– Один убьет десятерых?
– Один волк сильнее, чем десяток шакалов.
Шамси с трудом встал и, тяжело опираясь на посох, пошел к выходу. Собеседники проводили его взглядом.
– Стареет «железный Шамси», – произнес Абдулла, – раньше он не говорил глупостей.
– Ну так у него за плечами уже больше ста лет. Или меньше? А, Мустафа?
– Кто считает чужие годы, уважаемые… Но Шамси воевал еще с немцами, а после той войны прошло семьдесят семь лет. И надо сказать, что джигиты действительно не очень хорошие бойцы. Тот же Хусейн справится с любым из них. Не с десятком, конечно…
Уфа, санаторий «Зеленая Роща»
– Вызывали, товарищ капитан?
– Было дело. Заходи, конь шахматный.
Урусов прошелся по комнате и показал Боре на стул. Сам сел на второй. Сундуков и Соловьев развалились на койках, застеленных привычными армейскими одеялами.
– Садись. И слушай. Местные власти в помощи нам не отказывают. Но принять всех они не могут. Или не хотят. Но лично тебе предложено остаться у них. Работать в шахматной школе. И жить как нормальному человеку. Как до Войны. Почти. Мы тут посоветовались и решили, что это хороший вариант. Для группы один человек погоды не сделает. А тут…
– Это приказ?
– Такое нельзя приказать, – отозвался Сундуков. – Это совет, Боря. И возможность. Мы хоть и старые больные самовлюбленные мудаки, но не слепые. И видели кое-чьи глаза, когда этот кое-кто резался с молодежью в шахматы. А шансов дойти живыми до Таджикистана – мизер.
– Если это не приказ, я хотел бы идти дальше, – резко подскочил Юринов.
– Да на кой хрен тебе это надо?! – взорвался Урусов. – Мы все смертники, млять! Понимаешь, смертники! Мы пробьемся, насколько получится! Бригада придет туда, где мы последний раз вышли на связь, разнесет тех, кто убил нас, и пошлет новую разведку. Возможно, третья или четвертая доберется до твоих родных. Или до их костей. А может, и не доберется, найдут место раньше. Никто из нас до этого не доживет. Никто! А тебе предлагают жизнь! И любимое дело! Другого такого шанса не будет!
– Я…
– Заткнись, – обрезал всю дискуссию капитан. – Мы здесь еще неделю. Семь дней думай. Надеюсь, примешь правильное решение.
Боря вышел из штабной комнаты, спустился по лестнице и обессиленно плюхнулся на скамейку у входа. В голове было мутно. Намного мутнее, чем в первый день Войны. Жить здесь. В нормальном городе, где есть все, где люди ходят по улицам без оружия, где непуганые подростки могут в шутку кричать «Помогите!». Играть в шахматы. Учить детей своему искусству. Жить как человек. Когда-нибудь мир возродится и снова будут проводиться турниры. Он восстановит свои старые наработки, они все с собой, в ноутбуке и многократно дублированные на флешках и дисках. Придумает новые варианты. Будет одним из сильнейших игроков в мире. Или даже сильнейшим. Да не это главное. Вернуться в шахматы. Перестать воевать…
А ребята пойдут дальше. Потому, что есть ЦЕЛЬ. И они пойдут к ней через территории новообразовавшихся «стран» и откровенно бандитские анклавы… Пойдут, теряя людей и машины, ловя пули и осколки, подрываясь на минах… И где-то под Саратовом захлебнется кровью Димка Поляков, так и не увидев родного Волгограда… А чуть позже, в астраханской степи, вместе с «Тигром» сгорит Ванька Герман, поймав тонким бортом гранату из «РПГ»… Злая пуля найдет лейтенанта Соловьева, прикрыть которого не хватит одной пары рук, держащих автомат… И до Таджикистана дойдет только Андрей Урусов. Потому что Седьмой дойдет в любом случае. Но лишь затем, чтобы, умирая, выдохнуть в лицо Олегу: «Твой брат жив… В Уфе…»
А он будет стоять перед полковником Пчелинцевым, стараясь не смотреть в глаза, и что-то мямлить. Единственный выживший «рейдовик». Шахматист, гроссмейстер, домашний мальчик, абсолютно невоенный человек… Полковник пожмет плечами и уйдет вместе с бригадой. Уйдет дальше…
А навстречу бригаде пойдет семья, ибо мама, узнав, где он, не усидит на месте и своего добьется. Пойдут две невоенные женщины с ребенком на руках, почти старик с больным сердцем и Олег, брат, образец и почти супермен. Но все же только почти. Не супермен, не бог, а просто хороший боец, один хороший боец. Как это мало против всего мира…
И опять он будет прятать глаза. От маленькой Санечки, пятнадцатилетней девочки с обезображенным уродливым шрамом лицом. Единственной дошедшей…
Шахматист… Гроссмейстер…
– Ванька, дай сигарету! – попросил Борис вышедшего из корпуса Германа.
– Ты ж не куришь, – удивился тот.
– Дай!
