ришлось в них кое-что добавить, различных там печатей и отметок. В районе тыловых частей угодил под бомбежку. Легко раненным попал в госпиталь. Оттуда уже с подлинными документами был направлен в транспортный батальон. Списался с Анной. Выслал ей денежный аттестат. После войны меня задерживать не стали. К тому же по документам я прибавил себе пяток лет. «Чистый» на законном основании приехал в Москву. Пошел работать в торговлю. А когда вернулся из армии отец Анны, зажили мы тихо и спокойно втроем. Все было благополучно до пятьдесят седьмого года, до того московского фестиваля. Они меня нашли. Хотел улизнуть, уговаривал Анну переехать в другой город, но воспротивился ее отец. Потом и завертелось.
— Как они вышли на вас?
— По адресу, конечно. Ехал на работу, заметил: какой-то мужик преследует. Проехал лишнюю остановку, пошел назад вдоль железнодорожного полотна. Он и догнал. Показал мою фотографию в форме, с немецкими наградами. Довольно долго беседовали. Я упирался, мол, обойдетесь. Но он меня скрутил, припугнул разоблачением. Этого первого звали Владимиром. Через два года он передал меня Рудольфу, а тот Петру Петровичу. Этот держался долго. И уж потом появился Антон Васильевич.
— Вы знакомы, значит, с Антоном Васильевичем? — переспросил Фомин.
— Да что там. Я ведь не дурак. Понимаю: «Купец» вам все рассказал. Это я шефу Кисляка подставил, когда хотел оторваться, когда в Приморск уехал. Встретил Меленхевича на улице, выследил, где он обитает. Черт меня дернул выследить его. Узнал его новую фамилию, имя. А то бы и сейчас мы с вами не встретились.
— Между прочим, ваш новый адрес Меленхевичу дал этот Антон Васильевич.
Попов горько ухмыльнулся.
— Вот гады, и там нашли.
— Вот что, Попов, сами-то вы знали, на кого работали?
— Доподлинно не знал. Сведения разные просили. Что подгляжу — все давай. А на юге хотели, чтобы я им снимки разных объектов делал. Вот и судите, откуда они. — Попов помолчал, а потом неожиданно сказал: — Конечно, в моем положении говорить об этом смешно. И это не оправдание. Но последний раз, расставаясь с Антоном Васильевичем, я высказал ему, что если блок НАТО нападет на мою Родину, это будет безнадежная для него война. Так и сказал.
— Значит, думаете, НАТО? — спросил Михайлов.
— Полагаю. А может быть, и ЦРУ. Они ведь завладели после войны нашими душами. Списки агентуры им Гелен передал, если судить по тому, что приходилось читать. Да, в общем, одна шайка-лейка. Заметано.
— Вот что, Попов. Раз уж вы решили чем-то нам помочь, то ответьте на такой вопрос: какие у вас были выходы на Антона Васильевича?
— Да, решил все начистоту, граждане начальники, хоть знаю: ничего мне не светит. Анюту только жалко, удар для нее. Так, значит, вас интересует связь моя с Антоном Васильевичем? А все просто. Есть телефон — дам его вам. Всегда там женщина отвечает. Я говорю: «Эдуарда Петровича», или наоборот: «Петра Эдуардовича». Она отвечает: «Ошиблись», и сразу кладет трубку. Потом мы встречаемся на другой день после звонка в Измайловском парке у «Чертова колеса» в девятнадцать часов. Если что-то мешает, на следующий день в четырнадцать часов в фойе кинотеатра «Россия». Становимся в кассу друг за другом, берем билеты на один сеанс, обычно выходит, что рядом. Долгих разговоров не ведем. Так у нас было. Попробуйте… Может, и мне это зачтется?..
Допросы, допросы, очные ставки… Все вдруг окончательно сошлось в один утомительный процесс. И только нужно было четко определять, что же на данный день и час главное. Кого о чем спросить раньше? Что с чем увязать? Хвосты неотгаданных загадок тянулись еще за «Пророком», И нельзя тянуть с этим Антоном Васильевичем. И выяснить связь между листовками, появившимися в Приднепровске и поездах в районе этого города, и печатной машинкой, взятой у Волкова в Пскове. Хорошо, что Волкова взял на себя Мишин. И хорошо, что Михайлов активно помогал и советом, и делом, принимая участие в допросах.
Сергей Фомин недосыпал. Ведь к каждой новой встрече с арестованными нужно было придумывать ход, «сценарий» и даже «декорацию». Вот и сегодня так. Прошло всего несколько часов после допроса Попова-Горбачева, а теперь — Орлов. Пообедал на скорую руку, что-то невнятно отвечал товарищам по столу, не вникая в суть разговора.
«Ну вот, сцена готова для следующего акта», — устало улыбнулся Фомин, разглядывая нехитрую «декорацию», устроенную на своем письменном столе. Справа, поближе к стулу, на котором должен быть сидеть Орлов, он положил стопку листовок, присланных из Приднепровска. Попросил привести Орлова.
Дав арестованному время осмотреться, Фомин делал пометки в блокноте, наблюдая, как тот пытается рассмотреть, что лежит на столе следователя. «Гляди-ка, трюк сработал». И Фомин определил, что пора исправлять свою «оплошность». Он листом бумаги накрыл листовки.
— Вспомните хорошенько наш вчерашний разговор, прежде чем отвечать на вопрос, который я сейчас вам задам.
— Вы сомневаетесь в моей искренности? Буду говорить правду и только правду, учитывая, что на Руси говорят: «Повинную голову меч не сечет», — Орлов старался поймать взгляд следователя, определить его мысли.
— Есть такая пословица, и она даже, знаете ли, закреплена законодательно в нашем уголовном кодексе. Но все решает суд. А вопрос такой: куда и с какой целью вы выезжали в конце июля?
