Выбросив нож уголовника за борт, Владимир обыскал его и связал, приказав шкиперу отчаливать и выводить баржу на середину реки.
– Лучше бы вы сошли на берег, – пряча глаза, попросил пожилой речник. – Я тихий, мирный человек и не для меня такие приключения.
– Больше их не будет, – заверил фотограф, протянув шкиперу несколько крупных купюр. – Держите и делайте, что вам говорят. На прощание получите еще, если доставите нас до места.
– А эти? – пряча деньги, боязливо кивнул на дверь рубки шкипер. – Я не хочу неприятностей с полицией.
– Наши желания совпадают, – усмехнулся Кривцов. – Отчаливайте!
Спустившись в каюту, он нашел бандитов сидящими у двери. Марта устроилась на койке, направив на них револьвер. Взяв у нее оружие, Владимир заставил уголовников подняться на палубу, вздрагивавшую от работы двигателей – баржа все дальше и дальше отходила от стенки набережной, выбираясь на стрежень Дуная.
Подведя Носа к борту, Кривцов разрезал ремень, стягивавший запястья уголовника, и подтолкнул его в спину стволом револьвера:
– Прыгай!
– Тут глубоко, – отшатнулся Нос, увидев темную, казавшуюся маслянистой воду.
– Не задерживайся, – снова подтолкнул его фотограф. – Я не собираюсь возить бесплатных пассажиров.
Он спихнул уголовника за борт. Раздался всплеск, и через некоторое время на поверхности воды появилась мокрая голова Носа. Следом за ним отправились его приятели. Убедившись, что все они могут держаться на поверхности и не догонят баржу, Кривцов снова спустился в каюту.
– Я хочу есть, – сообщила ему успевшая прийти в себя Марта.
– Сегодня ужин будет скудный, – доставая из-под койки заранее припасенную корзинку с провизией, сухо ответил Владимир.
Он поставил на стол бутыль сухого вина, положил яблоки, хлеб, круг колбасы, кусок отварного мяса и головку сыра.
– Кстати, вы так и не представились, – устраиваясь у стола, покосилась на него женщина.
– А вы не извинились.
– За что? Ах да, кажется, я обозвала вас мозгляком? Извините.
– Давайте сразу договоримся, – разливая в глиняные кружки вино, предложил Кривцов. – Вы будете беспрекословно слушаться меня и не задавать лишних вопросов.
– Хорошо. Что еще? – лукаво улыбнулась она.
– И еще не будете путаться под ногами, если опять возникнут осложнения. Я постараюсь разобраться сам.
– Думаете, они возникнут?
– Кто знает? – Он пожал плечами. – Кстати, вот ваш паспорт на имя Марты Ланкаш. Меня можете называть Карелом или Карлом, как вам больше понравится. А сейчас извините, я чертовски устал.
Кривцов снял пиджак и, не раздеваясь, завалился на койку, сунув в рот тонкую сигару. Прикурил и с удовольствием затянулся – блаженство.
– Мы что, будем ночевать здесь вместе? – допив вино, недовольно надула губы Марта.
– Придется, – равнодушно откликнулся Владимир. – Другой каюты просто нет. Шкипер всю ночь проведет в рубке, а меня вы можете не опасаться. Я не собираюсь смущать вашу нравственность.
– Вот еще, – фыркнула женщина. – Но мне надо помыться и привести себя в порядок.
– Я отвернусь к стене, – предложил Кривцов. – Или потерпите до завтра. Лампу можете не гасить, спать лучше в одежде: ночами на реке еще очень прохладно.
– Куда мы плывем? – сев на койку, тихо спросила Марта.
– Вниз по Дунаю, к словакам, в Венгрию[5].
Женщина легла, отвернувшись лицом к стене. Мерно шлепали по железному борту баржи дунайские волны, где-то прогудел буксир, мелко дрожала палуба, и противно дребезжала на столике кружка, слишком близко поставленная к кувшину с водой. Но лень было вставать и переставлять ее.
– Я уже думала, все, – не оборачиваясь, глухо сказала Марта.
– Рано заказывать панихиду, – устало зевнул Кривцов. – Все еще только начинается…
Циглер с нетерпением ждал возвращения Носа и его приятелей, то и дело поглядывая на часы и недоумевая – что они там копаются? Можно подумать, в первый раз пошли потрошить залетного попрыгунчика, вздумавшего поживиться на чужой территории. Уже ночь на дворе, а Нос словно провалился в преисподнюю.
Услышав условный стук в окошко, привратник кинулся к двери, стараясь сдержать радостное волнение, но когда он распахнул ее, невольно отшатнулся: на пороге стоял Нос – мокрый, грязный, с ободранным лицом и заплывшим глазом.
– Что случилось? – буквально втащив в крошечную прихожую вконец обессилевшего приятеля и тщательно заперев дверь, встревожился Циглер.
– Водки дай, – сдирая с себя мокрую одежду, просипел Нос.
Жадно опрокинув поднесенный привратником стаканчик, он разделся, завернулся в одеяло и сунул в рот дешевую сигарету.
– Что случилось? – повторил Циглер, глядя, как дрожат пальцы Носа, поднесшие к сигарете спичку.
– Сорвалось, – глубоко затянувшись, огрызнулся уголовник. – Твоя наводка оказалась полным дерьмом. Этот парень – ловкая бестия, знает приемы японской борьбы. Он нас обезоружил и выкинул за борт.
