Катерники во главе с капитан-лейтенантом Кубышкиным с задачей справились отлично. Нас не заметил не только гарнизон, защищающий подъёмный мост через устье Днестровского лимана, но и патрули береговой охраны, которых тут же «сняли» пограничники, входящие в состав десантной группы. А перед рассветом подошли самоходные баржи, на каждой из которых привезли по пятьдесят красноармейцев с тяжёлым вооружением — пулемёты, миномёты и даже пару противотанковых 45-мм пушек. В общем, полноценный батальон.
С рассветом с криками «ура» мы пошли в атаку на деревушку у южной оконечности Будакского лимана, где и находился штаб подразделения береговой охраны. Настолько неожиданно, что румынские солдаты не смогли оказать никакого сопротивления. Каких-то двадцать минут, и деревня с пирсами для рыбацких лодок в наших руках, а двадцать пленных румын сразу же погрузили на «Дайхацу», возвращающуюся в Ильичёв Хутор за подкреплением.
Приказ командования я помнил прекрасно: не останавливаться, постоянно наступать, чтобы максимально расширить плацдарм. Поэтому отправил одну роту на запад, в направлении цепочки из двух озёр, разделённых между собой узкой косой, по которой проходит дорога на город Татарбунары. Сам же с двумя ротами продолжил наступление на север, чтобы очистить от войск противника западный и северо-западный берега Будакского лимана.
Сложно сказать, почему и там, куда рвались красноармейцы-десантники, враги не оказали сопротивления. Я бы сказал, были совершенно не готовы к нападению на них. Ведь во время первого штурма мы успели немного пострелять, и это должно было привлечь внимание хотя бы часовых. Но картина повторилась: мы бежали по деревенской улице, а на неё выскакивали полураздетые румынские солдаты и, увидев советскую форму на нас, поднимали руки. Примерно о такой же обстановке докладывали по радио и с запада. Каких-то три часа, и всего лишь одним батальоном мы сумели захватить плацдарм глубиной более пяти километров и протяжённость почти в десять. При этом в плен взяли почти семьдесят человек, не потеряв убитыми ни одного, а ранеными всего восемь человек.
Приказ о непрекращающемся наступлении я решил нарушить. Просто потому, что около пятисот красноармейцев при двух пушечках и восьми миномётах не в состоянии удержать даже такой плацдарм, не говоря уже о том, если мы его ещё расширим. Только после прибытия подкрепления!
А его пришлось ждать ещё два часа. Всё те же пограничные и торпедные катера сумели перебросить всего лишь роту, которую я направил на западный участок.
— Следующую волну сумеем доставить часа через четыре, — сообщил посыльный от капитан-лейтенанта Кубышкина.
Вот тогда и можно будет продолжить наступление.
Всё это время на юго-западном берегу Днестровского лимана грохотали разрывы снарядов. Это артиллерия из района курортного селения Каролино-Бугаз и городка Овидиополь обстреливала румынские позиции, отвлекая внимание от нас.
Следует сказать, что всё время, пока мы дожидались подкрепления, сидеть без дела не пришлось. Мы закапывались в землю на случай румынской контратаки. И она последовала. Но не на моём участке, а на западном. До роты румын попытались отбить село Николаевка со стороны Базарьянки, стоящей на берегу озёр Солёное и Бурнас. Но её встретили огнём из винтовок, пулемётов и миномётов, и противник в панике отступил.
Для переброски войск на плацдарм командование нашей 7-й армии задействовало всё, способное преодолеть морем те шестьдесят километров, что разделяет Сухой и Будакский лиманы. Вплоть до больших рыбацких парусных лодок-шаланд и портовых буксиров, подошедших из Одессы. В результате уже после полудня на плацдарме находился практически весь личный состав нашего 674-го стрелкового полка. Правда, пока без тяжёлого вооружения и некоторых вспомогательных подразделений. Так что я сдал командование над десантом полковнику Орешкину и снова возглавил родной батальон. С ним-то мы и продолжили наступательные действия, закончив очистку от противника побережья Будакского лимана вплоть до его северной части, носящей название «лиман Шаболат».
К вечеру 20 мая плацдарм расширился до двадцати пяти километров по фронту и пятнадцати километров в глубину. Правда, румыны уже очухались, и от моста через горло Днестровского лимана и от селения Шабо по нам била их артиллерия. А с воздуха нас атаковали румынские самолёты. Правда, без особого успеха, поскольку их очень быстро отогнали истребители, вызванные по радио от Одессы.
Дважды пыталась атаковать и румынская пехота. Но как-то вяло, группами, численностью до роты, сразу же отходившими, попав под огонь либо миномётов, либо дальнобойной артиллерии, стреляющей из-за лимана. Скорее всего, основные силы противник сосредоточил намного севернее, где пытается захватить плацдармы на советском берегу Днестра, а здесь оставил лишь незначительное количество войск, достаточное для того, чтобы занять укрепления вдоль лимана.
За ночь моряки перебросили нашу полковую артиллерию и пару батальонов личного состава следующего, 479-го стрелкового полка 150-й стрелковой дивизии. Соседи частично заменили наших товарищей на рубеже, обращённом к северу-западу, а мы с рассветом атаковали южную часть косы, отделяющей Днестровский лиман от Чёрного моря. И установили контроль над стратегическим железнодорожным мостом через горло лимана.
