Пионы в зелени густой,
Зажженные весною,
И в чашечках саксонских чай,
Душистый, сладкий, крепкий…
И скатерть – желтая парча,
На ней березок ветки…
ПОСВЯЩЕНИЕ
Нельзя забыть любимого тепла
Знакомого и ласкового тела.
И плачу я, что не любовь ушла,
А только радость ласки отлетела.
И мы – враги, влюбленные враги,
Следим жестокими и жадными глазами,
Чтоб сердце не досталося другим,
И раним сердце сладострастно сами.
Я плачу. Видишь – я люблю тебя
И любишь ты. Но не покорны оба.
И проклиная, плача и любя,
И издеваясь над любовью злобно,
Неповторимый помним аромат
Любимых губ и ласкового тела…
Пусть дни летят, стремительно летят,
Пусть молодость, как ветер, отшумела!
ГОЛОД
Легкая дрожь в коленях,
Ясность и пустота
Медленных телодвижений.
Смутный мираж. Мечта.
Тонко звенит (как пчелы
В тучных лугах звенят)
Мыслей моих веселых
Пахнущий медом яд.
Брат мой, мы оба узнали
Песен святую ложь –
Я тоже зову – Илаяли,
Которую ты зовешь.
Ее не бывало на свете.
И кружится голова.
Останутся от поэта
Придуманные слова,
Мы книги оставим миру.
Пускай их Лукулл прочтет
На шумном, на пышном пире
И легким вином запьет.
ПОЭТ
Банален реквизит лирических поэтов –
Чернила, разведенные водой.
И груда неоконченных сонетов
Покрыта пылью плотной и седой.
Живут в углу классические мыши,
Такие же голодные, как он.
И над кроватью протекает крыша,
А он по-прежнему беспечен и влюблен.
Во славу Муз и ветреной Киприды
Он сердце поднимает, как бокал,
И пишет на любовные обиды
Причудливый и острый мадригал.
Когда же сплин (а он не чужд поэту)
Висит над ним, как Лондонский туман, –
Он, удалясь от суетного света,
Философической тревогой обуян.
Вновь видит мира мудрое величье,
И в тайной тишине ночных часов
Как птицелов, он помнит пенье птичье
И слышит ход безмолвных облаков.
Предчувствием чудесного объятый,
От глаз людских он бережно хранит
Грааля кубок, рыцарские латы
И герб поэтов – Розу, Крест и Щит.
«По грозному небу бегут облака…»
По грозному небу бегут облака,
И степь беспредельней и шире.
«Сибирь так ужасна, Сибирь далека,
Но люди живут и в Сибири»…
Года пролетели. Какие года!
И волосы белыми стали,
И редкие вести доходят сюда,
И близкие помнить устали.
Но песен поэты о нас не споют,
О женщинах Казахстана,
О тех, кто остались без имени тут
Лежать навсегда под бураном.
О женщинах тех, кто, идя на погост
С тяжелой железной лопатой,
Не плачут, прощаясь, в сиянии звезд
Над мужем, над сыном, над братом.
8 СЕНТЯБРЯ (день Адриана и Наталии)
В честь Адриана и Наталии
Пишу сама себе
(Такие времена настали
В моей скитальческой судьбе).
В тот день, справляя именины,
Я встану на заре,
Одев веселую личину
К плохой игре.
И буду помнить не о тортах,
Не розы буду ждать,
Не гости праздничной когортой
Приедут поздравлять –
Я в честь высокой патронессы
Навозом смажу пол;
Я веток принесу из леса,
Поставлю их на стол,
Я выбелю снаружи хату,
Пойду за кизяком.
И вместо трапезы богатой –
Хлеб черствый с кипятком.
Благодарю покорно небо
За этот черствый хлеб –
Хоть не единым только хлебом
Живем мы на земле.
