Увы, не слышат. Сколько раз я уже и писал, и говорил прямо в лицо, да и я ли один… Не слышат! Увы…
Итак, не было королевы, исчезла первая фрейлина, и жизнь для меня потекла опять обычным путем, словно в царстве, где люди все заколдованы: видишь как будто бы живого человека, подходишь, пытаешься заговорить, а он, оказывается, деревянный. Или из железа. А чаще всего из пластмассы. И только кажется, что живой это человек, а на самом деле – заводная кукла с определенной жесткой программой внутри, кем-то вложенной… То же и с женщинами, только материал, из которого сделаны они, ближе, пожалуй, к поролону, резине или какое-то органическое полужидкое вещество.
ТТЛ – вот такую формулу-аббревиатуру вывел я: Тупость, Трусость, Лень. Это и есть то, что мешает всем нам, глушит нашу природу, губит наши способности, делает жизнь тоскливой и тусклой. Индианка и первая фрейлина – разве их не было в окружающем мире раньше? Если бы не случайность Васиной встречи, если б не случайность нашего с ним приглашения потом троих девушек, по случайности попавших нам на глаза в полумраке вокруг танцплощадки – разве состоялся бы столь долгожданный прорыв во всей своей полноте и, в частности, теперешние эти записки? Странно мы все-таки воспринимаем мир. То, чего нет перед нашими глазами, то, чего мы не смогли открыть, увидеть, считается нами безусловно несуществующим. Мир неограниченных возможностей, в котором мы тыкаемся, как слепые щенки, да еще и скулим о воображаемой «мертвости» этого мира, суживается нами до микроскопических размеров своего кругозора. Кто ж виноват в его тусклости и убогости?
Как я уже упоминал в самом начале, в столовой, рядом со столиком, где мы с Васей сидели, стоял еще столик, за которым вместе с пожилой четой завтракали, обедали, ужинали еще и две девушки. К которым частенько подходила третья… Эти две были вполне очаровательны – одна худенькая, стройная, с лицом, густо усыпанным веснушками, что совсем не портило его, тем более, что среди веснушек светились огромные карие глаза, другая чуть полноватая, но тоже достаточно хорошо сложенная, круглолицая, с приятной улыбкой. Но вот третья… Третья, как я уже говорил, поразила меня в первые же дни! Я не очень люблю Александра Грина за его мечтательную бездейственность, но помню его идеальный образ Ассоль – так вот эта третья так и напрашивалась на такую именно роль, а ее, к тому же, еще и звали Асей… Довольно высокая, с ювелирно выточенной фигуркой, что особенно бросалось в глаза, когда она надевала ослепительно белые шортики, аккуратно обтягивающие… А еще и распускала прямые светлые длинные волосы… Разумеется, большие голубые глаза светились на полудетском наивном лице, а изящество так и сквозило в каждом движении…
Да-да, Васе я так и сказал в первые дни: «Вот девушка, фотографировать которую я посчитал бы таким полным и достаточным счастьем, что большего, кажется, даже и не желал бы…» «Так уж и не желал бы?» – иронически переспросил он тогда, и я оценил эту реплику, потому что на этот раз она была сказана по-мужски, с нормальным, здоровым юмором. Три этих красавицы были обычно все вместе на пляже, и Вася однажды познакомился с ними и даже немножко пофотографировал для затравки – ради меня, как он сказал! Он понимал, кажется, что Ася ему не по зубам, согласен был на любую из двух других, но все же в первую очередь для меня он знакомился с ними – так он сказал, и я ему поверил! Это было в первые дни его платонического романа с Галей…
Теперь Вася все же немного смягчился, по крайней мере уже не тянул вверх носик при встречах в столовой, хотя и старался сохранять пока еще серьезное насупленное выражение, что делало его очень смешным. По некоторым деталям я видел, что он по-прежнему суетится, пытаясь везде успеть, опять совершенно не считаясь с собственным самолюбием и достоинством, словно умирающий от жажды, попавший под дождь и пытающийся на лету поймать ртом капли – и невдомек ему, что нужно просто подставить хотя бы ладони.
Не в силах ему помочь, я зато еще раз убедился в спасительной истине: человек многообразен, и самый большой грех не замечать тех искорок жизни, которые в нем все же есть. Пусть даже в железном, деревянном, пластмассовом. Ибо природа колдовства такова, что замеченные и раздутые искорки могут колдовство уничтожить. Не случайна сказка о мертвой царевне, ожившей после того, как ее поцеловал принц! Или даже о говорящей противной лягушке, которая тоже после поцелуя обрела совсем иные черты…
И после одного из обедов, когда в наших отношениях опять забрезжило нечто вполне человеческое, мы решили пригласить к себе двух тех самых очаровательных девушек, сидевших за соседним столом. Увы, только двух, потому что пока я наслаждался прорывом, а потом выяснял отношения с первой фрейлиной, прекрасная Ася уже отбыла в Москву…
Девушки и на самом деле оказались очаровательными, они с интересом смотрели коллекции разрисованных камней, которые мы покупали на набережной – Вася по такому случаю «сбегал» быстренько за своей, – потом играли в кости, и уже затеплилась дружба, причем на этот раз наши симпатии без всяких конфликтов распределились: мне больше понравилась та, что с веснушками, Васе маленькая, и они, похоже, это спокойно приняли. Именно спокойно, потому что перспективы, видимо, не просматривалось…
Провести с нами вечер девочки «не смогли». Что и не удивительно, ибо какие же симпатичные девушки будут совершенно свободными после стольких дней, проведенных уже на курорте?
