Для чего обернулся на этих парней? Он провел с ними всего несколько минут, но теперь не сомневался, что их придется продать. И не потому, что ему не удастся приумножить свое благосостояние с помощью их семени, но потому, что непослушание заразно. Пол твердил себе, что загадочная печаль, возникшая из ниоткуда и тяжестью осевшая у него в животе, вызвана тем, что теперь ему придется возиться с этими наглыми черномазыми, отдавать распоряжения, решать проблему. А вовсе не тем, что, посмотрев на них вблизи, он почти убедился: этим двоим, стоящим бок о бок в недоумении, суждено быть вместе.
Да, ему удалось создать раскол, но вовсе не тот, на который он рассчитывал. Возможно, он только укрепил их связь, дал понять, что вместе они со всем справятся. О чем, если быть с собой честным, вообще-то свидетельствовала и их работа. План Пола сработал слишком хорошо. Это ведь он отправил их трудиться вместе, и они отлично справились с его распоряжением. Он сам виноват: забыл, что они слишком невежественны, чтобы вести себя разумно. Но теперь, когда он увидел собственными глазами, стал свидетелем…
Нет! Чему такому он стал свидетелем? Тому, что черномазые ведут себя как черномазые? Что низменные создания тянутся к низкому? Он ошибся, нельзя было сюда приходить. Теперь они решили, что представляют собой некоторую ценность. Зря он так поступил.
Никакого мира между ними нет и быть не может. Отчего-то одна мысль о мире неприятно задевала что-то внутри. Пол ни за что бы в этом не признался, но, очевидно, в нем тоже жили еще какие-то первобытные инстинкты, служившие ему не столько броней, сколько целительным бальзамом. Это благодаря им его сейчас так неудержимо тянуло домой. Однако ноги не желали слушаться, земля под ботинками покачивалась. Тело отяжелело. Пол споткнулся раз, другой. Библия выскользнула из мокрой от пота ладони. Колени, подломившись, ударились о землю, и прежде чем свет померк, Пол успел увидеть, как к нему бежит Тимоти.
Что он делает на земле? Ах да. Ему, должно быть, стало дурно от жары. Точно не оттого, что, приблизившись к Самуэлю и Исайе, увидел исходящее от них сияние. Да и было ли оно вообще, или Пол просто себе его вообразил? Рабы, бывает, натирают кожу растительным маслом и после блестят на солнце. Скорее всего, в этом все дело.
Значит, солнце виновато вдвойне. Точно, это оно ударило ему в голову своими раскаленными лучами. Нужно выпить сладкой колодезной воды, и он тут же придет в себя. Пол обессиленно огляделся по сторонам. Сбежавшиеся со всех сторон рабы гомонили и спрашивали, все ли с ним в порядке. И воздух, так нужный ему, чтобы восстановить силы, едва проникал сквозь толпу. Пол замахал на них руками, веля отойти, и поднялся на ноги. Нетвердо шагнул вперед и снова упал на колени. Тимоти помог ему встать. Пол отряхнулся, сделал еще шаг, попросил Тимоти подобрать Библию и медленно, не спеша, побрел к дому. Тимоти поспешил следом.
Тем же вечером Пол молча ехал в коляске, почти скрытый от глаз тенью росших вдоль дороги деревьев. На козлах сидел Адам, лошади бежали неспешно, слаженно, ритмично стуча копытами. Пол смотрел Адаму в затылок. Похоже, начинает лысеть. Неужели он родился так давно? Пол вел подробные записи и все равно начинал сомневаться, что столько лет занимается делами. Но Адам был тому неоспоримым доказательством.
Улицы города заливал тусклый свет фонарей и свечей, сглаживавший очертания предметов. И на душе у Пола отчего-то стало легче. Успокоившись, он впервые стал внимательно вглядываться в окружавшую его городскую жизнь. Магазины давно закрылись, но на улицах до сих пор царила суета. Кое-где привязаны были лошади и рабы, а по широкой дороге, тянувшейся через центр города и делившей его на две половины, расхаживали ночные дамы и крепкие мужчины в широкополых шляпах и с болтавшимися у пояса, нередко пустыми, кобурами. Все они направлялись в только что открывшееся заведение.
В салун то и дело входили люди, и двери качались взад-вперед. Адам въехал во двор, и их с Полом окатило клубами табачного дыма и смехом. Адам спрыгнул с козел, привязал лошадей и распахнул перед Полом дверь коляски. Тот медленно вылез, поднял воротник и надвинул шляпу пониже. Видны остались только нос и рот, но для того, чтобы заглянуть ему в глаза, теперь пришлось бы потрудиться.
— Следи за коляской, — приказал Пол Адаму. — И помни, что у тебя с собой бумаги.
— Да, сэр. — Адам кивнул и уткнулся подбородком в грудь.
Направляясь к дверям, Пол заметил седлавших коней приятелей Джеймса. Все они были навеселе.
— Мистер Галифакс! — закричали ему.
Пол лишь слегка обернулся в их сторону, но отвечать на приветствие не стал. Мужчины сочли это неуважением, но, поскольку ругаться с Полом смелости у них не хватило, напустились на Адама.
— Гляди-ка, прям подумаешь, что этот черномазый — белый, только на солнце долго проторчал, — сказал один из них своим спутникам.
Пол улыбнулся и ступил на дощатый настил, ведущий к салуну.
