В белом руне облаков
Грозные к небу горы,
Строки белых стихов,
Белый хрустальный город.
«Затухает ночь. Затихнул чайник…»
Затухает ночь. Затихнул чайник.
Ветер затихает за окном.
Небо цвета человеческой печали
Наползает на забытый дом.
Хорошо послушать в час вечерний
Мудрую седую тишину –
Музыки безмолвное теченье,
Поднимающееся в вышину.
ПАМЯТИ ГЕРДЫ
Тихий голос твой услышу
В дерзком шуме бурь ночных.
Быстро бегают по крыше
Звери на когтях стальных
И дерутся. Шерсти клочья,
Белой шерсти ледяной
Целый день до самой ночи
Мимо окон предо мной
Пролетают вихрем грозным,
Липнут к стеклам. И мороз
Белые ночные розы
Украшает в блестки звезд.
Зажигает блеском звезд.
БУРАН
Закрою глаза – и поет прибой,
В море спускается вечер,
Алое море зовет за собой
В сверкающую быстротечность.
В высь кипарисы у древних скал,
Розы в огне закатном,
На золотистой шкуре песка
Водорослей ржавые пятна.
Нет. Не зима шелестит в трубе
Злой ледяной порошей –
Вьются глицинии по судьбе
Нежные и хорошие,
Теплое море у наших ног.
Вечная песнь прибоя.
Ветер, свернувшись, на берег лег
Сонной змеей голубою.
«Вы не прочтете никогда…»
Прощай. Поезда не приходят оттуда.
Прощай. Самолеты туда не летят.
П. Антокольский
Вы не прочтете никогда
Стихи, написанные вам, –
В те дни угрюмая беда
Пером водила по строкам.
Вы не узнаете теперь,
Как мимо звезд летит земля
И сколько счастья и потерь
В упругом беге корабля,
Какие штормы стерегут
Живых людей земли
И где нашли они приют,
Где грустно отцвели.
Вы не вернетесь никогда
В пустой холодный дом,
И будет медленно звезда
Качаться над прудом
И вдруг, запутавшись в ветвях,
На землю упадет –
Не удержать ее в руках,
Не разглядеть ее полет!
«Ковшом «Большой медведицы»…
Ковшом «Большой медведицы»
Не зачерпнуть до дна –
Сверкает, льется, светится
Ночная глубина.
Уйди и стань под звездами,
И руки протяни,
Лови в прозрачном воздухе
Летящие огни.
И в крови человеческой
Не звездное ль вино
Крепчайшим соком вечности
В стихи претворено.
НОЧЬ
Тьма обступила кругом,
Черная в окна глядится,
Маленький белый дом
Сжался замерзшей птицей,
Робкие крылья сложил,
Вздрагивает от ветра.
Бьется чуть слышно жизнь,
И не дожить до рассвета.
«Последний луч, скользнувший по столу…»
Последний луч, скользнувший по столу,
Пропал за горизонтом безвозвратно.
И час печали – entre chien et loup –
Заполз в окно, чужой и непонятный.
Ни мрак, ни свет. Шевелятся в углах
Неумолимые земные тени.
На потолке качает злобный страх
Сухими щупальцами неживых растений.
И все земные грустные дела:
Обиды, вины, святотатства, беды
И то, что жизнь проклятью предала,
За мною бродят всюду следом.
ИОЛАНТА
Я были слепа, как Иоланта
Пахли розы в тишине садов,
И ручья дремотное «бель-канто»
Слышалось в прохладе берегов.
Приходили милые подруги,
Говорили нежные слова
И делили девичьи досуги.
Сеном пахла мягкая трава.
И скрипели на песке дорожки.
Осторожность медленных шагов,
И рука легко касалась кожи
На пути невидимых стволов…
«Прозревшей мне сверкнули звезды…»
Прозревшей мне сверкнули звезды,
И пробил час, священный час –
И свет и яростный, и грозный
На миг блеснул и вновь погас.
Но помню. Помнить буду вечно
Снега. Пустыню. Дом пустой.
Склонившийся над книгой вечер
И свет лампады золотой.
МАМОНТ
Он возник из тьмы тысячелетий,
Непонятный, грозный и косматый.
Над его заржавленным скелетом
Сон цветет, цветут чабрец и мята…
……………………………………………
Повстречать бы гостя в час вечерний,
Как он шел тропинкой к водопою,
Медленно шагал походкой мерной,
Грозною качая головою.
И земля стонала под ногами
Непонятного космического зверя.
Всё склонялось пред его клыками,
Люди прятались, таясь, в пещере.
Каменные палицы дрожали
И плотней запахивались шкуры…
На скале потомки отыскали
Мамонтов священные фигуры.
«Наши предки, может быть, тоже…»
Наши предки, может быть, тоже
Воспевали любовь громогласно,
И по их волосатой коже
Проходило любовной дрожью
Завывание в честь Прекрасной.
Где-нибудь в лесу иль в пещере
Бились насмерть самцы угрюмо
И сходились, клыки ощеря,
И дыханье большого зверя
Было злобным, сухим и шумным.
«Прости меня. Любить я не умела…»
Прости меня. Любить я не умела.
Моя тяжелая и грустная любовь
Не синей птицей над тобой летела,
Не синей птицей пела над тобой.
Нам суждена желанная разлука.
Прости меня. Не вспоминай меня
Стучат часы костлявым злобным стуком
И входит смерть, тугой косой звеня…
«Горчайший яд воспоминаний…»
Горчайший яд воспоминаний,
Приход твой поздний узнаю
И по предчувствию страданья,
И по несбывшимся желаньям,
Что душу мучают мою.
Час сумерек, больной и жалкий,
Вползает тихо в тихий дом,
Как запах вянущих фиалок
Он расползается кругом.
«Пока навстречу не раскрылась…»
Пока навстречу не раскрылась
Гостеприимная земля
И мне дана от Бога милость
Любить вечерние поля.
И слушать чутко и влюбленно
Вечерний ветер в камышах
И перезвон дубрав зеленых, –
Высказывается душа
В стихах небрежных, торопливых,
Чтоб удержать, чтоб уберечь
Души певучие порывы
И сердца пламенную речь.
«Стучит, стучит, стучит…»
Стучит, стучит, стучит,
Ритмично, четко, звонко,
Как будто мозг звучит
И бьется в череп тонкий.
Пульсируют виски
Под музыкою крови,
И сжатое в тиски
Больное сердце ловит
Какие-то слова,
Забытые когда-то,
Какой-то тихий вальс,
Старинный и крылатый,
Шумит родной прибой,
Невиданного моря,
И скрипка и гобой
Какой-то песне вторят…
Какие-то слова,
Забытые когда-то –
Доносится едва
Прозрачный голос брата…
Стучит, стучит, стучит,
Ритмично, четко, звонко,
Как будто мозг звучит
И бьется в череп тонкий.
«Хочется завыть, как воет волчица…»
Хочется завыть, как воет волчица,
Потерявшая маленьких своих волчат.
Ветер в окно и в крышу стучится,
Ветер – палач мой, палач и брат.
Боже, что делается за стеною –
Вьюжная, дикая пляшет гроза…
А здесь неотступно следят за мною
Кошачьи мистические глаза.