– Один? – недоверчиво переспросил Циглер. Темнит Нос, ох, темнит. Может, решил не делиться, спрятал барахло и плетет небылицы?
– Один, – уголовник распахнул одеяло и показал приятелю багровый рубец поперек живота. – Видел, как приласкал? Гейдель вообще едва выплыл с перебитой клешней.
– Жаль, – протянул привратник. – Добыча у него судя по всему была знатная. Полиция тут на ушах стояла, устроили форменную облаву и все переворачивали вверх дном. Только недавно угомонились. Я думал, ты пережидаешь шухер.
– К тебе тоже приходили? – насторожился Нос.
– Не волнуйся, – усмехнулся Циглер. – Я был нем как рыба. Ты же меня знаешь. Чего же он уволок такое?
– Какая разница, если нам ничего не обломилось, – наливая себе еще водки, откликнулся уголовник. – Если фараоны засуетились, то теперь надо как ракам: на дно и по норам. Я завтра исчезаю отсюда. Пересижу недельку-другую, где потише…
Начальник разведывательного бюро австрийского Генерального штаба полковник Максимилиан Ронге захлопнул лежавшую перед ним папку с донесениями, откинулся на спинку кресла и устало прикрыл глаза. Пожалуй, за последние четыре года – с тех пор, как он стал главой службы разведки и контрразведки, получив назначение на высокую должность в тринадцатом году, – это самая трудная весна.
Еще в первых числах апреля начали поступать сообщения о намечающемся русском наступлении в Буковине и Галиции. В середине месяца, во время Пасхи, появилось много перебежчиков, подтверждавших сведения о предстоящем наступлении, а в начале мая агентурная разведка с полной определенностью уверила командование, что на участке Карпиловка – Корыто следует ожидать наступления 8-го и 11-го русских корпусов. Предостережение поступило и от военного атташе в Бухаресте, сообщившего, что генерал Авереску в кругу своих друзей, – среди которых оказался агент австрийского разведывательного бюро, – заявил, что по сведениям румынского военного атташе в Петербурге русские скоро начнут большую операцию.
Агентурная разведка также доносила о наступательных замыслах противника на фронте Олыка – Тернополь и южнее Днестра. Причем начало атаки можно ожидать с часу на час. Но ограничится ли командующий фронтом русских генерал Брусилов отдельными ударами?
Открыв глаза, полковник подтянул к себе другую папку и достал справку о Брусилове.
Генерал Алексей Алексеевич Брусилов – правнук, внук и сын русских офицеров, – родился 19 августа 1853 года в семье 66-летнего генерала Алексея Николаевича Брусилова и 28-летней Марии-Луизы, польки по происхождению, в девичестве Нестеровской, дочери гражданского чиновника канцелярии, наместника Кавказа. Первенец. Кроме него, в семье было еще три сына: Борис, Александр и Лев, но Александр скончался во младенчестве.
Прадед генерала – Иван Иевлевич Брусилов – служил при Петре I, получив в походах и войнах весьма высокий по тем временам чин секунд-майора. Дед – Николай Иванович Брусилов, – окончил привилегированный Сухопутный шляхетский корпус, куда принимались только потомственные дворяне, служил в войсках, воевал с турками.
Отец генерала – Алексей Николаевич Брусилов – начал военную службу в кампанию 1807 года, затем сражался с Наполеоном, отступал из Москвы, участвовал в походе в Европу и взятии Парижа. Имел много наград, с 1839 года служил на Кавказе, где велась упорная и кровопролитная война: всегда и везде в строю, под огнем противника, на передовой. В 1856 году получил чин генерал-лейтенанта. Умер, когда старшему сыну исполнилось всего шесть лет.
«Да, но кровь предков какова!» – подумал Ронге.
Генерал Брусилов с детства свободно владел французским, немецким и английским языками, окончил готовивший офицеров гвардии Пажеский корпус, но в связи с недостатком средств в семье, по собственному желанию выпустился офицером в 15-й Тверской драгунский полк, квартировавший в Закавказье.
Когда началась Русско-турецкая война 1877–1878 годов, десятая по счету война между русскими и турками, Брусилов за семь месяцев заслужил повышение в чине и три боевых ордена. До 1881 года будущий генерал служил в полку, а затем поступил в открывшуюся в Петербурге Офицерскую кавалерийскую школу, где провел почти четверть века – сначала слушателем, затем преподавателем и, наконец, начальником школы в чине генерала. В 30-летнем возрасте он женился на молоденькой Анне Николаевне фон Гагемейстер, которая родила ему сына.
Но главное в том, что за годы работы в школе он узнал весь обер-офицерский состав русской кавалерии. А из их среды вышли многие сегодняшние генералы, командующие армиями, корпусами, дивизиями. И они знали Брусилова, верили ему!
В 1906 году Брусилова назначили начальником 2-й гвардейской кавалерийской дивизии и тогда же в статье, опубликованной в «Вестнике русской конницы», генерал впервые в мире выдвинул идею создания кавалерийских корпусов и даже армий.
1908 год для Брусилова примечателен многим – он овдовел, сын окончил Пажеский корпус и был выпущен корнетом в лейб-гвардии Конно-гренадерский полк, и объявлено о предстоящем назначении генерала командиром 14-го армейского корпуса, расквартированного в Царстве Польском, под городом Люблиным. В довершение всего последовал высочайший приказ о производстве в генерал-лейтенанты. Так Брусилов впервые появился у границ Австро-Венгрии!