– Стареешь, Мустафа, – произнес Абдулла, – раньше ты не говорил глупостей…
– Подумай сам! – поддержал его Вагиз. – У старика за плечами уже больше ста лет. Или меньше? А, Мустафа?
– Кто считает чужие годы, уважаемые? Но Шамси воевал еще с немцами, а после той войны прошло без малого восемьдесят лет. И надо сказать, что, несмотря на это, я все равно уверен: «железный Шамси» и есть Ирбис. И сам баши тоже так думает…
Окрестности Астрахани
– Что это было? – удивленно спросил Бессонов, когда за гостями закрылась дверь.
– Это, – подавился хохотом Урусов, – была демонстрация торжества организованной мысли над организованной силой… Ты просто в первый раз это видишь, майор. Помянутого Сухова он десять лет назад на автоколонну развел. Навсегда и задаром.
– То, что нас тут вместе с Жанибеком, как мальчиков поимели, понятно. Я не понял, как это было сделано! Ну-ка, сержант, объясни диспозицию.
– Ефрейтор я, – поправил Борис.
– Нет уж! Теперь ты сержант. Старший. За такие подвиги на ниве дипломатии люди ордена получали, а нам что, званий жалко? Так, докладывай.
– А чего тут докладывать. Ему на фиг не нужно, чтобы бригада здесь обосновалась. Ради этого все сделает.
– Так не сможете вы здесь обосноваться. Обсуждали. Жрать будет нечего.
– Правильно. Не сможем. И Жанибек это понимает. Но он мыслит как бандит. Мол, придут военные, жрать нечего, пойдут у него отбирать. Боится, однако…
– А почему решил, что он мыслит как бандит? Может, феня игрой была.
– Она и была игрой. Но дело не в разговоре. Просьба пустячная. Чиновник предпочел бы навстречу пойти. Нормальный человек – тем более. А они права качать начали, да еще с наездом, на вшивость проверять. И не главный, шестерка. Уркаганские замашки. А с такими легко: шестерку на место поставить, чтобы не вякала, а старшему предъяву выкатить. Еще погонялами козырнуть. А когда получишь все, что хотел, оставить за ним последнее слово. Чтобы самолюбие козырное потешить.
Майор очумело покрутил головой:
– Просто как, однако!
Урусов, наконец, отсмеялся:
– Вот, майор, что такое русский гроссмейстер в действии. Секретное оружие полковника Пчелинцева!
– Ты что, в самом деле гроссмейстер?
– Ну… не совсем. Выполнил, а присвоить не успели – Война.
– Обзвездинеть!!!
– Борька, а откуда ты феню знаешь? Ты же гроссмейстер, культурный человек! Домашний, млять, мальчик!
– А я ее не знаю.
– Не понял!
– Это не феня была. Это базар по понятиям. Там три десятка слов помнить надо, чтобы перетирать вопросы.
– Один черт, не шахматисты же перетирают. Или так, пока никто не видит сопернику на ухо мульку затравить?
– Так у нас все пацаны во дворе на ней разговаривали. И в школе тоже. Я запомнил на всякий случай, вдруг пригодится…
Теперь смех разобрал Бессонова.
– А почему сержант, а не капитан? – выдавил он.
– Это мне папа объяснял. В Советском Союзе была только одна служба, сержант которой мог не обращать внимания на армейского майора или даже подполковника. Службы той нет давно, а ассоциации в крови сидят. Намертво. У всех постсоветских. И у казахов тоже. – Юринов сделал паузу, посмотрел на давящихся хохотом офицеров и закончил: – И капитана вы бы мне не оставили. А лычки забирать – не комильфо будет.
Смех у майора как рукой сняло. С минуту он внимательно смотрел на Бориса, а потом слегка ошалевшим голосом произнес:
– Так ты, паршивец, еще и меня на звание развел?!
– Так точно, товарищ подполковник! – лихо козырнул старший сержант.
Офицеры закатились в новом приступе смеха.
2024 год
Узбекистан, правый берег Амударьи
Попасть в засаду в горах на самом деле проще простого. Достаточно только выскочить на очередном повороте серпантина из-за угла и сразу уткнуться в ребристый ствол «дегтярева-шпагина-крупнокалиберного». А в пустыне? Оказывается, ненамного сложнее, если дорога перед спуском к реке пересекает полосу каменистых холмов. Даже не холмов, холмиков, но, по сути, чем это отличается от предгорий? Хорошо хоть тормоза не подвели. Но все же джип чуть не перевернулся.
– Приехали, – сам себе сказал капитан.
– Это точно, – согласился Борис.
Андрей хотел было потихоньку сдать назад. Теплилась мысль, что бывают чудеса и никто из двух десятков узбеков не услышал и, главное, не заметил нахальную машину.
Не бывает, однако, чудес. «ДШК» зашелся в хриплом вое, выплюнул короткую очередь. Жалобно заскрипели стойки кабины. Что-то посыпалось сверху. Урусов, вжавшийся в пол, поднял голову. Куска крыши как не бывало. Самая невезучая часть машины. В который раз туда прилетает… Зря астраханцы корячились, заплатки лепили.
– Убедительно, – согласился Юринов, проследив капитанский взгляд. – Думаю, самым лучшим вариантом будет поднять руки и выходить. Потому что если из моей головы сделать кабриолет, не уверен, что переживу.
– Вот и мне так кажется, – буркнул Урусов. – Пистоль заховай. Хай буде.
– Добже, пан ясный. – За долгое время, проведенное бок о бок, Юринов не только перестал удивляться, когда Урусов вставлял в речь фразы то по-украински, то по-польски, но и сам заразился этой привычкой.
