Наш замечательный медик, санинструктор Герасименко, сказал, что при таких длительных переходах из наших тел вместе с потом уносятся различные соли, без которых человек погибнет. Поэтому он сказал, чтобы мы на привалах пили крепко заваренный чай от пуза, на хлеб чтобы насыпали соли в палец толщиной. Обеспечил нам все это через ротного, который приказал старшине Петрову обеспечить всем этим и иметь запас на будущее, получив все, что нужно из батальона, мы их транспортом обеспечили, пусть раскошеливаются. А идти приходилось отрезками: передадут, что маршрут, допустим, 25 км, а прошли уж 40 км, а все конца нет. Солдаты и говорят: что-то ваши километры узкие, но длинные. А шли мы с одного фланга фронта на другой. И в этот день прошагали тоже около 70 км. Впервые наш батальон встал во второй эшелон. Поставили нас между двумя озерами по берегу речки, но позиций мы не занимали, а просто нам указали разделительные линии между ротами. Комбат Гнатенко Михаил Павлович собрал всех офицеров, сказал, что раз пришли к речке, всем хорошенько помыться, передохнуть, потом обед, краткие собрания. Итог операции командованием фронта, непосредственно маршалом Мерецковым, оценен очень высоко. Заключительный этап, включая марш, прошел очень хорошо, отстающих людей не было. Сразу это передайте своим сержантам и солдатам, потом подробно. Сейчас отдыхайте. Я попросился сходить через дорогу, где стояла рота, в которой командиром взвода был мой товарищ старший лейтенант Гоша Захаров. Он из Новосибирска, познакомились мы на курсах, привлек я его к соревнованиям по лыжам, участвовали с ним вместе в армейских соревнованиях в Алеховщине, причем очень успешно, завоевали общее командное первое место. Комбат мне сказал: для тебя что угодно, сходи навести своего друга, раз редкая удача. Своему взводу рассказал о том, что делать, и сказал, что сбегаю к другу, если что, то пошлите за мной, и побежал. Наш взвод отстоял от дороги метров на две сотни, и Гошина рота настолько же, но правее дороги. Не дошел я еще до дороги, остановились прямо передо мной две противотанковые пушки ЗИС-З, на студебеккерах забуксированные. Из кабины первой машины вышел лейтенант весь с иголочки – только что, видно, из училища. Звучно крикнул: «Командиры орудий! Ко мне!» Они выскочили из кузовов под тентом. А он им и говорит: «Сейчас пойдем выбирать позиции!» Я ему говорю, что пушки нельзя бросать на дороге, а нужно сразу же поставить на огневые позиции, хотя бы временно. Одну слева от дороги, а другую справа метров на 100, чтобы бить по боковой броне, а не в лоб. А танки могут пройти только через дамбу, по которой дорога пересекает реку. Правда, танков пока у противника не наблюдалось, но лучше перебдеть, чем не добдеть. Кто-то из командиров орудий сказал, что лейтенант этот дело говорит – пушки надо поставить, а потом идти на рекогносцировку. Но их командир забурчал, что не дело пехоте артиллеристов учить, где пушки ставить. С тем они и ушли. Не успел я отойти от дороги и десяти шагов, как сзади меня остановился «додж», из него вылетает полковник с красной рожей и орет: «Что ты, б. дь, бросил пушки на дороге, а сам побег! Тащите его в лес, пристрелите падлу!» Если бы я хоть чуть раньше вник, что это ко мне относилось, то я показал бы этому герою, как пристрелить, а тут подскочили автоматчики из его охраны. Автомат из-за спины, где он у меня висел на ремне, было поздно выдергивать. Человек шесть поперли со мной в лес, один из них зашептал: «Не спорь ты с этим идиотом, видишь, глаза залил. Ему самому только что втык сделали. Вот он и срывает зло на первом попавшемся. Да видим, что ты не наш, уйдем в лес, скорей скроемся с глаз, и иди куда шел. А наш как узнает, что фронт рядом, так сразу и укатит подальше». Я в лесу от них пошел к Гоше. Он очень обрадовался, попили с ним чаю. Когда я Гошин взвод искал, то сперва попал на КП их роты. Расположен он был на берегу озера, впереди взводов. Командир роты – переученный политрук, на мой вопрос, что же так расположили свои силы, сказал, что они же во втором эшелоне и все это неважно, пустая формальность. Еще я сказал ему, что можно 1000 раз все сделать правильно, а в 1001-й раз поленитесь и попадетесь на своей оплошности, да будет поздно, но ничего уж сделать не сможете. Все это учтите.
