Хорошо помню разговор с другом-евреем, оставшимся в Москве после окончания вуза. Его, родившегося в Киеве, в начальных классах регулярно «пытала» мать: не называют ли Серёгу одноклассники «маланцем»? Женщина, родившаяся уже после Войны, но впитавшая с молоком матери страх перед проявлением этого самого антисемитизма. Бытового, конечно, а не государственного, в чём нас обвиняют «западники». Что уж говорить о тех, кто либо сам пережил все эти погромы в детстве, либо во всех подробностях слышал о них от родителей? А тут находятся добрые заграничные дяди, которые обещают создать им страну, где подобное никогда не повторится, потому что это будет государство именно евреев. Ведь даже в Америке они — хоть и влиятельнейшая диаспора, но всё равно лишь одна из множества других. Ну, подумаешь, создать его собираются за счёт изгнания с этой территории представителей других национальностей! Они же, евреи, как-то сумели подобное пережить. Причём, очень даже не единожды. Вот и другие переживут.
Пожалуй, самым лояльным к Советской Власти является еврейское население Северного Крыма. Не без уродов, конечно, но в целом это именно так. И виной тому — Турция и её «длинные руки» в лице крымских татар.
Тут сложились воедино несколько факторов. Во-первых, крымскотатарское население очень хорошо помнит то, что царица Екатерина лишила их «суверенитета». Забывая, правда, что суверенитета их лишили намного раньше османы, превратившие их ханство в колонию Блистательной Порты. И та же Екатерина, завоевав полуостров, оставила им автономию и самоуправление. Лишь после отречения последнего хана и начавшейся бузы была вынуждена объявить Крым российской провинцией.
Во-вторых, крымским татарам и евреям есть что делить. По настоянию организации «Агро-Джойнт», именно северный, степной Крым стал местом массового создания еврейских колхозов и совхозов. Землю под это, естественно, отбирали у крымских татар, переселяя их в другие районы полуострова. Иногда выделялись даже более хорошие земли и в большем количестве, но «осадочек» у прежних хозяев этих земель остался. Этакий дурно выглядящий и пахнущий осадочек.
В-третьих, банальная человеческая зависть. Крымские татары, если вести речь о колхозах и совхозах, начинали это дело «на общих основаниях». А евреям-переселенцам по линии всё того же «Агро-Джойнта» поставлялась прекрасная сельскохозяйственная техника и инвентарь, стройматериалы, средства на строительство. Пусть при этом часть всех данных «пряников» перепадала и татарам, но в куда меньших объёмах.
В-четвёртых, турецкая пропаганда. Как ни ограждай население от «тлетворного заграничного влияния», а всё равно на полуостров просачивается агитационная литература с противоположного берега Чёрного моря. В которой, где латиницей нового турецкого алфавита, где арабской вязью, ещё понятной «старикам», а где и кириллицей, созданной «советами» для крымско-татарского языка, поднимается вопрос объединения крымских татар и турок в едином государстве. То есть, претензии Анкары на полуостров. Ну, и тема «ущемления религиозных чувств крымских мусульман». Причём, в тех агитках даже не скрывались намерения Турции высадить десант на полуострове и содержатся призывы не только поднять восстание и помочь турецким аскерам, но и изгнать со своих исконных земель всех «инородцев и иноверцев».
Увы, эта агитация возымела действие. Практически с начала 1941 года начались налёты «неизвестных бандитов» на еврейские сельхозпредприятия, избиения и даже убийства их сотрудников, запугивание и требования убираться из Крыма, обещания «всех вырезать, когда придут турки». В общем, надежда крымских евреев только на то, что их защитит Советская Власть.
И вот для того, чтобы подкрепить местные штаты НКВД (а также поискать «польский след» в происходящем), меня и откомандировал в Крым сроком на месяц недолюбливающий меня Лаврентий Павлович.
Ульрих Граф, 13 мая 1941 года
Проклятая Африка, проклятые французы. И ещё более проклятые англичане!
Нет, не удалось нам дойти до древнего Карфагена. И, пожалуй, уже не удастся. Оставалось совсем немного, меньше тридцати километров, и мы были бы уже в столице этой французской колонии. В городе, выросшем на месте, где когда-то жили самые лютые враги Римской империи. И даже после победы в Пунических войнах остававшемся главной житницей Древнего Рима.
Сейчас, глядя на бесплодные пески и камни, окружающие нас, в такое трудно поверить. Но, говорят, в те времена и даже позже, когда тут властвовали германские племена вандалов, климат был иным. Хотя, конечно, кое-что и сейчас осталось от той благословенной эпохи. Например, рядом с Загуаном, где расположен штаб дивизии Роммеля, сохранились руины храма воды. Из него начинается акведук, ведший к древнему городу Зака, на месте которого и стоит Загуан. Сам же городишко утопает в зелени, а его жители выращивают чудесные розы.
В Загуане мы оказались после неудачной попытки прорвать французскую оборону, развёрнутую в дефиле между двумя огромными озёрами. Очень удобное место для обороны! Это дефиле французы, защищающие город Тунис, укрепили не только траншеями, дзотами, пулемётными гнёздами и развёрнутыми в тылу артиллерийскими позициями, но и мощнейшими минными полями, по которым не прорваться ни пехоте, ни бронетехнике.
