Я:
Это правда. Но он не может не беспокоиться о том, что Кэтрин снова появилась. С ребенком.
В тихом коридоре раздается звонок моего телефона.
― Привет.
― Это его ребенок? ― спрашивает Винни.
― Он говорит, что нет. Но я не уверена.
― Где он сейчас? И где, черт возьми, она появилась?
― Он в своем гостиничном номере, собирает вещи, и, судя по всему, Кэтрин ― мать девочки из молодежной лиги, которую мы с Лиамом повстречали несколько недель назад. Грей увидел ее в газетной вырезке. — Когда я поворачиваю за угол, то обнаруживаю, что Лиам стоит в коридоре и ждет меня. Наши глаза встречаются. ― Винни, мне нужно идти. Просто присмотри за ним.
― Подожди. Подожди. Что это за херня, которую папа говорит о том, что у тебя есть парень? ― спрашивает Винни.
Я закатываю глаза.
― Пока, Винни. Поговорим позже. ― Я вешаю трубку, и тут же появляется сообщение.
Винни:
Этот разговор еще не закончен, Лия.
Я кладу телефон обратно в сумочку и подхожу к Лиаму.
― Ты потерял ключ от номера?
― Нет, я ждал тебя, ― говорит он.
― В коридоре? Почему?
― Понятия не имею. ― Он пожимает плечами.
― Ну, как ты думаешь, мы можем войти туда сейчас? ― Я указываю на дверь позади него.
Лиам ухмыляется.
― Или я могу трахнуть тебя вон у той стены и добавить эксгибиционизм в наш список.
― Наш список?
― Наш сексуальный список.
― У нас нет такого списка. ― Я смеюсь.
― О, ты не права. Он здесь. ― Он постукивает пальцем по голове. ― Каждое место, поза, количество оргазмов. Это список.
― Ты сумасшедший. И нет, мы не будем добавлять эксгибиционизм.
― Пока. Когда-нибудь ты мне позволишь. ― Он поворачивается и открывает дверь.
― Никогда. Этого не будет, Лиам Кинг.
― Ты сказала, что не позволишь мне трахнуть тебя, но сейчас мы делаем это довольно часто. Так что ты должна смириться, что «никогда» не означает ― никогда. Это значит ― пока ты не передумаешь.
Глава тридцать вторая
Лиам
Алия:
Забей побольше на льду, и, возможно, ты забьешь, когда уйдешь со льда.
Я в раздевалке, и тренер бросает на меня неприязненный взгляд, вероятно потому, что мне не положено разговаривать по телефону во время этих командных бесед. Но мне все равно. Я не буду игнорировать свою девушку.
Я:
Я забиваю каждую ночь, когда ты в моей постели. Буквально каждую ночь. Тебе действительно стоит переехать ко мне.
Последние два месяца у нас все прекрасно. Были ссоры, разногласия и много примирительного секса после. Но большую часть времени нам было так чертовски хорошо, что это просто невероятно. Я не знаю, как я мог испытывать хоть малейшую радость до того, как Алия оказалась рядом. Не думаю, что когда-либо испытывал.
― Кинг, как только ты будешь готов, мы ждем тебя, ― кричит тренер.
― Простите, тренер. ― Я бросаю телефон в шкафчик позади себя. Сегодня мы играем дома против «Даллас Долфинс». Это дерьмовая команда, и о победе в данном случае не стоит волноваться. Не понимаю, чего это тренер так переживает.
― Ладно, отправляйтесь в туннель. И помните, если вы сегодня проиграете, то станете посмешищем всей лиги, ― напутствует нас тренер.
― Постарайся не облажаться, Кинг, ― говорит Грей, шагая передо мной.
― Я не проигрываю, ― говорю я ему.
― Что случилось с той игрой против «Филадельфии» два дня назад? ― бросает он в ответ.
Он имеет в виду игру, которую мы проиграли с разницей в одно очко.
― Это ты вел себя как гребаный мудак и провел половину игры на штрафной скамейке, ― говорю я.
Я не знаю, что с ним происходит. Алия беспокоится о своем брате, но он держит свою проблему в тайне. Он предпочитает вымещать злость на игроках соперника. И на мне, на льду. Я знаю, что он намеренно позволяет мне получать удары чаще, чем следовало бы. В половине случаев он даже не пытается их остановить. Не то чтобы меня это волновало. Я справлюсь с тем, что меня пихают в борта несколько раз за вечер.
― То есть ты хочешь сказать, что без меня тебе не победить. Понятно. ― Грей пожимает плечами.
Я ничего не отвечаю. Вместо этого я выхожу на лёд. Толпа сегодня шумная, и когда я смотрю на трибуны, то вижу много людей с моим номером. Все больше фанатов «Рыцарей» признают меня, считая своим. Но они не те, кого я ищу. Я бросаю взгляд в сторону штрафной скамейки и нахожу ее. Алия сидит неподалеку со своими подругами. Я качусь к ней и останавливаюсь прямо перед бортом.
― Покажи. ― Алия смеется.
― Встань и повернись, ― говорю я ей.
― Нет, ― кричит она в ответ. На ней свитер «Рыцарей», но спереди нет номера, так что я не уверен, мой он или нет.
― Алия, не заставляй меня прыгать через борт, ― предупреждаю я.
Она вздыхает и поднимается на ноги. Когда она наконец поворачивается, хотя и неохотно, я вижу свое имя, написанное на ее спине.
― Отличный свитер. ― Я подмигиваю ей, а затем поворачиваюсь и направляюсь в противоположную сторону, туда, где все разминаются.
