Что в небесных явлениях, как и во всех прочих областях науки, неправильное, неформулируемое и неуловимое присутствует по меньшей мере в равной доле с периодичным; что, взяв любое ясное, определенное, по видимости неизменное небесное явление, обнаружим в нем долю капризности или безответственности, нелепую и невозможную с точки зрения пуристов; что наука астрономия занимается только одним аспектом существующего, поскольку, разумеется, наука о наблюдаемых феноменах невозможна, чем вполне оправдывается столь гигантское пренебрежение данными, если уж нам необходима идея реальной науки, но также и проясняется безнадежность попыток достичь позитива.
История комет, как она рассказана в одноименной книге мистера Чамберса, почти не имеет параллелей в анналах позора. Предсказание возвращения комет означает веру в закон гравитации. Утверждение, что кометы, также как и планеты, повинуются закону гравитации и движутся по одному из конических сечений, есть ньютонизм. Если комета не возвращается, когда ей «положено», астроному не помогает заявление, что планеты нарушили ее орбиту, поскольку его могут спросить, отчего он не ввел этот фактор в свои расчеты, раз уж подобные явления поддаются математической обработке. В своей книге мистер Чамберс умалчивает или показывает, что он никогда не слышал о многом, чего просит наше сердце, однако он приводит список предсказанных комет, которые так и не вернулись. Он также упоминает — в 1909 году — другие, на возвращение которых он надеялся.
Первая периодическая комета Брукса (1886, IV) — «увидим, что принесут нам 1909 и 1910 годы». Довольно неопределенные ожидания — однако ни 1909, ни 1910 годы, согласно «Monthly Notices», не принесли ничего: комета Брукса зафиксирована в 1889 году. Вторая периодическая комета Джакобини (1900, III) — не появилась в 1907 году. — «Так что мы ничего больше о ней не узнаем до 1914 года». О ней ничего не узнали и в 1914 году. Комета Борелли (1905, II) — «вызывает интерес ее появление, ожидаемое в 1911 или 1912 годах». Довольно неопределенный срок — теперь говорят, что эта комета вернулась 19 сентября 1911 года. Вторая периодическая комета Деннинга (1894,1) ожидалась в 1909 году, но ее так и не увидели до публикации книги мистера Чамберса — не упоминается и в «Monthly Notices». Комета Свифта (сообщение от 20 ноября 1894 года) «должна рассматриваться, как пропавшая, если только не обнаружится в декабре 1912 года». «Monthly Notices» ее не упоминает.
На 1913 год предсказывали возвращение трех комет — ни одна из них не вернулась: «Monthly Notices» (74–326).
Когда-то давным-давно, вооружившись наилучшим цинизмом последнего образца, я выслеживал добычу в «Magazine of Science» и наткнулся на отчет о комете, которая ожидалась в 1848 году. Я полагал, что это позитивное предсказание, которое, вероятнее всего, не сбудется, и не проявил интереса к столь обычной дичи. Зато я напал на след бесчестной твари по имени «триумф». — «Если она появится, это будет новым триумфом астрономии». В «Monthly Notices» (апрель 1847 г.) мистер Хинд пишет, что считает результаты своих вычислений полными и определенными и, «по всей вероятности, комета должна быть очень близка». Принимая определение профессора Мэдлера, он предсказывает, что комета должна оказаться ближе всего к Солнцу в конце февраля 1848 года.
Нет кометы.
Астрономы объясняют. Не знаю, как выглядит мозг астронома, но мне он представляется провалом с вращающимися вокруг него оправданиями. Автор «American Journal of Science» (1–9-442) приводит превосходное объяснение. По-видимому, когда комета не показалась, мистер Барбер из Итвелла снова засел за расчеты. Он обнаружил, что между 1556 и 1592 годами знакомое притяжение Юпитера и Сатурна сократило период обращения кометы на 236 дней, но какое-то другое влияние добавило 252 дня, что дало в результате 488 дней запаздывания. Это чудо посрамило бы любую кровоточащую статую — проникнуть взглядом сквозь три столетия взаимодействий, которых без божественного вмешательства не проследить и на три секунды.
Но кометы все не было.
Астрономы объясняли. Они продолжали расчеты и все еще занимались вычислениями десять лет спустя. См. «Recreative Science» (1860, 139). Это было бы героизмом, не будь это манией. Что было не так с мистером Барбером и интеллектуальными щупальцами, которые он запустил сквозь три столетия, остается неясным и по сей день, однако в 1857 году мистер Хинд публикует памфлет с объяснением. По-видимому, новые исследования Литроу дали новые подтверждения вычисленному пути кометы, и у мистера Барбера все было в порядке, кроме неточности исходных данных, которые теперь уточнены. Мистер Хинд предсказывает. Он указывает в будущее, подобно человеку, подогнувшему большой палец и растопырившему остальные. Мистер Хинд говорит, что по расчетам Галлея комета должна была появиться летом 1865 года. Обнаружилось ускорение на пятьлет, так что срок следует перенести на середину августа I860 года. Однако соответственно вычисленной мистером Хиндом орбите комета может вернуться летом 1864 года. Но из-за ускорения «комета должна появиться в начале августа 1858 года».
