ятии, как он! Он-то хоть и сомневается да прет вперед как танк! А меня как одолеют сомнения, так хоть в петлю лезь...Не чувствует он этого, что ли?
Ликер выпит, Пашке пора к своей благоверной. Проводил его до метро, он уехал веселый, а я что-то не очень, все страдал, что не успеет на пересадку...
С утра - опять в школу. Сегодня будет полегче, у моих оболтусов сочинение. Вхожу тихонько. Замешательство в рядах противника, Мозгляков, или как его ласково зовут, Петюня, замечает меня первым и, издав приглушенный крик индейского воина, заметившего бледнолицых, вскакивает, одергивая пиджак. Из парты сыплются шпаргалки. Иночка Шмутц кокетливо вскидывает на меня свои огромные черные глаза с длиннющими ресницами и тут же томно их опускает. Вставать, когда входит мужчина, она считает излишним.
"Садитесь". Все садятся с неимоверным грохотом, а ведь парты с хлопающими крышками давно свезены на свалку... Как же это у них получается? Еще одна неразрешимая загадка природы. Открываю журнал и отмечаю, что Пенрикова опять отсутствует, а ведь у нее двойка за прошлое сочинение... Смотрю в план, ищу тему: "Страшен или смешон Молчалин"... М-да... Язык не поворачивается. Встаю и объявляю: "Тема сегодняшнего сочинения "Не уверен, не обгоняй!" Надеюсь, у них достанет ума понять, что речь не о правилах уличного движения. Черт, опять будет скандал на педсовете!
Гляжу на строчащих своих выпускников и думаю: а почему же именно эта тема насчет уверенности засела у меня в голове? Попытался представить свой класс пишущим контрольную по диалу. Сколько ни старался, не смог. Странное что-то со мной творится. Вспомнил, как я раз спросил у Пашки, что он думает по поводу огромного, просто страшного числа самоубийц среди талантливых личностей. Он тогда с готовностью, вызывающей удивление, прочел мне целую лекцию. Человек тесно связан с обществом, и когда он своими достижениями, скажем, ума, ставит себя несколько выше этого общества, связи, соединяющие его с ним, напрягаются. Если бы они были из резины, возникло бы механическое напряжение. Поскольку связи эти социальные, возрастает напряжение психическое. Здесь то же закон действие равно противодействию. С какой силой талант тянет общество вперед, с такой же общество пытается его возвратить обратно. Чем больше новизна, тем большее противодействие окружения она вызывает.
Потому-то часто люди, не выдерживая этого напряжения, пытаются порвать связи, уходя в затворничество либо вовсе из жизни. Человек, идущий вперед и обгоняющий других, должен быть уверен в себе, как никто. Легче всего плыть со скоростью течения - для этого вообще не надо тратить силы. Не вызывает противодействия только тот, кто не зарывается...
Так вот в чем дело! Дело в моей собственной неуверенности, неуверенности не в деле - в самом себе!
Устал я от этой двойной жизни! На работе - работа, а после работы тоже работа... А ведь люди кругом хотя бы после шести имеют заслуженный отдых, возможность отключиться... Общение с дорогими моими ученичками так меня изматывает, что страшно даже подумать о порождающих грамматиках Хомского или об аксиоматических методах, которые мне втолковывает Павел.
Ну вот, опять! Сегодня был, так сказать, легкий день. А голова такая тупая, что даже страшно как-то. Нет, все-таки, во мне нужной уверенности. Пока Пашка рядом - все в порядке. Нет его - и я работать как следует не могу. Ничего у меня с этим не получится. Мы с Пашкой давно решили говорить друг с другом на прямую, не жалея себя. Я позвоню ему и скажу, что выхожу из дела.
Глава 6.
ОБЕЗЬЯНЫ В КЛЕТКЕ
(Из дневника Ковалева)
Сегодня на работе так вымотался, что, казалось, ноги подкосятся и упаду прямо в вагоне, хорошо есть за что держаться руками. В глазах все дрожит в каком-то мареве, все плывет, не чувствую ни толчков, не слышу просьб подвинуться, по ногам ходят как по ступенькам. А ведь еще ждать автобуса, он редко ходит. Это все нервы... Говорили мне ребят: " Не суйся, вечно тебя, Пашка, на рожон тянет..." Правы они, конформисты проклятые! Нет, не сложился у нас все-таки коллектив - конформизм или пресловутое "... не лезь поперек батьки в пекло", как утверждают психологи., развиваются лишь в слабо связующих группах. Вот и провел социальный эксперимент! Сам над собой поиздевался... Да и стоит ли расстраиваться, ерунда ведь... Ну будут в учебниках писать не твою фамилию, а фамилию начальника... Дымов и сотр.! Как звучит! Господи, да в конце-концов, мне-то что? Ну престижная работа, ну почти открытие, да ведь мы с ребятами такое дело проворачиваем, что подобные открытия сможет любой школьник в день по десять штук производить! А начальство у нас - с юмором: какую славную притчу они мне рассказали о научном сотруднике, которого, после того как он в одиночку провел исследования, не удостоили чести стоять в авторах и вынесли горячую благодарность "за помощь в работе" в конце статьи!
