Пророки — страница 29 из 65

— Как у тебя только язык поворачивается такое говорить, Сара.

— Ты права, — вздохнула Сара. — Не желала я, чтобы до такого дошло. Потому и приходить не хотела.

— Да хватит уже воздух-то сотрясать. И без того дышать нечем, — вставила Тетушка Би.

— Я и говорю, не давите на меня! — отозвалась Сара.

— Делай как хочешь, а только все же будь осторожна, — обернулась к ней Мэгги. — Помни, что рубить начинают, еще не взяв в руки топор. Поначалу одним взглядом обходятся. Поняла, о чем я?

Сара хотела было ответить, но тут со стороны хлопкового поля показалась Пуа. Она миновала Большой Дом и прибавила шагу, направляясь к хлеву. Сара с улыбкой кивнула ей.

— Быстро ты, девочка.

Пуа улыбнулась в ответ и вошла в хлев. За ней двинулась и Сара. Девушка вручила Мэгги зеленый тючок.

— Сама сумку смастерила? — спросила Мэгги.

— Да, мэм.

— Ну и ну. Хорошо получилось. Отлично просто! — Мэгги взяла у нее тючок и оглядела его со всех сторон. — Все принесла?

— Да, мэм. Осталась только та штука, про которую ты говорила. Тысячежизник.

— Ха! Тысячелистник, лапушка. Пошли-ка со мной. Я тебе его покажу.

Мэгги повела Пуа в дальнюю часть хлева. Возле Исайи с Самуэлем они ненадолго остановились. Пуа убедилась, что Самуэль по-прежнему дышит и даже стонет негромко, и пошла дальше.

Мэгги провела ее мимо лошадиных стойл в самый дальний и темный угол. Здесь, в полумраке, ярко алел цветок тысячелистника.

— В жизни не видала, чтобы цветы росли в темноте, — сказала Пуа.

— Такое редко встретишь. А тысячелистник и вовсе в темноте не растет. А вот поди ж ты. Ступай-ка сорви его и отдай мне.


— Принеси петуха. Да не дергайся, я его вечером тубабам на ужин приготовлю.

Все женщины стали кругом возле Исайи с Самуэлем. Выражения у всех на лицах застыли разные, за каждой числился свой грех. За Мэгги — важность, за Эсси — скорбь, за Тетушкой Би — восторг, за Пуа — мечтательность, за Сарой — равнодушие. Мэгги заметила это и понадеялась, что ни одно из этих настроений не выстроит стену там, где полагается быть окну.

— Мы покидаем комнату, чтобы вы в нее вошли, — начала Мэгги.

— Ведь это к вам мы взываем, — подхватила Тетушка Би.

— Верните нам память о возложении рук, — продолжила Эсси.

— Научите облегчать муки, исцелять, защищать, — добавила Сара.

Затем все обернулись к Пуа.

— Помнишь? — спросила Сара.

— …И любить в темноте, где никто не в силах тебя увидеть, — закончила Пуа.

— О великие, мы пришли посмотреть, как поет вода! — Мэгги кивнула, села на пол возле Исайи с Самуэлем и зашептала им: — Поначалу вам будет нелегко, поняли? Придется тоже кое-что сделать. Может, оно и нечестно, но вы должны отдать что-то взамен. Прародители бывают капризны. И чересчур требовательны. А может, это мы не понимаем, чего всесильные от нас хотят, и расстраиваем их. Но одно мы знаем наверняка: чтобы они услышали, кричать нужно громко. Сами знаете, барабанов у нас больше нет, придется звать голосом. И голос ваш должен перенестись далеко-далеко, в те места, откуда нас увезли. Пробить стену, преодолеть пропасть, отделяющую нас, живущих при свете дня, от них, пребывающих во тьме. Придется вам помочь друг другу. Один из вас сильный, другой — зоркий. Один твердый, другой — мягкий. Один смеется, другой плачет. Двойная ночь. Двое достойных. Стражи врат.

Мэгги понимала далеко не все, что произносили ее губы. Слова приходили к ней из иного мира, и она пропускала их сквозь себя, зная, что только так можно сотворить действенный круг. С закатившимися под лоб глазами она встала на ноги. Затем схватила петуха за ноги, круговым движением проволокла его по полу, а после свернула ему шею и пустила кровь. Пуа ахнула, и Сара тронула ее за плечо.

— Ш-ш, — прошептала она. — Не нарушай круг.

Каждая окунула левую руку в ведро: чуть раньше Мэгги смешала в нем нужное количество всех ингредиентов, и вода превратилась в пасту болотного цвета. Женщины разом вскинули руки к небу, а затем со всей возможной осторожностью возложили их на сочащиеся кровью следы, полосующие спины Исайи и Самуэля.

Исайя вскрикнул так пронзительно, что Самуэль вздрогнул. И Мэгги это заметила, хотя и смотрела в другую сторону.

— Верно-верно. Взывай к ним. Зови их сюда, — мягко сказала она.

Самуэль зажмурился и взвыл. Сара снова окунула руку в ведро и провела пальцами по его спине, вдоль отметин, оставленных жестокими дураками. Надавила на волдырь, тот лопнул, брызнула сукровица, и Самуэль наконец, не сдержавшись, испустил громкий крик.

— Не нужно стыдиться, — заверила его Мэгги. — Пусть стыдятся те, кто причинил боль.

Спины парней, густо покрытые жгучей пастой болотного цвета, теперь блестели. Женщины накрыли раны полосами ткани. Двигаться было больно, и Исайя с Самуэлем, распростершись на полу, взывали о милосердии, но пока так его и не получили. Исайя накрыл руку Самуэля своей. Тот хотел пошевелить пальцами, но не смог. И стоявшие кругом женщины поняли, что время пришло.