Затем производит вычисления Бомм. Он предсказывает, что комета вернется 2 августа 1858 года.
Кометы не было.
Астрономы продолжают считать. Они предсказывают, что комета вернется 22 августа 1860 года.
Нет кометы.
Я думаю, мы можем позволить себе немного смилостивиться, приходится выбирать: милосердие или однообразие. Для разнообразия перейдем от кометы, которая не появлялась, к той, которая появилась. В ночь 30 июня 1861 года в небесах возникла величественная пристыдительница. Одно из самых ярких светящихся тел современности объявилось так внезапно, словно пробило скорлупу Солнечной системы — если таковая существует. В газеты посыпались письма: корреспонденты хотели знать, почему астрономы не заметили приближения столь крупного объекта. Мистер Хинд объяснил. Он написал, что комета — мелкий объект и потому не была замечена астрономами. Никто не мог отрицать величины кометы; тем не менее мистер Хинд объявил, что она очень мала, а выглядит большой, потому что находится близко к Земле. Это не последнее объяснение: теперь говорят, что комета приблизилась со стороны южного полушария, в небе которого ее наблюдали. Все астрономы того времени соглашались, что комета приблизилась с севера, и никому из них не пришло в голову объяснить, что ее не видели, потому что она была на юге. Светящееся пятно, окруженное туманностью, величиной с Луну, ни с того ни с сего ворвалось на небо. В «Recreative Science» (3–143) Вебб пишет, что ничего подобного не видели с 1680 года. Тем не менее ортодоксы твердили, что объект мал и исчезнет так же быстро, как появился. См. «Athenaeum» от июля 1861 года — «столь малый объект скоро исчезнет из вида» (Хинд).
«Popular Science Review» (1–513):
В апреле 1862 года он все еще был виден.
Еще кое-что видели при обстоятельствах, которые не назовешь триумфальными — 28 ноября 1872 года профессор Клинкерфус из Геттингена, отыскивая комету Бела, увидел на орбите предполагаемой кометы метеоры. Он телеграфировал Поджсону в Мадрас, что комета видна рядом со звездой Тега Центавра. Я не утверждаю, что это из области чудес, но и высокой квалификацией не назовешь. Подобные драматические телеграммы воодушевляют верующих: астроном с севера говорит астроному на далеком юге, куда смотреть, точно называет одну крошечную звездочку на небосводе, не видимом с севера. Поджсон взглянул туда, куда ему велели, и объявил, что увидел то, что ему велели видеть. Но на заседаниях Королевского астрономического общества 10 января и 14 марта 1873 года капитан Тапман указал, что если комета Бела и появлялась, она никак не могла оказаться вблизи указанной звезды.
Среди наших последних эмоций преобладает негодование на всех астрономов, утверждающих, что они знают, приближаются или удаляются от нас звезды. При ближайшем рассмотрении кажется, что нас особенно раздражает астрономическая точность. Мы отмечаем, что гораздо легче определить, приближается или удаляется относительно близкая к нам комета. 6 ноября 1892 года Эдвин Холмс открыл новую комету. В «Journal of BAA.» (3–182) Холмс пишет, что, по расчетам разных астрономов, расстояние до нее составляет от двадцати до двухсот миллионов миль, а диаметр орбиты определяется от двадцати семи тысяч миль до трехсот тысяч миль. Профессор Янг пишет, что комета приближается; профессор Паркхерст пишет просто, что планета выглядит приближающейся к Земле; но профессор Берберих в «English Mechanic» (56–316) объявляет, что 6 ноября комета Холмса находилась в 36 000 000 миль от Земли, а 16-го — в 6 000 000 миль, и что она приближается настолько быстро, что 21-го комета столкнется с Землей.
Комета же как удалялась, так и удалилась.
4
Однако иногда я сомневаюсь, что астрономы так уж выделяются своей некомпетентностью. Слишком уж они напоминают мне косметологов и бакалейщиков, филантропов, высококвалифицированных счетоводов, составителей договоров, участников международных конференций, психологов и биологов. Я смотрю на астрономов примерно так, как капиталист смотрит на социалиста, или социалист — на капиталиста, или пресвитерианец — на баптиста, или демократ — на республиканца, или художник одной школы — на художника другой. Если ненадежность, или отсутствие основания, в любой области мысли видна всякому из ее противников, почему же мы не видим, что все так называемые основы всего нашего существования суть мифы и что все дискуссии и видимость прогресса — столкновение призраков или опровержение старых заблуждений новыми? Тем не менее я ищу более широкого выражения, которое бы оправдало нас всех — допуская, что так называемая неоправданность и бессмысленность есть наше видение частей и функций вне связи с основополагающим целым; некой основой, проявляющей свое развитие в терминах планет, и кислот, и мошек, рек и профсоюзов, и циклонов, политиков, островов и астрономов. Мы могли бы принять основополагающую целостность, для которой все наше существование есть различные проявления — разрываемые ураганами и потрясаемые борьбой Труда с Капиталом — и потом, для равновесия, нуждающиеся в отдыхе и расслаблении. Целое склонно к розыгрышам, и иные человекообразные, некоторые жрецы, философы и кабаны-бородавочники — всего лишь его грубые шутки; но астрономы — проявления иронии более возвышенного сор