– Неважно, – отмахнулся Радич. – Научно-технический прогресс прожорлив. Те, чью смерть мне инкриминируют, все равно погибли бы, если не от голода и климатических катаклизмов, так в бессмысленной бойне за еду или клочок орошаемой пустыни.
– А их смерть в лабораториях что-то дала?
– Ну ты же застрелил меня, Шершнев. А я, как видишь, выжил, хоть и пришлось носить на груди не доведенного до ума кибернетического симбионта.
– Зачем ты излагаешь мне вероятности? В чем твой интерес, Радич? Доставляет удовольствие моя беспомощность?
– Я собираюсь выжить при любых катастрофических раскладах. Для меня не важно, станет Земля одной большой аномальной зоной или отчужденные пространства исчезнут. Моя цель – идеальный комплекс имплантов, способный работать только на энергии человеческого тела!
– И ты готов убить в своих лабораториях столько сталкеров и «мотыльков», сколько потребуется для получения результата?
– Да. И ты меня не остановишь. Мы были врагами, согласен. Но ситуация изменилась. Я не стал бы разговаривать с тобой, но ты мне нужен.
– Зачем? Я и так в твоей власти.
– Расходного подопытного материала у меня хватает.
– Но в единомышленники я не гожусь.
– А подумать не хочешь? Мне нужны подготовленные, опытные, решительные бойцы. Просто включи логику, Шершнев. Обдумай все услышанное. Оцени предложенный выбор. Может быть, рассудок подскажет, что я прав?
– Я подумаю. Хотя по-прежнему не понимаю, как ты собираешься использовать скоргов за Барьером? Ведь им недостаточно энергии наших организмов!
– Этого я тебе не скажу. Рановато. Ты еще ничем не заслужил моего доверия. А чтобы думалось лучше, скажу: тебя действительно имплантировали. Ты в экспериментальной группе. Не примешь быстрого решения – скорее всего умрешь. Попытаешься солгать, надеясь играть со мной, – тем хуже для тебя. Импланты в твоем организме позволят выжить в отчужденных пространствах, но при работе они станут причинять тебе такую боль, что сам приползешь назад, молить меня о смерти.
– Тебя?
– Меня, Шершнев, меня. Сам ты ничего поделать не сможешь. Решишь застрелиться – скорги тебя вытащат и с того света. Попробуешь еще раз – снова воскреснешь. Если тебе нужны грабли, чтобы расшибить себе лоб, – я освобожу тебя.
Иван понял – более внятной и конкретной информации от Радича не добиться. Но соглашаться на его условия при только что полученном предупреждении – безрассудно. Постоянная боль, от которой нет спасения, способна сломить любую волю. А становиться марионеткой Радича Ивану вовсе не улыбалось. Нужно искать другой путь.
– Я подумаю, – повторил он.
– Давай, но недолго. Да, и не рассчитывай на помощь мнемотехников. Я прекрасно осведомлен, что они контактируют друг с другом. Просто не препятствую их общению – пока у них остается иллюзорная надежда на побег, они стараются вести себя покладисто, старательно выполняя порученную работу.
«Уже зацепка», – подумал Иван.
– Я не очень-то на них рассчитывал, – произнес он.
Радич ничего не ответил.
Иван обернулся, но рядом уже никого не было. Станислав исчез, его фантом растворился, не оставив и следа своего пребывания на пространстве виртуального перекрестка.
Плохо дело… Но выход нужно искать…
Глава 5
За границей Барьера…
– Ну все, лейтенант, дальше нам не по пути. – Водитель «Муромца» притормозил у перекрестка. Главная дорога была проложена недавно, она тянулась вдоль Барьера, огибая его внешний периметр на почтительном расстоянии, второстепенная, изрытая траками гусениц, пересекала поле и углублялась в мрачный неприветливый лес.
– Спасибо. Выручил. – Рыжов спрыгнул с подножки, забрал из кабины объемистую спортивную сумку.
«Везет лейтенанту. В отпуске побывал», – подумал водитель.
Дверь кабины захлопнулась. Тяжелый армейский грузовик плавно тронулся с места и покатил дальше. Рыжов некоторое время смотрел ему вслед, затем повернувшись зашагал к опушке леса.
Две недели он скрывался в захолустном городке, километрах в пятидесяти от Барьера. Хорошо, что деньги, документы – все оказалось при нем на момент бегства из части. Вообще-то, перед боевым выходом положено оставлять лишь личный чип, для остального имелись специально оборудованные сейфовые ячейки в офицерском общежитии, но при царящем в батальоне бардаке на такие мелочи никто внимания не обращал.
Спецпропуск, дающий право перемещения в границах прилегающей к Барьеру внешней зоны отчуждения, и пара кредитных карточек помогли Рыжову успешно скрыться. До городка, название которого он поначалу не запомнил, лейтенант добрался на попутках, некоторое время скрывался буквально под носом у военной комендатуры, в заштатной гостинице, где к постояльцам относились с полным безразличием. Есть деньги – живи, нет – попутного ветра.
Несколько дней Рыжов пил, снимая стресс.
На четвертые сутки, больной от жестокого похмелья, он задумался: что дальше?