Они снова возложили руки на раны и хором воззвали к Ней. И в ту же секунду на небо явились тучи, мешая солнцу творить его преступный замысел. Во влажном воздухе потянуло надвигающейся грозой. И вскоре по выжженной земле застучали первые робкие капли дождя.

— Они здесь, — негромко объявила Мэгги, и все женщины разом обернулись.

Эсси увидела, как пыль струйкой взметнулась с пола и закружилась в воздухе. Изящно, словно живая. Нет, это не ветер ее всколыхнул. Эсси знала: это они дали знать о себе так, чтобы она ощутила их присутствие и не испугалась. Впрочем, она не испугалась бы в любом случае, напротив, ей не терпелось почувствовать, что они здесь.

— Возрадуйтесь, — объявила Мэгги. — Ибо у нас есть повод.

И все женщины дернули плечами и засмеялись.


— Который час? — спросила Пуа, подняв глаза к потемневшему небу.

— Тебе-то что за дело? Мы закрываем глаза, открываем их и по-прежнему остаемся здесь, — ответила Сара.

— Дак ведь тубабы скоро вернутся, — устало сказала Пуа.

— О них не волнуйся. Они знают, что мы тут. Если б мы мальчикам не помогли, они б не смогли больше работать, — объяснила Мэгги.

Пуа придвинулась ближе и рассеянно тронула губы. Казалось, в голове у нее мелькнула какая-то мысль и тут же исчезла. Виски пылали, нетерпение мурашками ползало по спине. Она встала, подошла к двери и высунула руку, ловя дождевые капли. Отерла влажной ладонью лицо и вернулась в круг.

— Что теперь? — спросила она.

— Теперь будем ждать, — ответила Мэгги.

Все женщины замолчали. Сара цыкнула, встала, отошла к дверям и привалилась к косяку. Дождь стихал. Буря, вопреки ее надеждам, так и не началась. Сара сама не понимала, отчего это ей так хочется увидеть, как молния пронзает небо. Почувствовать, как гром сотрясает внутренности, задает ритм, под который она распустит волосы, а после снова заплетет их в косички. Но, к сожалению, этого так и не случилось. Даже туман не лег.

Тетушка Би поднялась, подошла к Саре, встала с ней плечом к плечу и вгляделась в сгустившиеся сумерки. Те золотились всего мгновение, а после вывернулись наизнанку, демонстрируя всем свои славные лилово-багряные синяки. Пускай ее собственную красу здесь осквернили, все равно она будет любоваться прелестью природы. Ничто и никогда больше не покажется ей уродливым. Ни небо, ни река, ни Эти Двое, что лежат на земле, моля исцелить их.

Мэгги тоже подошла к ним. Ей необязательно было верить, что красота расцветает лишь там, куда не проникнут загребущие руки и несвежее дыхание. Не позволит она этому месту и дальше считать себя круглой дурой. Ни за что — до тех пор, пока у нее есть кулаки. А если и их отберут, ничего, культи-то останутся.

Эсси взглянула на трех женщин, застывших в дверном проеме. Вот ведь странность: отчего-то она до сих пор не мертва. Мэгги как-то сказала ей — мол, ее предки в свое время славились тем, что умели строить прямые углы. Но реши Эсси этим заняться, и само время скривилось бы. Пускай она заложница своего тела, пускай на него кто угодно может посягнуть, а все же она до сих пор жива и сияет ярче самой большой звезды в небе. Все эти мужчины и женщины, желавшие использовать ее вместо ночного горшка, ждали, наверное, что она сломается и станет кормом для червей. Может, кое-где она и пошла трещинами, но только в тех местах, которых никому не увидать. В сгибах локтей, между пальцами ног — там застревают воспоминания, и ничем их оттуда не вытравишь. Сколько раз они вставали у нее перед глазами, когда она гнула спину в поле или била ногой в промежность приставале, и принимались распевать: «Мы тут, милочка! Давай поболтаем».

Пуа подсела поближе к Эсси. Она тоже не понимала, как так вышло, что она до сих пор дышит. Кругом столько тубабов, которые только и ждут, как бы на нее наброситься, а все ж до сих пор не разорвали. «От коровы всегда будет польза. Не молоко, так телята. Не телята, так мясо. Не мясо, так молоко. Надругательство». Не стоит сейчас об этом думать. Мэгги сказала бы, что это время нужно полностью посвятить кругу.

Мало-помалу женщины стали возвращаться на свои места. Сев на пол, они образовали подобие круга. И тут же вдалеке наконец загрохотал гром. Сара вскинула голову и глубоко вдохнула. Словно попыталась отыскать что-то в воздухе, почти нашла, но в последний момент упустила. Она склонила голову. Мэгги тронула ее за плечо, и они глянули друг на друга.

— Знаю, лапушка. Все мы знаем.

Тетушка Би и Пуа покачали головами. Эсси прижала руку к горлу. Мэгги обернулась к ней.

— Спой нам, Эсси, — попросила она, надеясь, что песня вновь сплотит собравшихся женщин.

Эсси кивнула. Села, как принято было в древности, выпрямилась, ухватилась руками за коленки и принялась раскачиваться взад-вперед. Зажмурилась, склонила голову набок. А затем губы ее разомкнулись, и все женщины немедленно вздернули подбородки, округлили глаза, обхватили себя за плечи и, затаив дыхание, приготовились.