Когда ж придут друзья к поэту
В убогое жилье,
Мы вспомним, что проходит где-то
Иное бытие,
Звенят и пенятся бокалы,
И ночь всю напролет
Оркестров ветер небывалый
О радости поет.
И в честь какой-нибудь Наташи
За праздничным столом
Гремят фарфоровые марши,
Гремит стеклянный гром,
И осыпаются тугие
На скатерть ветки роз,
И фрукты нежно-золотые
Ей в дар сентябрь принес.
Но я завидовать не стану.
Мой путь суров и тих –
Я благодарна Казахстану
За горечь дней моих.
«Хоронят здесь самоубийц…»
Хоронят здесь самоубийц,
Чтоб не поганить землю на погосте.
Лежите, милые, средь трав и птиц…
Мы – кандидаты – к вам приходим в гости.
Мы – рыцари служения Тоске,
Владычице холодной и жестокой;
В знак братства тайного нам на руке
Начертан крест – как символ точный срока.
Спокойны мы. Без страха смотрим в даль,
В лукавые соблазны милой жизни, –
Но глубоко запрятана печаль
О той грядущей и родной отчизне.
«Мне феи забыли вложить в колыбель…»
Мне феи забыли вложить в колыбель
Наперсток, иголки и спицы, –
Но фавн козлоногий оставил свирель
И песни оставили птицы.
И я не склонялась над полотном,
Над вышивкою прилежно, –
Но зори поили меня как вином,
Прохладой прозрачной и свежей.
Училась я музыке у тростника
И праздности позабытой –
Все песни, что пели над миром века,
Мне были, поэту, открыты.
Я слушала их. И слетались они,
Покорные первому зову,
Как легкие птицы на грустные дни
Веселого птицелова.
И я не боюсь ни беды, ни утрат,
Упрямо по жизни шагаю.
Певучее сердце ведет наугад –
Я верю ему, дорогая.
«Из жизни в жизнь переношу с собой…»
Из жизни в жизнь переношу с собой
С мучительным и грустным постоянством
Певучей праздности веселый беспорядок
И этот грозный груз земной тоски.
Из жизни в жизнь переношу с собой
Греховный пыл неутолимой крови,
Неотвратимость горькую измены
И сладость вероломную любви.
Из жизни в жизнь переношу с собой
Предчувствие великого молчанья
Смотрю – над миром возникают звезды
Светящиеся ноты тишины.
Когда ж любовь оставлю на земле,
Забуду человеческие песни –
Иная музыка наполнит душу
Та музыка, чье имя – Тишина.
«Учитель, я бреду походкою неверной…»
Учитель, я бреду походкою неверной
По старой, по исхоженной земле.
Люблю закат над морем в час вечерний
И маки, вспыхивающие на скале.
Люблю земли горячее дыханье,
Прозрачных полдней розовый песок,
Люблю певучее чередованье
Размерных стихотворных строк.
Люблю спокойствие пустынных комнат,
И шелест перевернутых страниц,
И тех людей, что знают, верят, помнят
О сказочных полетах Синих Птиц.
Учитель, как уйду из ласкового плена
Моей суровой и родной земли, –
Поет в волнах лукавая сирена
И движутся за ней на рифы корабли.
«За окном гуляет вьюга…»
За окном гуляет вьюга
По раздольям по степным,
Волчья дикая подруга
Воет голосом ночным,
У земли украла звезды.
Над погашенной луной
Закрывает лунный воздух
Мутно-белой пеленой.
И звенят сухие льдинки
О хрустальный небосвод –
Бедным путникам поминки
Вьюга лютая поет.
Без пути по темной ночи,
По раздольям по степным
Огоньками волчьи очи
Сквозь кромешный снежный дым.
«Не гнев и не жалость – учись глубине и молчанью…»
Не гнев и не жалость – учись глубине и молчанью.
Высокие звезды – великий и мудрый покой.
И помни – в сокровищницу мирозданья
Бессмертную душу ты смертною вносишь рукой.