Прорыв Линии Маннергейма — страница 16 из 37

ийского производства, которые потом сами делали. Кроме этого в заграждения вкладывали заряды. Минировали они и площади перед плотными проволочными заграждениями, кладя мины прямо в снег. Использовали растяжки. Плотность минирования была очень большая. Двери минировали в деревнях. Первое время наши разведчики подрывались. Но с января мы уже по-другому воевали. В конце января в нашем батальоне мы сформировали второй отряд. Начали чувствовать эти мины. Смотришь – ровный снег, а если присмотреться, заметны маленькие бугорочки. В бинокль посмотришь, разведчиков пошлешь – да, стоят мины.

Часто приходилось ходить в разведку?

В разведку ходили каждую ночь. Первая задача – достать языка. Дело в том, что финны убрали население из зоны боевых действий. За все время только на одном хуторе нам оказали сопротивление мужчина и девушка, открыв огонь из винтовок. Мы дом обложили и через переводчика предложили сдаться, в противном случае пообещали сжечь дом. Они сдались. Мы их привели. Девушка, как потом мне говорили, была членом Лотта, и ее расстреляли. Водном населенном пункте зашли в дом, а в доме весит портрет Ленина. Ну, думаем, тут коммунист живет. Потом мне объяснили, что Ленина чтут за то, что он дал свободу, а тогда я этого не знал. Полезли в погреб. Там мясо, настойки, овощи. Вообще, в любом финском доме погреба были полные, но все запрещалось брать. Я мог бы картошки принести, но и это запрещалось. А у самих питание какое было: в сутки получали сухарь на четверых, да кусок конины. Мы в бане не мылись четыре месяца! На фронте нашего окружения не было воды. Был только один ручеек на нейтралке, куда ночью ходили брать воду и мы, и финны. Но когда политорганы прознали про это, то стали лупить друг друга. Кипятили снег, но, видимо, получалась пресная вода, и начались поносы, боли в животе. Вшей было много. Одежду трясли над раскаленными печками. Потом нам сбросили белье, пропитанное мылом «К». Кое-как помылись, надели белье – все тело горит. Потом это белье перестирывали и уже тогда носили.

Много пришлось пройти?

Ходили мы хорошо. Я думаю, за финскую я находил не меньше 300 км. Это по самому скромному подсчету. Когда 44-ю дивизию финны разбили, то часть войск прорывалась в глубину, на 337-й полк. Меня послали им навстречу. Когда я туда пришел, встретил только отдельных людей, остальные были отрезаны и погибли. Но сравним, к примеру, наши лыжи и финские. Наши лыжи не имели пексов – пришитых носов, а привязывались веревками за ногу. Чтобы сойти с лыж, надо развязать, встать – завязать. Очень хлопотно. Когда нам сбросили валенки, мы сами нашили на них шары и уже ставили ногу прямо под дужку.

Как вы были одеты?

Форма одежды была шинель, буденовка и сапоги. Сколько же груза было! Ранец, планшет, револьвер, винтовка, противогаз. Зачем все это нужно было? Морозы были страшные! Жгли костры и они, и мы в открытую: замерзали. Маскхалаты и валенки у нас появились, когда дивизия уже была в окружении в районе Кухмониеми. Сбрасывала авиация и теплое обмундирование – черные полушубки для командного состава. А как в атаку в таком полушубке по снегу идти? Тем более когда комбат впереди, в 25 метрах командир роты, за ним командиры взводов, а дальше – цепь. Конечно, финны били по офицерам!

Какого вы мнения о финских солдатах?

Как солдаты финны очень хорошие, и в ВОВ они воевали лучше, чем немцы. Я вижу тут несколько причин. Первая: они знали местность и были подготовлены к тем климатическим условиям, в которых воевали. Отсюда и вытекали мелкие различия в маскировке, тактике, разведке, которые в итоге приносили свои плоды. Огневая подготовка – мастерская. В бою – устойчивые. Но я подмечал, что, когда они атаковали нашу оборону, они бодро двигались метров до 100–150, а дальше залегали. Финны более расчетливы, чем даже немцы. Артиллерия финская работала слабо, а вот минометы – хорошо.

Вы были ранены?

В финскую я получил два ранения. Первое – тяжелое. Шрапнель от разорвавшегося в ветвях снаряда попала в левый бок. Хотя медикаментов у нас не хватало, у нас был прекрасный врач, капитан Ситников, который нас спасал. Пролежал я 11 дней в землянке и опять стал ходить в разведку. Легкое ранение я получил так. Через поляну был натянут плетень от снайперов. Стреляли их минометы. Мне надо было пройти боевое охранение, посмотреть, как с боевого охранения пойти в тыл финнам. Вот я пошел с двумя солдатами. Тут минометный обстрел, и меня в левую руку ранило осколком.

Какие взаимоотношения у вас были с начальством? С подчиненными?

С подчиненными дружба была. Люди были многонациональные, жили весело и дружно. Неуставных отношений не было. Меня солдаты берегли. Все же видят друг друга. Любые бесчинства со стороны командира окончились бы для него гибелью в первом же бою. Я в этом не сомневаюсь. Что касается начальства, то у нас к командиру батальона было отношение очень хорошее. Он же впереди шел со своим начштаба и комиссаром. К полковому начальству отношение было нормальное. Мне приходилось докладывать комдиву Гусевскому, начштаба Орлянскому и начальнику разведки Никифоровичу. Меня всегда внимательно выслушивали, не перебивали. Вообще, я считаю, что Гусевский – талантливый генерал. Пришлось однажды докладывать Мехлису, который к нам приезжал в Сауноярви в штаб дивизии, где провел сутки. Вот Мехлис оставил очень тяжелое впечатление. Он грубый, грозил расстрелять меня, если пленного не приведу ему наутро. Мы всю ночь проползали – никто из дотов у них не выходил. Когда я пришел, комбригу доложил, говорю: «Сейчас меня расстреляют». Гусевский меня ободрил: «Ничего, завтра пойдешь, он выйдет, и ты его возьмешь. А лишний раз рисковать не стоит». Он доложил Мехлису, и Мехлис меня уже не вызывал.

