Катуков посмотрел мне в глаза, — Моя бригада в ней тоже задействована?
— Да, Михаил Ефимович, — так же твердо ответил я ему, — и более того, мы с тобой должны будем… Как тебе это сказать… В общем, согласованность наших действий должна быть такая, чтобы все было, как по нотам. Поэтому и опытом мы должны обменяться, и бригаду твою придется доукомплектовать под поставленную задачу.
Давай так — о делах мы с тобой поговорим завтра с утра — сейчас в парк все равно идти бессмысленно. Что тут у нас и как, лучше растолковывать на наглядных примерах. Ехать обратно тебе тоже не надо — слишком поздно. Водителя твоего сейчас накормим, переночует он у комендачей. Для тебя тоже место в "гостинице" выделим, там между прочим интересные для тебя люди живут: Грабин, Астров, Шашмурин, Чупахин, Трашутин…
Катуков помотал головой, — Впервые слышу эти фамилии, товарищ Бережной, ну-ка просвети?
Я вздохнул, — Грабин — это вон тот дядя, с квадратным и сердитым лицом римского легионера. Он конструктор танковых, и не только танковых пушек. По крайней мере, на Т-34 и КВ стоят его изделия. Астров — это конструктор самоходки СУ-76 и легкого танка Т-60. Он тоже где-то здесь, но я его сейчас не вижу. Шашмурин — это конструктор средних и тяжелых танков… У вас его пока еще не знают, но он сделает так, что КВ забегают, как легкие "бэтэшки". Чупахин с Трашутиным — конструкторы дизеля В-2… - я задумался, — Если интересно, поговори с ними, лишним не будет. А то до товарищей ведь крайне редко доходят "вести с полей", отчего они, бывает, чудят не по детски.
— Хорошо, завтра так завтра, — тряхнул головой Катуков, — очень хочется взглянуть на танки, которые прошли через Гудериана как раскаленный нож через масло. Я с этим гадом в свое время столько намучился.
А сейчас, Вячеслав Николаевич, скажи мне, что это за прекрасная незнакомка со знаками различия военврача 2-го ранга, которая смотрит на нас таким строгим взглядом?
Я улыбнулся, — А это, Михаил Ефимыч, моя "половинка", жена Алена. Ты не подумай, не ППЖ, а самая законная. Вон, Леонид Ильич нас лично расписывал, по всем правилам. Да, чего хочет женщина, того хочет Бог. Одну минуту… — я подозвал к себе подполковника Деревянко, — Николай Владимирович, перед тобой генерал-майор танковых войск Михаил Ефимович Катуков, тот самый, настоящий. Ты же у нас главный танкист. Расскажи ему во всех подробностях, как ты под Чаплинкой отрихтовал "шустрого Гейнца". Обменяйся опытом встречного танкового сражения и глубокого рейда.
Потом покажи товарищу генерал-майору, где проживают конструктора. Морозов съехал, так что койка его свободна. Пусть дежурный с интендантом выдадут белье и прочее, все как положено. А я пойду, побеседую с начальником нашей медицинской службы, может, скажет чего интересного?
Вот и снова я в столице Советской России. Только мое нынешнее путешествие в Москву не было похоже на то, которое я совершил летом 1941 года. Большую часть суточного перелета над Арктикой я тогда пробыл в хвостовом отсеке летающей лодки "Каталина", в кресле пулеметчика. Слава Богу, что меня не заставили тогда вести наблюдение за воздухом, и стрелять из пулемета. Продрог я тогда качественно, и был еле жив, когда наша летающая лодка приводнилась в Архангельске.
В этот раз мой маршрут был более комфортным, но и более долгим. Четырехмоторный бомбардировщик В-24 "Либерейтор" с несколькими промежуточными посадками доставил меня в Москву через Аляску, Камчатку, и всю Сибирь. Я даже не упомню все те города, в которых мы совершали посадку. Маршрут через Лондон в связи с последними изменениями в британской политике был сочтен неуместным. Это дело только между нами и Советами.
Зимой русская столица выглядела так же величественно-прекрасно, как и летом. Я отметил лишь то, что по сравнению с прошлым годом москвичи стали выглядеть не такими озабоченными, как летом 1941 года. По всей видимости, это было связано с поражением немцев под Москвой и на юге России. Кстати, как мне сказали перед вылетом, активность немецкой авиации над Британией тоже упала. Вероятно, сказались большие потери люфтваффе на Восточном фронте. Встречавший меня на аэродроме в Москве 2-й помощник посла Льюэллин Томпсон шепнул на ухо, что его данным немецкое военно-морское командование весьма встревожено прорывом из Черного моря в Средиземное, а оттуда — в Атлантический океан, эскадры русских кораблей. Самое удивительное заключалось в том, что часть этих кораблей шла под военно-морскими флагами СССР, а часть… под флагами царской России. Объяснения такому феномену пока не получены.