Вот уж, действительно, к месту, так к месту! Черт, хорошо, что у меня есть свое большое дело в жизни, а то ведь впору было бы повесится! А я-то, глупый, считал их порядочными людьми, не верил до конца, даже спорить стал... Впрочем, понять их вполне можно - у них ведь такое яркое событие тоже впервые, редкий проблеск в однообразии будничного существования . Понять - значит простить, и я не в обиде на этих людей, да только вряд ли я смогу теперь с ними работать. Уж больно тошно! С надеждами на кандидатскую, наверное, придется распроститься.
Впрочем, пока мне, кажется, придется распроститься с моими пуговицами! Да куда же он трогает, у меня портфель там, в автобусе остался! Граждане, отдайте портфель, он где-то у вас под ногами! Ну, слава тебе господи, все в порядке. Портфель подмышкой, автобус уехал...
Дверь открыла Наталья Михайловна. Молча повернулась и вразвалку пошла в комнату. "Марина, твой пришел!" Ай-да теща! Если бы я верил в физиогностику, я бы только по затылку приписал ей массу самых разнообразных пороков. Вошла в комнату и демонстративно занялась ребенком: " У-ти маленький, у-ти какой класивый, у-ти опять пеленочку замочил... Марина, почему у ребенка опять пеленка мокрая? Вечно вам все указывать надо!"
Маринка, не взглянув на меня, с сожалением бросает свое вязание, пытается оправдаться: "Мам, но я ведь только что меняла..."Мокрая пеленка уже у меня в руках. "Отнеси в ванную!" Я подхожу к дивану и, склоняясь над Гошкой, подмигиваю ему, тихонечко подставляю ладонь под его упругие пяточки. Он лупит что есть силы! " Ну куда же грязными ножищами" возмущается Наталья Михайловна. - возьми тряпку и сейчас же подотри!" Петр Петрович как всегда у телевизора, даже головы не поворачивает. Ужин, по всему видно, еще не готов. Иду в ванную стирать пеленки, иначе, боюсь не выдержу. Включая воду, ноги дрожат, сил нет, сажусь на край ванны, впадаю в какое-то полузабытье. Звонок телефона. "Ковалев, тебя!"
Звонит Димка:
- Паш, что с тобой, твоего голоса не узнать!
- Да нет, ничего, все нормально...
- Как жизнь?
- Все в порядке.
- Слушай, Паш, я тут долго думал... Ну, в общем, я понял, я не смогу... Понимаешь? Сил у меня не хватает, заставить себя не могу... Только не обижайся на меня, ладно?
- Да чего уж там...
- Я решил, что лучше сразу, зачем тебя обманывать...
- Да, да...
- Ты извини, так уж получается... Я к тебе зайду на неделе, хорошо?
- Хорошо.
- Ну, бывай...
Вот так. Лучший друг. На остальных тоже пока нельзя надеяться. Один
Глава 7.
СОЛОВЬЯ БАСНЯМИ НЕ КОРМЯТ
(Из откровений Марины)
Так сказала мне мама, когда мы уже погрузились в такси и она, утирая своим мокрым от слез платком Гошкин нос, вдруг перестала плакать и решила напутствовать меня перед дорогой.
- Да, да, моя милая, не кормят. И ты это поймешь, как только останешься одна, без моей и папиной помощи.
- Ну все? Распрощались? - не выдержал Пашка. - Как будто на каторгу провожаете. Честное слово, терпение надо иметь!
- Наташенька! - крикнул с балкона папа.
- Ты простудишься!
Мама хлопнула дверцей машины и не оборачиваясь вошла в подъезд.
- Куда поедем? - спросил шофер, взглянув на Пашку с нескрываемым сочувствием.
- На Юго-Запад, - ответила я. . И закройте, пожалуйста, окно, а то ребенок простудится.
И мы тронулись.
Мысли у меня были невеселые. Уезжать мне, конечно же, не хотелось, хотя с мамой действительно нужно иметь терпение, потому что она не допускает никаких возражений, ну буквально ни в чем. Для нее существует только один тип людей - как папа, который никогда ни во что не вмешивается, ничего без нее не решает. "А как ты считаешь, Наташа?" - обычно спрашивает он и, слушая ее, всегда согласно кивает головой. А Пашка вовсе не упрямец и не "поперечник", как считает мама, и не из вредности почти всегда не соглашается с ней. Просто у него на все - свой собственный взгляд. Да это и закономерно, ведь воспитывался он совсем в другой обстановке, чем я. И я прекрасно это поняла за два года жизни под одной крышей с ним и с Тиной Васильевной. Она, к примеру, утром скажет: "Павел, если у тебя будет время, купи хлеба, я приду поздно." И если к ночи выясняется, что хлеб не куплен, потому что Пашка, придя с работы, зачитался и опомнился, когда булочную уже закрыли, то она только рассмеется, опять, мол, ты, сын, выступаешь в своем амплуа А для меня добавит что- нибудь вроде: "Так даже интересней, правда Маринка?
Вроде мы на зимовке, погода давно нелетная и у нас кончилась мука..."
В нашем же доме это стало бы из ряда вон выходящим событием. Мама просто-напросто вышла бы из-за стола, сделав вид, что у нее разболелась голова. Папа поглядел бы на нас с укоризной и, наскоро поев, уселся бы молча перед телевизором, сделав звук как можно тише Весь вечер мы все говорили бы шепотом, и если бы это я провинилась, то наверняка с тоской бы еще думала о том, как мне все это отзовется, когда я стану у мамы что-нибудь просить. . Моя мамочка убеждена, что все мы должны неукоснительно выполнять каждое ее указание в ту же самую минуту . А то, что у кого-то могу