восхищения Яценко. — Какая милая крошка! Чисто, красиво, как из образцовой типографии.
— А главное, куда проще, чем доставлять литературу через границу. Тексты можно брать из радиопередач. Об этом я еще расскажу. А что касается тайнописи для корреспонденции — еще проще. — Павел, словно фокусник, продолжал потрошить свой чудо-портфель. Вынул флакон-пульверизатор. — Вот, с виду советский одеколон «В полет». Обрабатываете его содержимым лист обыкновенной писчей бумаги, даете ей просохнуть, затем, используя как копирку, пишете сообщение. После по написанному идет любой безобидный текст. Оставлю вам пока пару флаконов. Будем считать, что на первое время я вас вооружил.
Яценко забрал мини-типографию, флаконы и спрятал в сервант.
— Потом переложу. Есть тайничок… А сейчас мне пора на работу. Субботний прием. Это ненадолго.
И он ушел.
Встретились они за поздним ужином. Яценко запоздал, и Павлу пришлось его ждать.
— Произошла со мной прелюбопытная история, — стал он объяснять свою задержку. — После дежурства пришлось подскочить к пациенту. Это недалеко, но за городом. Уезжал, уже стемнело. Так вот на подъезде к городской черте меня обогнал на приличной скорости «Москвич», а ему наперерез с боковой тропинки выехал велосипедист. Водитель «Москвича» вывернуть не успел и основательно зацепил того велосипедиста. Но не остановился, а прибавил скорость. Скрылся, одним словом. Я — к пострадавшему, тот без сознания. Кругом ни души. Положил его в машину и отвез в больницу. Потом с оперативной группой милиции выехал на место происшествия. Вот время и ушло. Когда же с меня снимали свидетельские показания, я себя вовремя остановил. Постой, думаю, не спеши! И ответил, как сбит, а кем — не видел. К слову сказать, велосипедист этот был изрядно пьян.
Павел с интересом слушал, начиная понимать замысел Семена Тимофеевича.
— Я прекрасно все видел и запомнил номер машины. И точное время происшествия. А если смотреть вперед… — Яценко улыбнулся. — Вряд ли наши пинкертоны найдут виновника. Вот тогда наступит наша очередь. Есть возможность найти хозяина «Москвича». Ведь он же трус. А почему бы труса нам не загнать в угол? А? — Яценко замолчал. — Ты спрашивал, есть ли у меня люди, которых можно привлечь к работе?