ник находился в люльке стрелка, этот самолёт был оборудован колпаком пулемётной точки. Там были спаренные авиационные МГ. Тот боец имел звание старшины, он поглядывал вокруг, голова у него была увенчана немецким лётным шлемом с наушником.
– Ну что у вас? – спросил я, тряхнув пилота за плечо и просунув голову в кабину.
– От прикрытия мы уже ушли, и сейчас со снижением уходим к тому лесу, что вы указали. Лететь стараемся так, чтобы населённые пункты были подальше от нас. Но это сложно, тут и деревенек, и отдельных хуторов хватает. Нужно найти место для посадки, поляны на карте не указаны.
– Понял! – прокричал я тому на ухо, после чего, вернувшись в салон, стал будить парней.
До места, где по плану будет проходить посадка, осталось минуты полторы лёта. В общем, мы были на месте, и нужны все глаза, чтобы высмотреть внизу что-нибудь подходящее. Пусть у транспортника и не было иллюминаторов, это не пассажирское воздушное судно, но всё равно бойцы смогут что-нибудь рассмотреть. И я не ошибся. Когда все проснулись, привели себя в порядок, то пара бойцов надели каски и мотоциклетные очки, после чего один из них открыл дверцу и, держа другого, стал ожидать результатов его визуальной разведки. Сам «юнкерс» уже кружил над лесом. Боец достаточно быстро высмотрел неплохую поляну, даже две, но одну летуны посчитали короткой, ну мы и пошли на посадку. Да наудачу, так как проверить, подходит поверхность поляны для посадки или нет, мы просто не могли. Нет, выпустили, конечно, осветительную ракету, та упала на траву и горела, но вроде всё ровно. Однако всё оказалось не так радужно, при посадке последовал страшный удар, и, сильно накренившись на левую сторону, наш транспортник заскользил на брюхе, слегка разворачиваясь. В общем, сели. Плюхнулись.
– Все живы? – спросил я, когда самолёт замер и рёв моторов затих. – Есть раненые или пострадавшие?.. Бабочкин, опросить и доложить.
– Есть, – выбираясь из-под узлов с нашей формой, козырнул тот и стал, морщась, массировать плечо, видимо отбил.
Я же последовал в кабину, где виртуозно матерился Берёзов. Летуны не пострадали, только штурман пытался отстегнуть заклинившую пряжку страховочного ремня у кресла, тот встать ему не давал. Достав нож, я просто полоснул по ремню и спросил у старлея:
– Что, так всё плохо? Что это было вообще?
– Пенёк. Я успел приметить его, но вот уйти – уже нет, мы катились по земле. Прямо левым шасси врезались, и нам его оторвало к чёрту, так что отлетались мы, похоже, товарищ старший лейтенант госбезопасности. Шасси вырвано, крыло повреждено, у двух моторов винты погнуты. И это только то, что я из кабины вижу. Нужно осмотреть всё снаружи.
– Ну, отлетались так отлетались, – не особо расстроившись, сказал я. – При разработке плана операции я это тоже учитывал. Сейчас быстро разгружаемся, груз весь под деревья на опушку, и нужно будет что-то с самолётом делать. Нужно его как-то скрыть, а то любой, кто будет пролетать над лесом, увидит его, немцы дотошные, сразу начнут выяснять, откуда тот здесь взялся.
– А мы?
– А вы с нами. Ничего, у немцев «юнкерсов» хватает, ещё добудем. Я что-нибудь придумаю, будь уверен.
– Вы командир, вам виднее, – пожал тот плечами.
– Это правильно.
Развернувшись, я направился к выходу. Дверь уже была открыта, и бойцы, встав цепью, передавали друг другу груз, освобождали салон самолёта. Была опаска, что тот загорится, да и бензином резко запахло, вот бойцы и торопились, так что, чтобы им не мешать, я покинул самолёт и отошёл в сторону. Спросил у подбежавшего Бабочкина:
– Ну что там?
– Синяков хватает, а так никто особо и не пострадал, все держались. Только на Фомина коробки с пайками упали, он их пытался удержать. Колено зашиб. В той стороне я поставил часового, будет отслеживать округу, а вот там у кустарника пулемётчика с ДП посадил, отличная позиция, прикроет, если что. Разгружать самолёт закончим минут через пять. Бочки тоже?
– Обязательно, глупо отказываться от подобного оружия.
– Оружия?
– Мост деревянный облить и поджечь, или ещё какую гадость сделать – самое то. Или самолёт найдём, а топливо где брать? А оно у нас есть. Или тот же заряд объёмного взрыва, – пришедшая только что идея показалась интересной, и я задумался. – Хм, неплохая идея. Чего же я раньше об этом не вспомнил? Надо обдумать. Как её сделать, я знаю, на словах описывали, а личного опыта нет. Надо только подумать, как разом распылить бензин и подорвать его. Ничего, с Бабаевым посоветуюсь, вдвоём решим. Может, и получится что.
– Заряд объёмного взрыва – а это что? – заинтересовался сержант.
Мы с ним в сторонке стояли, бойцы споро заканчивали разгружать самолёт, летуны помогали им, подавали груз из самолёта, а сейчас пытались вытащить одну из бочек. Вот оттуда меня и окликнули, так что, пояснив сержанту, что этот заряд просто отличная и нужная вещь, я побежал к самолёту. Выяснилось, что салон разгружен, даже пулемёты из башенки стрелка сняли, вместе с боеприпасом, теперь нужно подумать, что делать с самим самолётом, так как до рассвета осталось меньше трёх часов.