Водитель пожал плечами и протянул открытую пачку. Боря неумело прикурил. Затянулся. Раскашлялся, плюясь и перхая. Бросил сигарету на землю и пошел к своему корпусу.
– Ни хрена, какие мы богатые, – процедил Герман, поднимая с земли почти целую сигарету. – «Кэмелом» бросаемся…
Боря не слышал. Он шел по гравийной дорожке санатория, не разбирая пути, не видя сквозь навернувшиеся слезы корпусов и деревьев. Он шел. Шахматист, гроссмейстер, домашний мальчик. А ныне – солдат N-ской десантной бригады полковника Пчелинцева. Он шел, а губы еле слышно шептали:
– Я приду, мама…
Таджикистан, Фанские горы, АйниБодхани Ахмадов
Вошедший был молод. Очень молод…
– Ассалам алейкум, Бодхани-баши!
– Ваалейкум ассалам. Твое имя Ирбис?
– Ты можешь обращаться ко мне так, баши. Хотя я всего лишь язык, глаза и уши Ирбиса.
– Я приглашал Ирбиса! В первый раз пришел человек, представившийся так же, как ты. И сейчас…
– Не стоит понапрасну гневаться, баши, – поклонился человек. Вернее – лишь обозначил поклон. – Снежный Барс непростой человек и не любит ходить в гости. Но все, сказанное мной, произнесено им.
– Хорошо. С чем пришел ко мне язык Ирбиса?
– Тебе просили передать, баши, что Шамсиджан сказал «нет».
– Это все?
– Остальное, сказанное в тот миг, неважно и лишь оскорбит твой слух.
Бодхани Ахмадов в ярости сжал кулаки:
– Я зарежу эту паршивую свинью! Я предложил ему стать моим младшим братом! Ему, грязному дехканину из нищего ущелья! А он говорит «нет», даже не объясняя причин!
– На твою первую фразу Шамсиджан дал ответ.
– Какой?
– «Попробуй».
Багровея лицом, баши пытался сообразить, как ответить на такую наглость…
Он уже неоднократно пытался захватить верховья Зеравшана и только терял людей. Матчинцев было меньше, они были хуже вооружены, но Шамсиджан оказался хорошим полевым командиром. Слишком хорошим для Ахмадова. А на все предложения союза следует категорический отказ. Даже сейчас, когда Бодхани использовал посредника. И не просто посредника, а самого Ирбиса, гарантия которого ценится на вес золота.
Придется и дальше терпеть в собственном тылу матчинскую змею, готовую ужалить в любой момент? Или попробовать еще раз?
– Ты не допустил ошибки, передавая мои слова?
– Ты сомневаешься в честности Леопарда Гор, баши? – Голос гостя стал холоден, как лед.
Бодхани понял, что немного зарвался. Те, кто неуважительно относился к Ирбису, долго не жили. День. Или два. Редко неделю…
– Нет, я не сомневаюсь в честности уважаемого Ирбиса. Разве что не уверен в точности его молодого «языка».
– Это одно и то же.
– Прошу прощения у Снежного Барса. Я был излишне горяч в словах.
– Извинения приняты, баши. Но в следующий раз будь сдержаннее. Ты хочешь передать кому-либо что-либо?
– Нет. Пока нет.
– Хорошо. Оказанные услуги оплачены. Не смею больше отнимать драгоценное время баши.
Уфа – Самара
Байназаров слово сдержал. На Самару отправились не одни, а с командой Юлаева. Причем сопровождение не ограничивалось двумя «фордиками», хотя без них не обошлось.
– Это «визитка», – сказал Салават по поводу машин, мягко говоря, неуместных на разбитых загородных дорогах, – в округе все знают: раз ментовские «Форды» идут – значит башкиры. А с нами лучше не связываться.
Кроме «визитных» легковушек шел еще автобус с бойцами и «КамАЗ»-контейнер, похоже, уфимцы планировали чем-то затариться.
– В Самаре, – рассказывал Юлаев, – власти нет. В смысле – единой власти. Куча бандитских группировок, каждая держит свой район или предприятие. На ТЭЦ одни, в порту другие. Их так и называют: «портовые», «тэцевские». Как ни странно, но при этом в городе в целом наблюдается какое-то подобие порядка. В основном, конечно, кто сильнее, тот и прав, но и общие проблемы решают. Например, свет в жилых районах горит. Отопление есть. Механизм нас особо не интересует, присоединять Самару мы не собираемся. По крайней мере, пока…
Все это было давно известно. За две недели, проведенные в Уфе, из несчастного Салавата вытащили всю информацию, какую только могли дать уфимцы. Естественно, по интересующим вопросам и кроме государственных тайн Башкортостана. Но тайны и не интересовали. По крайней мере, пока….
Урусов еще раз мысленно пробежался по планируемому маршруту. Итак. Самара, город победившей братвы. Не одного бандита, пришедшего к власти, а классической «братвы». Внешняя полупристойность, периодические переделы сфер влияния. И полная беззащитность обычных жителей. Потому и едем туда не одни. Чтобы никому из местных «смотрящих» не пришла в голову мысль поживиться за счет разведки. Конечно, два десятка бойцов ни одной «бригаде» не по зубам. Но сами «бригады» могут иметь другую точку зрения. И есть вариант, что рискнут попробовать на прочность.