– Эй, урус, выхады! – скомандовал пулеметчик.
– Что-то меня терзает стойкая дежявя, – сказал Андрей, потихоньку вылезая из кабины. Еще неизвестно, как дитя пустыни отреагирует на резкое движение. А двенадцать и семь в упор лечится только ямой два на полтора.
– Есть такое ощущение, – согласился Борис. – Только нам тут явно чаю с соленым лимоном не предложат.
– Зато опять крышу к херам снесли…
– Эй, урус, хады суда! – снова заорал пулеметчик. Из-за бруствера из наваленных камней на них смотрели человек пятнадцать. Минимум. Кто в местных халатах, рваных до невозможности. Кто в разнокалиберной гражданке. Присутствовала даже пара относительно новых «комков». Типичная картина раннефеодальных баронских дружин со скидкой на среднеазиатскую экзотику и двадцать первый век.
– Да тут я, тут! – рявкнул в ответ Урусов. И стал возле двери «Тигра». На машине уйти – никак. А вот двигатель может и прикрыть от первых очередей. А там попытаться спринтера изобразить. Или, к примеру, гранату засадить. Граната-то имеется на всякий случай, как без нее. Деталь туалета любого приличного джентльмена при выходе в постапокалиптическое общество, млять… Граната!
– Выжу, что тут! Паближе, падайды!
Да к черту все! Борьку осколками не достанет, если что. А «эфка» в каменном мешке рикошетов надает полной мерой…
– Сам подойди! – заорал вдруг капитан и выдернул из разгрузки гранату. Кольцо осталось в клапане. До «блокпоста» – три метра. Даже полуслепой разглядит, что к чему.
– Эй, хизмат-ака! Давай как честные люди договоримся! – Вот что «лимонка» чудотворящая делает… И грабки от гашетки убрал сразу, и акцент наигранный пропал…
– Можно и попробовать, – кивнул Урусов и шагнул поближе. Сразу же назад подались и узбеки.
– Стоять, шакалы! – рявкнул на своих пулеметчик. Те замерли, не сводя взгляда с руки Урусова.
– Видишь, урус, с каким сбродом приходится работать… – тоскливо вздохнул пулеметчик. – Я – Умид Мизафаров. Сержант Погранвойск. В отставке. Работаю местным баши.
– Андрей Урусов. Погранвойска и десант. Капитан. Действующий. Кем только не работаю.
– Я буду возносить хвалу Аллаху за такую встречу, «зеленый»! – радостно всплеснул руками Умид. – Жаль, что сейчас не конец мая!
– Андрей! – позвал Юринов, под шумок уже вытащивший из джипа «РПК». – Мне чудо-термос доставать? Раз на очередного сослуживца напоролись? Фонтан сами найдете?
– Боря, – не оборачиваясь, ответил Урусов. – Ты, конечно, тонкий этнограф и классный знаток привычек некоторых социальных групп, но все же, подозреваю, Умид-джан в первую очередь местный баши. И только потом уже пограничник.
– Увы, Андрей-джан, – хитро прищурился узбек, – но все именно так и обстоит, как ты сказал. И вообще, посмотри наверх и подумай, может, тебе лучше спрятать гранату, а твоему молодому спутнику положить пулемет обратно? Видит Аллах, такие джигиты, как мы с тобой, всегда сможем договориться по-хорошему.
Урусов окинул взглядом склоны. Мда…
Кем бы ни был сержант Мизафаров в прошлом, но засаду он организовал отлично… Человек сорок, если навскидку… Да и первые вовсе не такие уж овцы, как хотели показаться. Вон, щерятся остатками зубов. Ситуация, млять…
– Можно и поговорить. Можно и договориться. Как иначе. Боря, кидай пулемет обратно. Умид-джан, предупреди своих: мне гранату выкинуть надо.
Баши махнул бойцам сверху. Те сразу же пропали из виду. Урусов, оглядевшись и прикинув, чтобы никого осколками не зацепило, метнул гранату подальше.
– Настоящая, – хмыкнул баши, – а то мелькало предположение, что на понт тупого чурку берешь, – и, уже не сдерживаясь, расхохотался.
– И в мыслях не было! – улыбнулся в ответ Урусов.
Наконец Умид отсмеялся и вытер слезы. Махнул рукой, подзывая.
Андрей с Юриновым подошли поближе. Борис «РПК» все же не оставил в машине. Баши усмехнулся, но ничего по этому поводу говорить не стал.
За блокпостом, метрах в двадцати от позиции, оказался небольшой овражек. Натянутый тент, земля застелена брезентом… Еще бы холодильник с пивом, и гурий не надо.
– Слушай меня сюда, мой дорогой «зеленый» брат! – сказал Мизафаров, когда все трое удобно расположились прямо на брезенте. На входе замерли два автоматчика. Хозяин устроился у стены, чуть поодаль. Урусов привычно сел по-восточному. Борис скривился, но все же смог усесться как положено. Холодильника не оказалось, зато нашелся чайник со свежезаваренным зеленым чаем…
– Я весь внимание, мой не менее ценимый брат! – ответил Урусов, наполняя чаем пиалу.
Мизафаров помедлил немного, хитро улыбнулся щелочками глаз и продолжил:
– Кого другого, мои моджахеды положили бы прямо на дороге. Но видишь, как все удачно сложилось. Меня предупредили, что к моей земле едут на хорошей машине два хороших человека. Предупредили тоже хорошие люди. Вот я и подумал, что, тоже будучи хорошим человеком, могу сделать так, что всем будет хорошо.