До конца третьего периода остается две минуты, и мы выигрываем пять шайб. Нет никаких сомнений в том, кто ведет эту игру, да и никогда не было. Судья вбрасывает шайбу, и я выигрываю, пасуя ее туда, где должен быть Грей, но его там нет. Нет, его перчатки и клюшка на месте, но не он. Потому что он сидит на каком-то бедном ублюдке, который, должно быть, не так на него посмотрел.
Четыре игрока «Далласа» набрасываются на Грея. Да к черту. К тому времени, как я до них добираюсь, Люк уже оттаскивает одного из них и бросается на него с кулаками. Я присоединяюсь к хаосу. Может, я и не лучший друг этого парня, но он все равно мой гребаный товарищ по команде. И я не собираюсь сидеть сложа руки и позволять кому-то избивать одного из нас.
Один на один ― это нормально. Но четверо на одного? Нет, блядь.
Меня бьют по голове чем-то твердым. Когда я поднимаю глаза, то понимаю, что это была клюшка. Какой-то гребаный ублюдок только что ударил меня клюшкой по голове. Я прихожу в ярость. Вцепившись в его форму, я отвожу правую руку назад и бью его прямо в челюсть. Его голова откидывается в сторону, и изо рта брызжет кровь. К тому времени, когда судьи смогли навести порядок, у нас на штрафной скамейке четыре игрока, а у «Далласа» ― три. Как, черт возьми, один из их игроков избежал этого, я понятия не имею.
Я смотрю туда, где должна быть Алия, прямо рядом со мной, пока я здесь. Но ее нет. Она ушла.
― Она не любит кровь. Не любит видеть кровь на льду, ― говорит Грей. ― Поэтому она уходит, когда начинается драка или что-то в этом роде.
― Но она любит хоккей, ― говорю я.
― Любит, но не драки. Она боится коньков ― во всяком случае, их лезвий.
― Понятно. ― Я киваю. Я понимаю, почему она не любит кровь и острые предметы. Ее собственная мать вскрыла ей запястье, когда она была совсем маленькой.
― Что ты имеешь в виду? ― спрашивает Грей.
― Просто с учетом того, через что она прошла, я понимаю, почему она не любит лезвия и кровь.
― Она сказала тебе? ― Он наклоняет голову, словно пытаясь что-то понять. Я киваю головой. ― Черт. Она не говорит об этом. Ни с кем, ― говорит он больше для себя.
Я испытываю чувство гордости от того, что она чувствует себя достаточно комфортно и безопасно со мной, чтобы говорить о том периоде своей жизни.
Я ухожу со стадиона так быстро, как только могу, когда игра заканчивается. Я сбегаю еще до окончания интервью. Они могут выписать мне штраф за ранний уход. Мне плевать. Мне нужно убедиться, что с моей девушкой все в порядке. Она прислала мне сообщение, что у нее болит голова, поэтому она рано ушла домой и что мы увидимся завтра. Иногда я думаю, знает ли она, с кем встречается. Как будто я не отправлюсь к ней…
Я вхожу в ее дом и смотрю на камеру, установленную над ее дверью. Я знаю, что ее отец следит за тем, кто приходит и уходит. Алия ненавидит это, но мне это нравится. Никогда нельзя перестараться с безопасностью, верно?
― Детка, ты здесь? ― зову я. В квартире темно и тихо, поэтому я пробираюсь в ее спальню и нахожу ее свернувшейся калачиком на кровати.
Она открывает глаза, когда слышит, что я вошел.
― Лиам, я думала, мы встретимся завтра, ― говорит она.
Я снимаю обувь и стягиваю через голову футболку. Оставшись в одних трусах, я забираюсь на кровать, кладу ее голову себе на грудь и обхватываю ее руками.
― Почему ты не сказала мне, что вид крови тебя беспокоит? ― спрашиваю я.
― Потому что это глупо. Не нужно придавать этому слишком большое значение, ― говорит она.
― Ты права, но я хочу знать. Я хочу знать все о тебе, Алия. Хорошее, плохое, уродливое ― не то чтобы у тебя могло быть что-то уродливое.
― Отличный ход. ― Она смеется.
― Я правда так думаю. ― Я пожимаю плечами.
― Я не люблю кровь и мне не нравятся лезвия. Но, в основном, мне не нравится, когда тебе причиняют боль. Я знаю, что это твоя работа и ты ее любишь, но я чувствую каждый удар, каждое столкновение. Не физически, конечно. Но когда тебе больно, больно и мне, ― говорит она.
― Значит, я тебе нравлюсь, да?
Она шлепает рукой по моей груди.
― Ну, ты так настаиваешь на том, что ты мой парень, и все такое, что я решила, что мне пора смириться с этим. Некоторые назвали бы это стокгольмским синдромом.
― Ты помнишь первый день нашей встречи? ― спрашиваю я.
― Как я могу забыть? Ты выбежал из душа голым.
― Тебе понравилось шоу.
― Ты голым убил паука хоккейной клюшкой. Это было уморительно.
― Я чертовски боялся этого проклятого паука. Я убил его ради тебя, потому что, когда я смотрел на тебя и видел страх в твоих глазах, я хотел стереть его с лица земли. Это заставило меня посмотреть в лицо своим собственным страхам.
― Я знаю. У тебя руки тряслись.
― Пауки ― поганые существа. Я их не люблю. ― Я глажу ее по руке. ― Дело в том, что какими бы ни были твои страхи, я хочу победить их вместе с тобой.