Какое оружие вы носили?

У меня были винтовка и наган.

Что вы можете сказать об автомате «Суоми»?

Пошли как-то в разведку. Дозорный машет. Я подхожу. «Командир, смотри, в снегу что-то блестит». «Всем отойти! Срубить мне длинную палку», – командую я. Думаю, если взорвется, только я один погибну. Стал толкать. Смотрю: магазин от «Суоми». Автомата не было. Со всего батальона комбат собрал технарей, и капитан Мурашкин, замкомбата, сидел всю ночь, разбирался, как этот диск снаряжать. Разобрался и нас потом научил. Автомат мы захватили, когда брали Хилики третьи. Но был строжайший приказ не брать ничего у убитых. Все сдавалось! Вот когда встали в оборону, тогда мы их стали применять. Я сам из «Суоми» стрелял. Автомат хороший, но очень тяжелый. Висит на шее как бревно. Вообще, сила автомата – в его моральном воздействии на противника.

Вообще ничего иностранного нельзя было брать?

Да. Я сбил капитана под проволочным заграждением. Мы сходили в контратаку. Вернулись обратно. Маскхалат с него сняли, а под маскхалатом шуба лисья. Мы эту шубу сняли. Гляжу: на руке у него часы «Павел Буре». Часов ни у кого тогда не было. Отнес я часы комбату. Меня комбат матом:

– Ты зачем принес?! Сейчас особый отдел нагрянет, начнет тебя таскать. А в разведку кто будет ходить? Забирай все это!

– Шубу-то уже резать начали, – говорю я.

– Зачем?

– Солдаты чулки теплые шьют.

– Ну пусть шьют.

А часы эти подарил снайперу. Он их привез домой, но в Кеми НКВД их отобрал. Запрещено было пользоваться. Например, у финнов были отличные компасы на спирту. У нас компас поставишь – стрелка крутится. А у их компаса стрелка как встала, так и стоит. Ночь наступает – компас освещен, а у нашего только на конце стрелки светящаяся точка. У финнов были лодочки, куда можно было поставить пулемет, положить боеприпасы или раненого. Легкая, внизу тонкий металл подбит. Она по снегу, как по воде, скользила! От лодочки шли две лямки: одна длиннее, другая короче, так двое тащат. А у нас лодочек не было. Ранят человека в разведке (были у меня такие случаи) – как его 20–30 километров по бездорожью на руках нести?! Невозможно! Пройдем 100 метров – все еле дышат. Делали, конечно, что-то типа носилок. Но попробуй его понести! Финские лодочки захватывали – не разрешали использовать. Сами потом стали из ящиков делать, но у нас она была треугольная с бортами по бокам.

У финнов были «кукушки»?

«Кукушки» были. Не верьте, когда говорят, будто их не было, это все равно что сказать, что мы были с автоматами. Я лично снимал «кукушку» на 600 метров. Врут они, что это разведчики были, а не снайперы. Бедой они для нас были. У нас тоже были снайперы – Рочев, Максимов, Пелех.

У вас были минометы?

Минометов у нас не было. В стрелковом полку я видел только 50-мм. Он в лесу бесполезный был, я считаю.

Когда 12 марта наступило перемирие, поступил приказ огня не открывать с 12 часов. Только в случае нападения финнов. Замкомбата Вознесенского отправили на переговоры. Во что его одеть – все изношенное, порванное, обгоревшее! Одевали всем батальоном. Еле-еле одели поприличнее. Всего было три встречи, на второй я присутствовал. Оружие на переговоры не брали, но под мышкой наган был. Нас было три человека, и навстречу шли трое финнов. Шли с белыми флажками. Один из финнов что-то держал двумя руками. Страшно. Встали. Дистанция была между нами 5 метров. Через переводчика стали общаться. Наши объявили, что мир заключен, война закончилась, радость большая: мы победили. Что больше не должно быть провокаций и выстрелов. Мы будем играть на гармони, петь песни, жечь костры. Они тоже повторили, что наше правительство заключило перемирие, что провокаций не должно быть. Под конец говорят: «Мы вас просим отведать нашего угощения». Снимают с подноса, что держал один из них, что-то типа накидки, и мы видим, что там лежат нарезанная рыба, мясо, кажется, огурчики и фляга, в которой оказалась настойка на ягодах. Я не пил, а рюмку выпил Вознесенский вместе с финнами. На первой и третьей встрече я не был, но знаю, что там они обменивались рюкзаками. Мы им положили консервы, галеты «Военный поход», водку. Когда мы уходили, нам было приказано взорвать всю оборону и засыпать траншеи. Финнам было приказано отойти от дороги на 100 метров. Мы пели песни, играли на гармошке. Они играли на губных гармошках. Видел я, что и руками нам махали, и кулаками грозили, ну и мы им отвечали соответственно. Потому как мы были в окружении, ничего за финскую мне не дали. Только значок «Отличник РККА». Правда, он был очень ценным. Что я скажу о финской войне. В политическом плане – проигрыш, в военном – поражение. Финская война оставила тяжелый след. Горя мы навидались. Потери мы несли очень большие – ни в какое сравнение с их потерями. Убитые так и остались лежать на чужой земле.