Если не считать бешеного огня малокалиберных зенитных автоматов, прикрывающих мост, то предмостные укрепления взяли довольно легко. Просто все они направлены фронтом в противоположную сторону, и гарнизон предпочёл сдаться, чем быть закиданным гранатами в своих дзотах и траншеях.
Теперь, когда инженеры опустили подъёмный пролёт моста, у нас появилась связь с «большой землёй». Пусть пока для этого подкреплению требуется преодолеть под вражеским артиллерийским огнём девятикилометровый путь по узкой песчаной косе, но ситуацию мы исправили в тот же день: перегруппировавшись, пополнившись боеприпасами, полк ударил на север, на большое селение Шабо, основанное в начале прошлого века швейцарскими виноделами. Именно близ него располагаются артиллерийские батареи, обстреливающие и нас, и эту косу.
Бой за Шабо затянулся почти на два часа, поскольку его обороняло до батальона румынской пехоты. Но она, опять же, сопротивлялась достаточно вяло, чуть ли не «для галочки». Хотя, конечно, некоторые потери мой батальон понёс. Но всё равно намного меньшие, чем бывало во время подобных боевых действий в Финляндии.
Как только замолчали румынские орудия близ Шабо, по косе со стороны Каролино-Бугаза потянулись колонны пехоты и техники. На Днестровский плацдарм выдвигается вся 150-я стрелковая дивизия. А может быть, и не только она. Ведь завтра нам брать город Аккерман, «Белую крепость» в переводе на русский язык.
Юзеф Бек, 22 мая 1941 года
Пятый день войны. По нашим планам польские войска, наступающие из района Жагаре — Ионишкис — Жеймелис в Литве, уже должны захватить Ригу, а те, что начали движение западнее, приступить к ликвидации русских войск, дислоцированных на Курляндском полуострове. Должны. Но ударная группировка всё ещё пытается расширить плацдармы на правом берегу реки Лиелупе и охватить северо-западную часть Елгавы. А русские тем временем оттягивают силы в Курляндии на восток, ближе к столице Латвии.
Войска одного из первых армейских генералов, Каземежа Соснковского, получившего это звание после германской кампании, наступая от Вилейки, Молодечно, Воложина, уже должны прорваться к Плещеницам и Логойцам, чтобы вскоре выйти на Борисов, охватывая Минск с северо-востока. Но они всё ещё топчутся на линии русских укреплений, оказавшихся весьма прочным препятствием.
Дивизионный генерал Вацлав Стахевич, автор плана «Восток», как называется план войны с Советской Россией, ради обещанного ему в случае успеха звания генерала брони (генерал-лейтенанта, — Авт.) проламывает русскую оборону на стыке Слуцкого и Мозырьского Укрепрайонов русских. И, кажется, у него это получается чуть лучше, чем у более опытного Соснковского. Но всё равно медленно, очень медленно.
На затяжные бои на Украине, где находится мощнейшая советская войсковая группировка, Юго-Западный фронт, мы, в принципе, рассчитывали изначально. В наших планах — сначала Латвия, Эстония и Белоруссия, а уж к тому времени, когда наши войска выйдут к Смоленску, и начать генеральное наступление на Киев. Мимо разрушенных до основания бетонных дотов Новоград-Волынского или какого-нибудь более южного укреплённого района, чтобы «раскрыть цветок» введённых в прорыв войск и двинуться по тылам других укрепрайонов в трёх направлениях — на север, к Коростеню и Припяти, на восток к Киеву и на юг к Виннице.
Отставание от графика кампании объясняется недооценкой некоторых применённых большевиками технических новинок. В частности, реактивной артиллерии. Мы знали, что русские в боях с самураями использовали авиационные реактивные снаряды, проявившие себя не самым лучшим образом, поскольку они имеют невысокую точность и взрываются на удалении от места пуска, которое нельзя изменить уже в воздухе. Но мы и предположить не могли, что они будут использовать их на земле, запуская с установки, смонтированной на автомобильном шасси. Залп нескольких таких установок производит такой же эффект, как артобстрел целого артиллерийского полка в течение четверти часа. По сообщениям с фронта, батальон, попавший под удар этим оружием, полностью теряет боеспособность из-за одного психологического воздействия на бойцов.
У русских, как выяснила наша разведка, существует несколько видов подобных боеприпасов, различающихся калибром. Это 82, 132, 241 и 310 миллиметров. Дальность стрельбы — от 3–4 до 13–14 километров. Взрыв снарядов последних двух типов по воздействию равнозначен разрыву снаряда главного калибра линкора.
Как оказалось, есть у большевиков и сверхдальнобойные реактивные снаряды калибром 220 миллиметров. Будучи выпущенными с дистанции более тридцати километров, несколько десятков таких боеприпасов, обломки которых были найдены на месте падения, поразили целиком два полка, готовых пойти в атаку. Причём, земля в месте удара оказалась изрыта так, словно целый пулемётный полк выпустил весь запас пуль, зависнув в воздухе. По одному из неразорвавшихся суб-снарядов выяснилось, что каждый из нескольких десятков таких, доставляемы