Дальше самая главная проблема – через Волгу перебраться. По этому берегу идти – точно нарываться на неприятности типа петропавловских. До Балаково, если повезет, а то и до Саратова, может обойтись. Может и нет. Но вот дальше – не пронесет. Или пронесет, но в другом смысле. Гуляют по тем краям «хозяева степей». Даже не гуляют, живут они там. А где перебираться через Волгу-матушку – непонятно. Мостов и было не так много, чай, Волга не Речка-Вонючка какая. А уж что осталось… Тольяттинский сгинул вместе с ГЭС и самим городом. Балаковский взорвали сами балаковцы, перебираясь в Вольск, чтобы от казахов отмежеваться. Что с железнодорожным в районе Сызрани – одному богу известно, и то не точно. Да и не ясно, как по железнодорожному полотну машины тащить. И остается еще Саратовский.
Вот только с Саратовом непонятки полные. Город вроде как жив, хотя и не сказать, что цел. Но информации никакой. Странные там люди окопались. Никаких контактов с внешним миром не поддерживают и поддерживать не хотят. Попытки достучаться по рации, считай, провалились. Не считать же вменяемым ответом:
– Саратовская директория категорически против въезда кого-либо на ее земли с любыми целями.
И так раз двадцать подряд. В конечном итоге просто отключились. Хорошо, хоть не агрессивные: буркнули все же, что есть у них объездная дорога, по которой пропустят без стрельбы. Про мост ни гу-гу. Так что тоже может быть взорван. Закрытый анклав, с них станется. Да и не хочется тащиться триста верст под бдительным казахским присмотром. Уж больно у степняков взгляды жадные…
Единственным лучиком в царстве всей этой мостовой тьмы выступает то, что одна из самарских группировок активно обживает Жигулевские горы. Само по себе неудивительно, от гор там одно название, а район очень даже неплохой. Но он на другом берегу. А значит, должна быть налажена какая-то переправа. И есть смысл хозяев этих найти и с ними договориться. Хотя бы попытаться. Башкирские деньги в Самаре хождение имеют, а снабдили ими рейдовиков щедро. Видимо, очень уж хочется Тирану иметь сильного союзника. Хотя что уфимцам собственные деньги: увезут новосибирцы эти бумажки в неведомые края, считай и не печатали. Да и сумма внушительная только для двух десятков солдатиков. А в масштабах государства…
Въезд в Самару был свободным: заходи, кто хочет, бери, что хочешь. Если сил хватит. Думали недолго. Зашли, но брать ничего не стали, а сразу рванули в порт. Выяснять и разбираться.
Ситуация прояснилась на удивление легко. Саму Самарскую Луку «держали» так называемые «жигулевские», наименее агрессивная из местных бригад. Их и «братвой» можно было назвать с натяжкой, скорее отряды самообороны. Вот кому никакие войны были и даром не нужны. «Жигулевские» наладили образцовое сельское хозяйство, соответственно поставляли излишки в Самару. А транспорт через реку обеспечивали «портовые», коим перепадал за это немалый процент. Возили теми же паромами, что и до войны. Уровень воды в Волге после разрушения гидросистемы упал, но судоходной она быть не перестала.
С сибиряками «портовые» говорили спокойно и доброжелательно, уважительно поглядывая на «Форды», похоже, башкир здесь побаивались.
– Перевезем без базара, – говорил бритоголовый «качок» лет сорока пяти с толстенной золотой цепью на шее. – Только капусты отвалите по расценкам. Но с «жигулевскими» за проезд по Луке заранее перетрите, если без «терки» – на той стороне гнилой базар выйти может.
Ловить «гнилой базар» не хотелось, тем более что «разводящий» «жигулевских» должен был прийти вечером на том же пароме, на утренний рейс которого и могли рассчитывать сибиряки.
Еще не было и двенадцати, так что времени предстояло убить немало.
– Товарищ капитан, разрешите обратиться!
Урусов даже немного офигел от столь строгого уставного обращения. Уж в особом усердствовании на эту тему Юринова обвинить было трудно. Обычно подойдет и как истинный гражданский протянет: «Андрей…» А тут…
– Обращайтесь, товарищ ефрейтор!
Уставного запала Боре хватило ненадолго. Замямлил хуже, чем одиннадцать лет назад, когда совсем службы не понимал и всего стеснялся:
– Андрей… Раз времени много… Можно мне в город съездить… Я же жил тут… И бабушка осталась… Я понимаю, что ни одного шанса… Но вдруг…
Отпускать бойца в город не хотелось. Но… не зверь же, а времени и вправду до хрена. Капитан лениво потянулся и заорал:
– Ванья, хорош бейцалы теребить! Заводи «Тигру»! Прошвырнемся по местам местной боевой славы. Чем черт не шутит, может, повезет кому…