– Что делать, что делать, – задумчиво пробормотал я, почесав затылок и стукнув пальцами по нижнему краю каски.
– Вот я и спрашиваю, что делать? – подтвердил Берёзов.
– А что в нашей ситуации мы сможем сделать? Тягача нет, чтобы отбуксировать под деревья, да ещё вон след какой от нашего приземления остался, значит, расходимся по опушке, лучше уйдем вглубь леса, и рубим небольшие невысокие деревья, приносим сюда и маскируем ими самолёт. Другого выхода всё равно нет. Так, старший лейтенант Берёзов, назначаю вас ответственным за маскировку. Мои бойцы будут приносить маскировочный материал, а вы – проводить непосредственное скрытие самолета. Буду проверять лично. Всё ясно?
– Ясно, – уныло вздохнул тот, явно мысленно костеря себя, что привлёк моё внимание к себе.
Дальше я тоже включился в дело, топоров было всего два, один маленький, другой большой плотницкий. Это наш сапёр затрофеил, пока мы подвижный патруль изображали да посты, но острозаточенные пехотные лопатки тоже годились в дело. Причём так, что свою наш силач умудрился сломать. Так что пока тот только переноской занимался, а новую лопатку он ещё добудет, уж я позабочусь. Вот так мы продолжали стаскивать к самолёту всё, что удалось набрать. В основном набрасывали сверху. Это чтобы с воздуха не видно было. Если кто на поляну выйдет, он так и так увидит всё что нужно, то есть обнаружит забросанный ветками самолёт, что уже подозрительно. Именно поэтому нам и была так важна маскировка с воздуха. За три часа мы справились, целую кучу веток навалили, обломок шасси в лес утащили, замаскировали борозду. Да теми же ветками забросали и травой. У сапёра нашего и коса имелась. Правда, без рукоятки, да и небольшая, как будто детская, но тот и ветку под рукоятку срезал, сам вставил и накосил сколько нужно травы. Хорошо замаскировали, даже я это признал. А ветки рубили в разных местах, чтобы не проредить одно место, так что это дело сверху не должно приметным остаться. Закончили как раз с рассветом. Теперь можно и задачу ставить.
Построив отряд – лётчики тоже стояли в строю, но в его конце, вроде как обособленно, – я хорошо поставленным голосом стал вещать:
– Товарищи командиры и бойцы. Мы находимся рядом с логовом хищника, что напал на нас. Ещё немного, последний рывок, и мы окажемся уже в нём, где будем действовать согласно обстановке. Наша задача не провести каких-нибудь операций с многочисленными жертвами среди мирного населения, этого нужно избежать, мы не немцы, а провести громкие операции, да такие, чтобы о них заговорил весь мир. Чтобы немцы в панике разбегались, как это делали раньше, крича о казаках на улицах Берлина. А такое было. Чтобы во всех мировых газетах появились фото советских бойцов, находящихся на улицах Берлина. То есть нам нужно поднять авторитет нашего государства и Красной Армии на максимальную высоту, чтобы все думали, что если мы по улицам Берлина спокойно ходим, то что будет дальше? То есть мы явим себя немецкому народу. А сами будем фотографироваться в разных узнаваемых местах. Плёнки с этими фото будут отправлены в Москву, и вас, вас всех, будет знать вся наша страна в лицо. Готовьтесь к этому, мы должны нанести такой моральный удар немцам и их союзникам, чтобы они ещё долго не могли оправиться. Это основная задача, детали по ходу дела будут прорабатываться. Работать будем так же, как на Украине, под подвижные патрули. Значит, ставлю первую задачу: добыть технику, желательно взять в ножи фельджандармов. После допроса пленных уже определимся с дальнейшими шагами. Лётчики идут с нами и также будут участвовать в фоторепортажах. На этом всё. Лётчики и часть бойцов остаются в лагере и подготавливают наш груз к транспортировке. Фомину через два часа начать готовить обед, а сейчас выдать лётные пайки. Завтракать будем на ходу. Остальные со мной выдвигаемся к ближайшей дороге. Будем брать технику. Бабочкин!
– Я!
– Отправь двух бойцов, пусть поищут дорогу или тропку, чтобы машины могли дойти до поляны. Если такая не будет найдена, придётся переносить груз на своих плечах до опушки леса.
– Есть.
Дальше, отобрав бойцов, я проверил, как на них сидит амуниция, поправил кое-какие детали, после чего скомандовал выдвигаться. Карту я уже изучил, определился, к какой дороге выходить, за старшего в лагере оставил Берёзова, а дальше всё зависит от нас, будет техника или нет. Как мне кажется, должна она тут быть. А вообще пригороды Берлина достаточно плотно забиты войсками, и больше всего среди них зенитчиков. Город прикрыт очень плотным противовоздушным зонтиком. На дорогах должно хватать военного транспорта, да и вообще военных, поэтому я надеялся не выделяться среди них. Только как тут не выделяться, если дивизия, в которой мы якобы служим, находится сейчас на Украине? Да и документы, что находятся в карманах, это подтверждают. Именно поэтому и нужно взять пару колонн, чтобы сменить принадлежность к местным подразделениям. То есть слиться с местными войсками. Мы ещё сохранили комплект документов и разные нашивки различных подразделений вермахта и люфтваффе, мало ли придётся притворяться командировочными. Бланки от последних у нас тоже были, нашли в портфеле одного из посыльных среди других бумаг.