Опухший, в грязной гражданке, купленной в соседнем магазине, но уже замызганной во время беспробудной пьянки, он сидел на краю двуспальной кровати гостиничного номера, мучаясь от головной боли, страха и неопределенности своего положения.
«Да, как веревочке ни виться… И что теперь делать?» – мрачно размышлял он. Денег, заработанных на контрабанде артефактов, надолго не хватит. Потопейко, сволочь, платил по минимуму. Все призрачные надежды, что теснились в воспаленном сознании Рыжова, так или иначе были связаны с загадочным контейнером, который ему удалось припрятать.
Нужно тайком вернуться в часть.
«Но ты даже не знаешь, что внутри», – попытался урезонить лейтенанта внутренний голос, но у Рыжова тут же нашелся встречный аргумент, похоронивший остатки здравого смысла: десять матерых наемников синдиката погибли, отчаянно защищая груз. Не побоялись вступить в бой с армейской колонной, хотя легко могли бы бросить контейнер и уйти от столкновения.
Нет, там внутри что-то очень ценное. Скудное воображение Рыжова откровенно буксовало, когда он пытался интуитивно представить, что за артефакт достался ему по случаю. Дальше горсти н-капсул, собранных с какого-нибудь редкого металлорастения или плененного механоида небольших размеров, фантазия не шла.
«Нет, там что-то другое. Более ценное», – убеждал себя лейтенант.
Дело за малым. Вернуться, забрать кофр и проверить его содержимое. А уж покупателя я найду, что бы там ни оказалось внутри.
…Шагая в сторону леса, Рыжов испытывал оторопь. Он рассчитывал выйти в расположение батальона глубокой ночью и сейчас, в медленно подкравшихся сумерках, невольно вздрагивал от каждой тени или шороха. Лес, сильно пострадавший во время катастрофы пятьдесят первого, почти вплотную примыкал к свалке техники. Проселочная дорога была проложена самоходными грузовыми платформами, доставлявшими всякий металлический хлам от железнодорожной станции к месту складирования.
Рыжову было наплевать на исследования ученых. За год службы он интересовался только артефактами.
Лес расступался просекой. Среди старых деревьев, накрененных в противоположную от Барьера сторону, за истекшие годы густо разросся кустарник. Дорогу никто не охранял, она даже на картах не значилась, а после того как ученым урезали финансирование, на свалку техники уже не доставляли новые образцы, так что встретить здесь патруль либо нарваться на колонну Рыжов не опасался.
Оторопь внушал сам лес. Казалось бы, чего бояться лейтенанту, регулярно участвовавшему в рейдах через Барьер?
Тем не менее Рыжов трусил. Без экипировки и оружия он чувствовал себя голым, беззащитным. Частые вылазки в отчужденные пространства серьезно деформировали психику. За Барьером разрешалось открывать огонь по любой тени, и это правило, призванное сохранить жизнь, становилось опасной привычкой, грань между отчужденным пространством и Внешним Миром постепенно истончалась, а затем и вовсе исчезала.
Лес становился все мрачнее. Старая просека порядком заросла, в темноте чудились зловещие силуэты, несколько раз Рыжов сбивался с пути, забредал в колючие заросли ежевики, ему казалось, что прошла целая вечность, прежде чем за деревьями забрезжил скупой свет нескольких фонарей, освещающих территорию части.
Выйдя на опушку, он затаился, некоторое время наблюдал, пока не уверился – все спокойно, нет никакого усиления режима, дополнительных постов или патрулей. Все как обычно. Даже странно, учитывая события двухнедельной давности.
До ангаров – рукой подать. Они обычно не охранялись, отреставрированные механизмы, приносимые в жертву техносу ради получения крупиц данных, числились на балансе исследовательского отдела, ученые сами несли ответственность за сохранность своих «изделий». Видимо, ситуация ничуть не изменилась, по крайней мере подле ангаров лейтенант не заметил никакого движения. В принципе все понятно. Злодеев арестовали, проверка уже наверняка завершилась, и все вернулось на круги своя.
Он выбрался из кустарника и, крадучись, направился к ближайшей постройке.
Вокруг стояла звонкая тишина, лишь в отдалении, у блокпоста, слышался невнятный гул работы двигателя боевой машины. Призрачный свет Барьера заливал окрестности. Рыжов перешел с шага на бег, осмелел, чувствуя, что все пройдет удачно.
Вот и заветный ангар.
Обойдя его, лейтенант нашел дверь запасного выхода, через которую бежал две недели назад, приоткрыл ее, невольно съежившись от протяжного скрипа проржавевших петель, заглянул внутрь.
Темно, сыро и тихо.
Вот и хорошо… Рыжовым овладело лихорадочное возбуждение. Он и не думал, что все пройдет так просто. Ожидал встретить усиленные караулы, переживал, что уже назначили нового командира батальона, который с рвением начнет исправлять недоработки Петренко, но, к своему облегчению, ошибся.
Пыльные стеллажи с разобранными на детали механизмами, остов трактора, установленный на подъемнике, знакомая гора промасленной ветоши…
Он присел, запустил руки под стеллаж, нащупал торец контейнера.