Хоть Орлов и ожидал этот вопрос, но почувствовал, что к нему он меньше всего готов. Вопрос вызвал в нем бурю противоречий. Как же быть? С одной стороны, обещание, данное отцу: беречь Яценко. С другой — этот майор, кажется, знает о нем все. И эти листовки, которые он разглядел на столе… Этими козырями следователь, бесспорно, мог припереть его к стенке, а если еще и Яценко взят? Тогда он просто будет выглядеть лжецом. У Орлова и в мыслях не было, что листовки могли быть изготовлены кем-либо другим, а не Яценко. — Неужели старик так быстро провалился? А, ладно, что там, в конце концов каждый знает, на что идет и сам в ответе за себя, — решил он.
— В июле я на несколько дней выезжал в Приднепровск. Там установил связь с Семеном Тимофеевичем Яценко.
— Кто вас послал туда? Это задание Хааса или Брауна?
— Ни того ни другого. Я должен был сам найти себе помощников. А Яценко назвал отец. Это его старый товарищ. Кто мой отец, вам, я думаю, известно? — Орлов вопросительно посмотрел на Фомина.
— Продолжайте по существу вопроса. Кто такой Яценко? — И Фомин тут же добавил: — По вашим данным.
— По специальности, я знаю, он врач-терапевт. Это все, что я знаю. Я прожил у него около недели. Он обучился работе на печатном станке. Оставил инструкции по линии «миссии», тайнопись.
— И все? Что вы еще делали в Приднепровске?
Орлов задумался. «Как поступить? Сказать или нет о Мигунко? Не скажу, все равно вытащат это дело на свет божий. А может, Яценко уже показал?..»
— Что же вы замолчали, Орлов?
— Просто я восстанавливаю в памяти детали одной нашей совместной акции: вербовки некоего Мигунко Бориса Карповича.
— Детали, это уже хорошо, — как можно спокойнее и равнодушнее сказал Фомин, чувствуя, что навел Орлова на какую-то «стену», которую тот не может психологически прошибить. — Так как же вы вербовали Мигунко? Может быть, будут расхождения в наших сведениях.
Услышав слово «сведения», Орлов заметно оживился. И, словно забыв о своем положении, не без хвастовства описал обстоятельства и все, что им сопутствовало.
— Надеюсь, теперь вы мною довольны. Я рассказал все.
— Условно да. Что касается Мигунко, вы упустили немаловажную деталь. Его адрес.
— Извините. Я считал, вы его знаете, — Орлов помрачнел, чувствуя, что совершил оплошность. Но адрес назвал сразу, — улица Ясенева, дом тридцать один, квартира сто тринадцать.
— Чтобы закончить с Приднепровском, назовите еще и адрес Яценко. Я хочу проверить…
Эти слова Фомина прозвучали для Орлова, как удар грома. Неужели он ошибся? Неужели они ничего не знали? Тогда откуда эти листовки? Он безропотно назвал адрес Яценко.
— А теперь расскажите, когда и при каких обстоятельствах вы пользовались радиопередатчиком? — пошел дальше Фомин, почувствовав, что выиграл важное сражение и нигде не переиграл.
— Когда был с Ольгой на юге, передал всего одну фразу. Ее содержание: «Янек ищет дядю». Запрашивал центр, предупрежден ли дядя Василий Константинович, проживающий в Пскове, о возможном моем у него появлении. Потом по «Рэдио Транс Юроп» из Лиссабона проповедник Пейсти в своей еженедельной передаче на Советский Союз произнес фразу: «Христос с нами». Он повторил ее трижды, и это был сигнал мне. Означал он: «Все в порядке».
Вечером после доклада Фомина Михайлов пригласил его группу на совещание. Подвел итоги недели, определил направление дальнейших действий. Теперь главным было побыстрее разматывать клубок связей Готье, уличить его. Материалов, свидетельствующих о несовместимости его деятельности со статусом дипломатического представителя, набралось более чем достаточно. В деле была фотокопия донесения из колумбария, имелась кинопленка, как его супруга закладывала почту в тайник, показания Кисляка. Этого было достаточно для выдворения Готье из СССР.
— Целесообразно проверить показания Попова, — продолжал полковник. — И по возможности выяснить, какие планы строит этот дипломат в отношении своих людей. Кисляка он, конечно, со счетов сбросил, никаких иллюзий не питает. А вот Попов для него еще не потерян. И только у него были прямые выхода на Антона Васильевича.
— Как лучше распределить силы? — спросил Фомич.
— Да, это важный вопрос. — Михайлов посмотрел на майора с каким-то извиняющимся видом. — Вон Сергей Евгеньевич даже с лица сдал. Его будем разгружать. Он пускай плотнее займется Поповым и Готье. У вас, Николай Петрович, — обернулся он к Мишину, — будет свой твердый орешек — Волков. Судя по первому допросу, он будет делать попытки откреститься от обвинений в антисоветской деятельности, прикрываясь приверженностью евангелистскому учению и прочее. И коль скоро вы выделяетесь нами в главные теологи, то и карты в руки. И Дронову не забудьте. Помните показания ее соседки, которой она давала читать Евангелие, листовки? Опять же необходимо выяснить, откуда у нее появились деньги. Полагаю, что тут не обошлось без помощи «миссии». Орлов показывал, какие солидные средства они отпускают для того, чтобы заполучить в свои сети заблудшие души. Надо очень осторожно постараться вырвать ее из этих пут. И выявить тех, кого она, возможно, успела обработать, хоть я не очень верю в ее способности. Нужно будет установить, откуда она получала литературу. Видимо, от той странной подруги жены Кисляка. Действуйте.