Из американского посольства, расположенного в двух шагах от Кремля, в Китай-городе, я отправил в советский МИД просьбу о встрече со Сталиным. Помимо всего прочего, в этой просьбе говорилось о том, что я привез с собой послание мистеру Сталину от президента Рузвельта, которое я должен вручить адресату лично. Ответ из советского МИДа пришел в тот же день через несколько часов. Сталин назначил мне аудиенцию на следующее утро.
Советский вождь поздоровался со мной, и пожал мне руку коротко, твердо и любезно. На правах старого знакомого он поинтересовался моим здоровьем, и приветливо улыбнулся, узнав, что боли в прооперированном желудке меня уже не так сильно беспокоят.
Я передал Сталину личное послание президента Рузвельта с приложенным к нему русским переводом. Советский вождь, извинившись, отошел в сторону, и внимательно прочитал письмо. Потом вопросительно посмотрел на меня, и произнес своим низковатым твердым голосом,
— Итак, мистер Гопкинс, я готов дать вам все возможные разъяснения по поводу обстановки, сложившейся на советско-германском фронте. Что вас интересует в первую очередь?
— Мистер Сталин, начал я, — нас очень удивили и обрадовали известия о славных победах ваших войск над войсками противника в Крыму и на юге России. По нашим данным, во многом такому благоприятному для вас развитию событий способствовало появление новых советских кораблей, обладающих мощным оружием, и авианосца. Кстати, ни в одном из военно-морских справочников я не встречал упоминания о том, что в СССР идет строительство авианосца…
— Мистер Гопкин, — сказал Сталин, при этом хитро прищурившись, — сие означает в первую очередь лишь то, что мы умеем хранить военные и государственные тайны. Не более того. А корабли, о которых вы говорите, построены в России. Кстати, вас, наверное, интересует то, что на некоторых кораблях поднят дореволюционный флаг российского флота…
Я, внимательно слушавший Сталина, кивнул, когда мне перевели последнюю его фразу…
— Так вот, — продолжил Сталин, — в этом нет никакого секрета. Просто мы решили вернуть славные традиции старой русской армии и флота. Скажу больше, в самое ближайшее время выйдут Указы Президиума Верховного Совета СССР о введении в вооруженных силах погон в качестве знаков различий, командиры снова станут офицерами, а те военнослужащие, кто был награжден во время 1-й мировой войны царскими наградами, получит право на их ношение наряду с советскими наградами.
Я стоял потрясенный, не веря своим ушам. Значит ли все сказанное Сталиным, что СССР возвращается к тому, с чем так легко рассталась во времена Революции?
А советский вождь, улыбнувшись, посмотрел на меня, не спеша подошел к столу, повертел в руках свою знаменитую трубку и со вздохом положил ее обратно. Еще одна странность, неужели дядюшка Джо бросил курить? Не может быть!
— Мистер Гопкинс, — продолжил он, — я хочу сообщить вам, что прорвавшаяся в Атлантику советская эскадра направляется на Север, где она будет защищать караваны с грузами для СССР, идущими в Мурманск и Архангельск. Я думаю, что американские моряки там смогут более близко познакомиться с кораблями нашей эскадры.
— Мистер Сталин, — спросил я, — а эти корабли не приняли участие в недавно состоявшемся морском бою между английской и германской эскадрами, в ходе которого обе стороны понесли ужасающие потери?
— Нет, — коротко ответил советский вождь, — в этом сражении советские корабли участие не принимали. Как я уже сказал, у них была совсем другая задача. — При этом он опять с улыбкой посмотрел на меня, и я так и не понял, действительно ли было все так, как он сказал, или он мне чего-то недоговаривает.
— Мистер Сталин, — я задал ему новый вопрос, — мы были недавно опечалены неожиданной и странной смертью нашего коллеги по Антигитлеровской коалиции Уинстона Черчилля. Не повлияет ли его кончина на взаимоотношения между союзниками в борьбе с нацистами?
— Мы тоже очень скорбим о кончине сэра Уинстона Черчилля, — сказал Сталин, — при всех сложностях его характера, он был последовательным противником Гитлера. И я сомневаюсь, что мистер Эттли, который сменил мистера Черчилля у руля руководства Британской империи, сумеет так же решительно и твердо держать этот руль в своих руках, как делал это покойный.
Я сделал в уме заметку: Сталин, чуть ли не в открытую выразил сомнение в способности мистера Эттли сохранить верность обязательствам, данным союзникам Британии. Между прочим, такие сомнения были и у меня. Слишком уж он, как бы это сказать помягче, "договороспособный". Надо будет учитывать этот фактор во время дальнейших переговоров с советским вождем.
— Видите ли, мистер Гопкинс, — продолжил Сталин, — если говорить честно, то именно СССР в настоящее время несет основную тяжесть борьбы с гитлеровцами и их сателлитами. При этом мы ценим ту помощь, которую нам оказывают союзники. Именно для того, чтобы эта помощь поступала к нам своевременно и без потерь, мы и отправили на Север новейшие корабли Черноморского флота. Но нам бы хотелось, чтобы эта помощь была бы, если так можно выразиться, более целевой. Ведь часто к нам поступают образцы боевой техники, которые просто невозможно использовать на советско-гер