И тогда по моему настоятельному предложению мы с Васей направились после ужина к столовой турбазы, где намеревались встретить давешних фрейлин. То есть Лен.
10
Напоминаю к сведению отчаявшихся пессимистов: под лежачий камень вода не течет. Все это знают, конечно. И я всю жизнь знаю. Однако же как трудно «камню» не лежать, а подняться! Да, за это я все-таки уважаю Василия: при всех своих странностях, он – активен. Пусть ему не везет, пусть слишком он суетится, пусть активность его иногда чрезмерна и мелка. Но он действует! В отличие, например, от меня, который все-таки очень много сам с собой рассуждает.
Зря Вася обижался на меня – мы бы с ним все же составили прекрасный тандем. Он – разведка, летучий отряд, я – тяжелая артиллерия. Или так: он – артподготовка, а я – танковая бригада, занимающая обстрелянные позиции. Разумеется, и разведка, и орудийные расчеты артиллеристов тоже занимают отвоеванные позиции – и мы могли бы, не ссорясь, каждый раз договариваясь, неплохо проводить время, и ему не надо было бы догонять пролетающие мимо капли. И совсем не обязательно было бы ему всегда быть на вторых ролях, доказательство этого, пусть и не из самых привлекательных – Наташа и Ира, которые вполне симпатизировали ему, и он намеревался обязательно связаться с ними в Москве… Но чтобы все продолжалось, мы должны прежде всего быть в добром согласии друг с другом и, конечно, уметь уступать, а не переть бесполезно на стенку, когда женщина делает выбор…
Так думал я, когда мы шагали к столовой турбазы и между нами установилось нечто похожее на то, что было в самые первые дни, до Гали. Вот что разделяет людей – обиды и зависть! Одному повезло в чем-то, другому нет… И все равно есть выход: достоинство! Человеческая высшая суть!
Если вы можете держать голову высоко,
Когда вокруг теряют головы
И обвиняют в этом Вас…
Если Вы умеете ждать
И не уставать от ожидания…
Если вы можете справиться
С успехом и провалом…
Если вы можете поставить на карту
Все свои победы и проиграть
И начать все с начала,
И никогда не промолвить слова
О своем поражении…
Если вы можете заставить
Сердце, мускулы, нервы
Служить Вам долго…
Если Вы можете заполнить
Одну быстролетящую,
Не прощающую минуту
Шестьюдесятью секундами смысла…
Тогда Земля и все, что на ней –
Ваше!
Это – Киплинг. Неплохо, не правда ли?
Не доходя до столовой, мы встретили Таню, одну из троих принцесс, явно претендовавшую в тот наш вечер на лидерство и своей капризностью и амбициозностью, очевидно, разрушившую наш предполагавшийся совместный поход в горы. И – нашедшую, слава Богу, свое счастье со стальнозубым саксофонистом…
– А девочки на набережной, у причала. Вы их не встретили? – вполне доброжелательно произнесла она.
И мы пошли. И действительно у причала увидели их. Двух Лен. Они стояли в сумерках, прислонившись к железному парапету, и смотрели, как мы приближаемся. А когда мы приблизились, глаза первой фрейлины заполнили все ее лицо, смотрели на меня, не отрываясь, и светились таинственным светом. И губы ее слегка шевелились, как будто она очень хотела сказать мне что-то. И если есть на самом деле такое явление, как биотоки, то они просто струями излучались и образовывали за моим затылком завихрение таким образом, что прямо-таки притягивали меня к ней… Что это вдруг?
– Ну, как жизнь, Лена? – бодро спросил я.
– По-разному, – сказала она, и я только еще убедился в том, что почувствовал с первого взгляда.
Так она это сказала, с такой интонацией, не отводя своих огромных светящихся глаз, что стало ясно: я могу ее сейчас взять за руку и вести. Она пойдет. Ничего себе, да?
Вася говорил что-то другой Лене, а мы с первой фрейлиной продолжали смотреть друг на друга. Машинально я взял ее за руку, и тотчас сжавшиеся вокруг моей кисти пальцы ее еще раз подтвердили то, о чем я подумал.
И мы все четверо, разговаривая о чем-то, пошли по набережной. Начался дождь.
– Придешь ко мне чуть попозже? – спросил я свою Лену тихо.
– Приду, – ответила она тотчас.
Мы все направились ко мне смотреть камешки. Посмотрели – Вася не преминул сказать, что у него коллекция больше и богаче, что я, разумеется, подтвердил, – а другая Лена сказала, что ее ждут, а потому придется уж как-нибудь одному Роберту… Вышли все, но через некоторое время мы с первой фрейлиной вернулись.