Двери несколько раз качнулись у Пола за спиной и замерли. Внутри оказалось прохладнее, чем Пол ожидал, его пробрала дрожь, по затылку побежали мурашки. В воздухе витал какой-то сладковатый запах вперемешку с табачным дымом. Люди сновали мимо, не сразу узнавая его. Слишком были увлечены обстановкой, которую — имей атмосфера цвет — Пол назвал бы пунцовой. Словно беспечная женщина набросила платье на лампу и шагнула в объятия любимого, а весь мир, завороженный их ласками, притих и окрасился в цвета бешено бьющегося сердца и кипящей в жилах крови. Конечно, вскоре жар станет слишком сильным, вспыхнет пламя, но зрители, восхищенные дивными красками, даже не заметят, что мир их горит, и примут хлопья пепла за конфетти.
Это пунцовое против воли Пола пробралось к нему внутрь. Он пообещал себе, что сдержится и не позволит ему спутать мысли. Кругом улыбались женщины в по самое горло застегнутых платьях, мужчины поднимали в воздух кружки и временами проливали их содержимое на хохочущих подруг. И все это служило лишь прелюдией перед тем, что произойдет после, когда они выйдут на задний двор и спрячутся за бочки с водой, куда не проникает даже свет звезд. Платья будут задраны, штаны спущены, но круговерть не продлится долго. Скоро ее участникам станет стыдно, и они, не глядя друг на друга, разойдутся в разные стороны. Да, таков Виксберг, но таков и весь мир. Джеймс мало рассказывал об Англии, но его молчание и ускользающий взгляд говорили лучше любых слов. Пол ни минуты не сомневался, что, несмотря на разделяющий их океан, и там творится то же самое.
Он пробрался в дальний угол салуна и занял маленький столик у стены. Раз уж он решился сегодня прийти сюда без Джеймса, часто служившего буфером между ним и беспокойными жителями Виксберга, лучше было засесть в укромном месте. Пол собирался вернуться поздно и потому оставил Джеймса приглядывать за плантацией. Ему не хотелось, чтобы тот встревал в его размышления со своими недалекими советами. Он ведь мужчина, принять самостоятельное решение — его право.
Сквозь толпу к Полу пробралась официантка. Он лишь мельком глянул на нее, как ни смешно, зацепив взглядом неприкрытые части тела. А после почти не обращал на нее внимания: ни когда она спросила, что ему принести, ни когда вернулась с бутылкой виски и сомнительной чистоты стаканом.
— А я вас знаю, — вдруг обратился к нему некто, расположившийся слишком близко для человека, имеющего представление о хороших манерах. — Вы хозяин той хлопковой плантации. Галифакс, верно?
Повернувшись, Пол увидел худого мужчину в шляпе и с кружкой эля в руке.
— Плантация «Элизабет»?
Он кивнул, давая понять, что услышал, и понадеялся, что незнакомец отстанет.
— Обычно вас тут без кузена не встретишь. Где же Джеймс? Слишком пьян, чтобы пьянствовать?
Пол усмехнулся, плеснул себе еще виски и сделал глоток.
— Джейк. Джейк Дэвис, — представился мужчина, протягивая руку. Пол окинул ее взглядом и, помедлив, все же пожал. — Могу я к вам присоединиться?
Пол хмыкнул, снова плеснул в стакан виски и пожал плечами. Джейк поднял палец и одними губами приказал официантке принести им бутылку джина.
— Ваш кузен говорит, вы вроде не прочь продать парочку жеребцов, — начал он. — Так вышло, что у меня есть покупатель, готовый отвалить вам за них кучу денег. Куда больше, чем вы получите на аукционе.
Пол, прищурившись, посмотрел на Джейка.
— Хм. Не пойму, почему бы тогда ему самому не приехать на аукцион, как и всем остальным? — Он отхлебнул из стакана. — А еще мне интересно, что я буду должен вам за посредничество.
За пианино сел мужчина с большими глазами и длинными усами, частично прикрывающими губы. Полу подумалось, что улыбка его слишком широка для такого лица, из-за нее он смахивает на скверно написанный собственный портрет. Пианист ударил по клавишам и поначалу не попал в ноты. Но как ни пьян он был, вскоре из-под его пальцев полилась вполне стройная мелодия. Мужчина старался держать спину прямо и почти не смотрел на клавиши. Взгляд его скользил по посетителям, которые уже начали аплодировать и пританцовывать.
Пол принялся постукивать ботинком в такт. Мелодия напомнила ему колыбельную, которую пели матери сиделки, надеясь убаюкать ее и заставить забыть о боли. Однажды, придя в сознание, она описала ему эту боль. Сказала — ощущение такое, будто кто-то все складывает и складывает тебя вдоль, пока от тела ничего не останется. И каждый сгиб горит так, будто на душу положили докрасна раскаленную кочергу.
— Жжется, — жаловалась она.
Пол подал ей воды, но пить она не захотела. Сказала, от воды все затянет паром, а ей нужно, чтобы Пол видел, что с ней творится, и не допустил, чтобы такое случилось с ним. Тогда он не понял, что она имеет в виду, не понимал и сейчас. Звуки пианино вернули его в реальность, Пол быстрее застучал ботинком, хлебнул еще. Наконец-то виски ударил ему в голову, на душе стало легко и весело. А он того и добивался, хотел забыть — нет, вспомнить, что вовсе не утрата привела его сюда, а значит, горевать нет причин. Джеймс все верно сказал, только гордость мешала Полу признать, что не такая уж это большая цена за успешный бизнес. А что такое успех, если не стратегия, приносящая прибыль?