«Анданте кантабиле». Тяжесть раскрывшихся роз,
Последний певучий земной провожающий голос.
И если подруге твоей принести удалось
Тебе, уходящему, славу и молодость –
Чистейшему пламени тело твое отдаю,
Твою выпускаю на волю бессмертную душу.
«Анданте кантабиле». Звезды над миром встают,
И музыки голос всё глуше, и глуше, и глуше…
«Листьям последним ждать…»
Листьям последним ждать,
Листьям к земле прижаться.
Может быть, так и надо,
Чтобы земная жалость
Листьев сухое тело
Теплой рукой согрела.
Голос вьюги не страшен.
Над колыбелью сына
Густо столпились башни
Дуба, берез, осины –
И в тишину ночлега
Падают хлопья снега.
«Может быть, заклятье снято…»
Может быть, заклятье снято.
Под весенний шум дождя
Стану легкой и крылатой
Обескрыленная я.
Не товарищей ли милых
В дом доносятся слова,
Или силы пробудила
Позабытая Москва.
Но опять навстречу миру
Рвется, рвется голос мой –
Я настраиваю лиру
На высокий лад земной.
«Облака танцуют над степями…»
Облака танцуют над степями,
Облака танцуют над водой,
И, сверкнувши острыми крылами,
Пролетает месяц молодой.
Золотая легкая дорожка
Поднимается на небеса.
Пахнет зацветающею рожью
Бисерная свежая роса.
И ночная смутная тревога
Подошла вплотную и легла. –
Целый мир свернулся у порога,
Мир, не знающий добра и зла.
ГВОЗДИКИ
Гвоздикой Красною до черноты
Благоухало лето,
Последнее, в котором ты
Еще ходил по свету, –
И помнят липы Поварской
Закат гвоздичный над Москвой.
Тревожным голосом сирен
Заговорили ночи.
И облаков зловещий плен
Зенитки рвали в клочья.
Чертили пули пестрый след –
Пути неведомых комет.
Гвоздики вали на столе.
Звенели в окнах стекла.
Война гуляла по земле.
Земля в крови намокла.
И, кровью злой напоена,
Кровавая взошла луна.
«Легкий месяц молодой…»
Легкий месяц молодой,
Драгоценный, золотой
Над июльскими ночами
Светит хладными лучами.
И сожженная земля
К небу тянет тополя,
И шевелятся ветры
Голубые ветви.
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН
И пьяница и повеса,
Завсегдатай ночных кабаков,
Он любил увядание леса
И вечернюю песнь облаков.
И в угарном, хмельном беспорядке
Оголтелых ночных передряг
Он молился стихами украдкой
О тоскующих душах зверья.
О рязанских родных косогорах,
И убогой весне деревень,
И о том, как врывается город
В золотую душистую лень.
Синеглазый и одинокий,
Не дописанными до конца
Он оставил чудесные строки
Хулигана и мудреца.
«Каждому выпадет час…»
Каждому выпадет час –
С вечностью с глазу на глаз
Останется человек.
Время замедлит бег.
И ни друзей, ни родных,
Ни милых вещей земных.
С вечностью с глазу на глаз
Останешься в смертный час.
«Буйство черемухи из соловьиного сада…»
Буйство черемухи из соловьиного сада.
Медом густым насыщается воздух.
В эту ночную дурманную сладость
Пчелами жадными падают звезды.
Сможешь уйти – уходи из дурманного плена,
Сможешь забыть – забывай поскорее
Буйной черемухи белую пену,
Ночи безумное столпотворенье.
В кровь проникает медовая лихорадка
И, зажигая бессонной тревогой,
Смутой любовного беспорядка
Сердце отравит седое и строгое.
АВГУСТ
Приходит час шальной и непонятный,
Последний час свернувшегося дня –
На черных тучах полыхают пятна
Свирепого закатного огня.
Седая пыль почила на дороге.
Далеких сопок светится гряда.
Неотвратима смертная тревога –
Зловещей птицей близится беда.
«Они не знают, что у нас гроза…»
Они не знают, что у нас гроза
И румбы сбились с панталыку,
Тропическая бирюза
Дыханьем Арктики великой
По небу мечется. И смерч
Шумящий пылью мирозданья
Головокружительную смерть
Несет потомкам в назиданье.
НОКТЮРН
Раскаленные угли заката
Покрываются серой золой,
Поднимается месяц крылатый
Легкой ласточкой над землей.
Отцветающие полыни
Припадают к телу пустыни.
Разве что-нибудь есть на свете
Безнадежнее и грустней,
Чем поющий сентябрьский ветер
На закате сентябрьских дней
Над затерянными домами,
Над затерянными годами?
«Здесь фантастическое уединенье…»
Здесь фантастическое уединенье.
Избушка глиняная. Тишина.
Собачий лай вдали. Ночное пенье
Ночного ветра. Грустная страна,
Страна пустынь. Но здесь везде со мною
Испытанные верные друзья –
Страницы книг я вечером открою
И слышу голоса. И отвечаю я
На их слова любовными стихами.
И покидая книжный, тленный плен,
Они приходят. С милыми гостями
Я до утра беседую. И стен
Как будто нет. И времени не стало.
(Все современники и сверстники мои.)
И воспевает Оссиан Фингала,
И говорит Петрарка о любви.
С Эдгаром По спускаюсь в подземелье,
Где громко плачет одичалый кот,
К контрабандистам в тайное ущелье
Меня веселый Меримэ ведет, –
Цветок Новалиса передо мной в стакане,
И пьет со мною Франсуа Виллон,
И Гофман в Нюренбергском балагане
В Брамбиллу златокудрую влюблен,
И северный Олень привозит Андерсена,
И ждет Олень у моего крыльца;
В руках цветы и книга у Гогена,
На «Ноа-Ноа» сыплется пыльца,
Подъедет Диккенс в дилижансе грузном,
Рог прозвучит. И выйду встретить я…
В стране пустынь, в стране чужой и грустной,
Я вас приветствую, Великие Друзья!
ГОДОВЩИНА (19 сентября)
Как тебя я покидала,
И сентябрьский рассвет
Заползал во тьму вокзала,
В маяту военных лет.
В переполненных теплушках
Уходили на восток
Подмосковные опушки,
Деревень седой дымок,
Золотые листопады,
Невысокие мосты,
За кладбищенской оградой
Одинокие кресты.
Одинокие вороны
На пустых балконах дач.
Убегавшие перроны
Догоняли поезда.
«Так начинается повесть…»
Так начинается повесть.
Вечер. Пустыня. Ветер.
Сбросил на станции поезд,
Сбросил и не заметил.
Тьма навалилась сразу.
Дождь бушевал в пустыне.
Лошади в глине вязли,
Путались ноги в полыни.
Грозный храня обычай,
Злому верны обету —
Ветер схватил добычу,
Ночь помогала ветру.
«Много их, дорог на белом свете…»
«Много их, дорог на белом свете,
Только дома не найти никак…
Я люблю, когда навстречу ветер
Гонит розовые облака…»
Под колесами склонились травы,
Вянут под копытами коней –
Не моя ль несбывшаяся слава
Пролетает птицей в тишине?..
По земле, жестокой и косматой
Бродят одичалые века,
А над ними – радостью крылатой
Солнце зажигает облака.
«Ты прошлого не трогай…»
Ты прошлого не трогай.
Пусть в темном подземельи
Живут слепые боги
Страданья и веселья, —
Не выпускай на волю