Когда мы с Гошей пили чай, слышны стали автоматные очереди и наших, и финских автоматов, но это было чуть слышно. Я с Гошей попрощался и побежал к себе. Пробегая мимо КП их батальона – 340-го, заглянул. Там комбат майор Буров вместе с ординарцем что-то мастерил из трофейных ремешков – похоже, уздечку ладили. Я спросил: не на вашем ли участке стрельба? Майор сказал, что у них все спокойно. Уходя, спросил у телефонистки просто так, давно ли говорила с ротами. В какой-то роте служил мой товарищ Миша Баранов, а телефонистка сказала, что связь пропала минут 40 назад. Я спросил, знает ли об этом комбат. Она сказала, что знает. Когда я подбежал к нашему батальону, то стрельба подкатилась ближе. Увидел, как по дороге Гоша промчался со своим взводом туда, где были слышны очереди. Шел я в роту, но повстречал нашего комбата, рассказал ему, что был на КП 340-го батальона, там связистка сказала, что минут 40 нет связи с ротами. Он попросил меня проводить туда. Там он поговорил с Буровым, потом связался с комендантом УР, а тот приказал нашему батальону держать оборону по речке и по берегам озер от прорвавшегося подразделения финнов. Нашей роте определили полосу обороны от дамбы через реку и влево от нее до озера, в которое она впадает. Капитан Жолобов велел мне вместе с ним, начиная, от дамбы располагать все наши взводы, и батарею, и пэтээры. Наш берег был высоким и крутым, урез воды подходил к подножью гряды на 20–30 метров, а другой берег пологий, переходящий в высоту, тянущуюся в километре от реки. Мы шли с Жолобовым и располагали пулеметы, пэтээры, пушки на прямую наводку, командир батареи поставил левее дамбы. Когда располагали пулеметы взвода лейтенанта Чайковского, он хотел один станковый пулемет поставить внизу у самого берега реки. Я сказал, что туда его ставить нельзя, сверху ему самое место. Когда мы подходили к озеру, финны подошли к берегу с той стороны. Все же успели расположить все взводы, все огневые средства. У меня был опыт насчет того, что в месте впадения течение замедляется, наносы выпадают в осадок, и в этом месте озеро можно перейти вброд. Для того чтобы не допустить финнов, нужно и на берегу озера поставить пулемет. Когда мы возвращались назад, то финны как раз и пошли вброд в этом месте, но напоролись на пулемет. Вернулся в свой взвод. Жолобов сказал, что если его убьют или тяжело ранят, то я буду руководить боем. Я ответил, что мой взвод в центре, там я и буду, надеюсь, что командир роты будет жив и здоров. Первым делом вырыли мы окопы в полный рост. По склону росли здоровенные ели. Нас финны не видели, а мы их наблюдали очень хорошо и обстреливали, конечно. Только одну попытку они сделали переправиться через реку. На их берегу еще от финской кампании остались окопы и землянки, даже с печными трубами. Тогда занимали их, кажется, тоже финны, которые здесь держали в окружении три дивизии.
Когда мы еще только отходили от дамбы, по дороге с высоты бежала группа наших воинов, они страшно визжали и выли, а их догоняли финны. Успел заметить, что как только по финнам стали стрелять из бронебоек, из пулеметов тоже, конечно, но когда бронебойные пули стали попадать в финнов, то они в ужасе побежали обратно. Но мне некогда было это рассматривать, нужно успеть, пока к этим местам не подошли наши противники, мы должны были занять позиции, пока они не переправились. Такой вот случай произошел у меня: начали рыть окопы, а Дмитрий Павлович Иванов говорит: «Бойцу Красной армии полагается пища через 6 часов, а сон 8 часов в сутки, поэтому, пока не накормят и не обеспечат полный 8-часовой сон, рыть окопы не буду». Я передвинул пистолет с заду на перед, при этом сказал, что если окоп он рыть не будет, то может зазря пропасть от любой случайной пули, а тем более осколка. Выроем ячейки в полный рост, тогда поспим по очереди, атам старшина и обед нам ночью привезет.
Грунт – галька, к счастью, переслаивающаяся с суглинком и потому не осыпающаяся. Хорошо, что дождя не было, а то все осыпалось бы. Было довольно темно. Финские окопы мы все прекрасно видели, не давали им высовываться. Речка неширокая, обычная лесная торфяная, глубокая. Жаль, что раньше не промерили глубину, а теперь не сунешься туда. Пришлось думать, как вышибать с этих позиций финнов. А что это придется делать, я не сомневался: в 1944 году везде мы наступали, нигде никто не отступал по всем фронтам, а тут на тебе: отступили и на солидном участке фронта, километров пять, подмыли финны. И если развивать наступление во фланг, то тогда можно потеснить фронт солидно. Финны, конечно, никакого контрнаступления начинать не будут. Но наше командование, скорее всего, на следующий день прикажет восстановить положение. И делать это придется нам. Вот я и соображал, как с меньшими потерями и побыстрее это выполнить. Лучше всего обойти противника вброд по озеру в том же месте, где они сперва пытались переправиться на нашу сторону и войти к нам в тыл, сзади нашего второго эшелона, то есть обороны, которую мы успели тогда на какие-то минуты раньше занять. Если через речку, то не по дороге, так как у них там самые крупные силы. По озеру прорываться успешно можно, только если выступить немедленно, ночью. Такого маневра финны навряд ли ожидают. Но за темное время собраться не успеем, а днем финны обнаружат и перебьют на озере. Остается только через речку, но на ней не видно ни одного мостика.
В роте были во время этой оборонительной операции потери. В нашем взводе все пока целы. Пока потери в моем взводе по сравнению с другими взводами наименьшие: под Токарями ранен один солдат Шелегин. Наказали его финны за то, что не хотел продираться при спуске с высоты по кустам, а выбежал на дорогу, на чистое место, где спускаться было легче. Это при том, что с начала наступления взвод наш все время шел в боевом охранении, два раза посылался в разведку, в результате одной, под Токарями, освободил от противника часть села, вернее, его половину, так как село небольшим озером делится на две неравные части. Так мы совместно с расчетом станкового пулемета старшины Плешкова выбили их из большей части села. После чего они отступили и из другой его половины, которую утром следующего дня «штурмом» пустую, без противника взял 40-й батальон. Перед самым наступлением вернулся с курсов снайперов сержант Белоусов со снайперской винтовкой, выделенной ему там же. Ночью я два раза одалживал ее у него, стрелял по головам наблюдателей. Попадал или мазал, не могу сказать. Передал ему винтовку, мне показалось, что прицел сбит. Белоусов очень остроумно проверил прицел: выстрелил в ветку, лежащую у самого уреза воды на их берегу, и заметил, куда попала пуля. Все время он стрелял по тому, что сам заметит.