Разумеется, Эрвин не был бы сам собой, если бы не предложил глубокий обходной манёвр, чтобы ворваться в Тунис не с юга, а с юго-запада. Вот только лягушатники тоже учатся. Поэтому танковые батальоны, пытавшиеся осуществить этот замысел, попали в засаду. Пока они давили на окопавшуюся пехоту, отстреливавшуюся из многочисленных противотанковых пушек, откуда-то с горного массива, обойти который не представлялось возможным, ударили тяжёлые артиллерийские батареи. В результате от двух батальонов танков осталась рота. А следом в атаку перешёл английский танковый батальон, о прибытии которого в Тунис наша разведка ничего не знала.
Репутацию моего генерала спасла только быстрая реакция: он приказал понёсшему серьёзные потери полку отступить, а британские «Крузайдеры» встретил свежий танковый полк. И пусть у англичан уцелело не более пяти боевых машин, но и нам крепко досталось.
Этим дело не закончилось. Следующей контратакующей волной двинулась рота (всего лишь рота!) британских же танков «Матильда», которых наши танковые орудия вообще не брали. Остановить их удалось, лишь выставив на прямую наводку зенитные орудия калибром 75 миллиметров и гаубицы. Но после этого дивизию пришлось отвести на пополнение в этот самый Загуан.
Увы, без поддержки дивизии Роммеля итальянское наступление заглохло. Даже после того, как в бой вступили другие танковые части. Просто потому, что и машины в них не самые лучшие, как в нашей дивизии, и экипажи обучены хуже. Да и военным талантом, как у Эрвина, их командиры похвастаться не могут.
Хуже другое. Пополнения к французам и англичанам прибывают морем ежедневно, а итальянские корабли, везущие людей и технику, постоянно атакуют британские самолёты и корабли, базирующиеся на Мальте. Поэтому практически всё, от техники и личного состава до боеприпасов, топлива и продовольствия, приходится доставлять из Ливии по пыльным африканским дорогам. Сжигая при этом гигантское количество бензина. И тоже под непрерывными авианалётами английской авиации. Пока спасает лишь то, что англичане не научились атаковать колонны на марше в ночное время.
Меня, как немца, привыкшего к порядку и дисциплине, честно говоря, очень раздражает повальное разгильдяйство. итальянцев. Не просто раздражает, а иногда доводит до бешенства. Разгильдяйство, проявляющееся буквально во всём, от внешнего вида до выполнения приказов командиров и, самое неприятное, в отношении их к оружию и боевой технике. В общем-то, неплохой технике, если говорить о той, что сконструирована итальянцами, и просто великолепной, если речь идёт о новейших машинах германских конструкторов, поступившей в дивизию на войсковые испытания. Итальянцы, воюющие в дивизии, считают генерала Роммеля «зверем» только за то, что он требует от них исполнять положенные процедуры в обслуживании боевых машин и беспрекословно, точно и в срок выполнять приказы. В последнее время наметилась тенденция к снижению количества солдат, подающих рапорты о переводе к нам, несмотря на то, что наше соединение постоянно «гремит» в сводках с фронта как самое боевое, самое успешное. Да и сам Эрвин всеми правдами и неправдами старается перетащить под своё командование побольше наших с ним соотечественников, оказавшихся в итальянских войсках.
Осложнившаяся ситуация на линиях снабжения и нарастание усталости солдат привели к падению морального состояния солдат. Итальянских солдат, а не нас, немцев. Этим воспользовались наши враги, и фронт попятился от города Тунис. Пусть ненамного, всего километров на пятнадцать, но Эрвин мне откровенно заявил:
— Это только начало. Скоро нас отбросят к Сусу, а потом начнут теснить на юг.
— Неужели ничего нельзя сделать? — спросил его я.
— С кем что-либо предпринимать? С «макаронниками», которые думают только о том, как бы поскорее вернуться на свой «сапог»? Если бы мне дали хотя бы корпус, состоящий только из немцев, весь Тунис был бы уже наш. И не только Тунис, но и Алжир.
Его слова меня очень удивили, поскольку на моей памяти он впервые столь уничижительно отозвался о солдатах приютившей нас страны. Да, раньше мне доводилось слышать сетование генерала на их необязательность и несерьёзное отношение к службе, на непонимание командованием экспедиционного корпуса насущных проблем бойцов. Но такое прозвучало впервые.
— Ты, Ульрих, наверное, тоже заметил, что приходящие с новыми пополнениями не горят желанием воевать. И это только начало после того, как англичане и французы начали бомбить итальянские города. Те, у кого во время этих бомбардировок погибли родственники или знакомые, конечно, ещё горят жаждой мщения. Но ты прислушайся к разговорам остальных. Их лейтмотив — «зачем мы только ввязались в эту войну? Жили бы спокойно, а не рисковали остаться навсегда в этих бесплодных песках». С такими настроениями они побегут после первого же действительно серьёзного удара французов и англичан.