— Ладно, дело твое! Удачи! — буркнул он и подошел к машине.
Не глядя по сторонам, влез в брюки. Натянув ботинки на голые ступни, рассовал носки по карманам, продолжая прислушиваться к шелесту травы. Затем забрался в салон и, матерясь, стал хлестать по сидениям и потолку рубашкой, чтобы выгнать забравшихся внутрь насекомых.
— Разберется как-нибудь, не маленькая!
С одной стороны, так и было, но с другой… В остервенении Андрей ударил по жирному оводу, нагло оккупировавшему оплетку руля и, обтерев ее, наконец сел и хлопнул дверью.
— Коза!.. — вырвалось напоследок.
Андрей включил газ и крутанул руль, выезжая на дорогу, но в этот самый момент увидел в зеркало стоявшую позади автомобиля Алису. Он затормозил, продолжая сверлить ее взглядом. Жилка на его шее вспухла от прилива крови, внезапно устремившейся вверх, словно увиденное стало для него настоящим потрясением. Ладони взмокли, и Андрею пришлось вытереть их о ткань брюк, чтобы в некотором смысле снизить градус вспыхнувшего внутри торжества.
Но Алиса продолжала недвижимо стоять посреди дороги, напоминая огородное пугало. Андрей покачал головой, соглашаясь с этим сравнением и в очередной раз пораженно реагируя на пульсирующий жар, охвативший все его тело.
Это была дочь Браги, мерзкого и страшного человека. В ней текла его кровь. Но сейчас, на фоне яркого света и буйства природы, Алиса действительно выглядела ужасно — бледная, со спутанными волосами, в чужой одежде, которая была ей велика, — ни дать, ни взять, бомжонок. И тем более удивительным для него было испытывать к ней столь опасное желание.
— Провались ты пропадом! — скрипнул он зубами и откинулся на спинку кресла. — Уходи… я тебя очень прошу, уходи…
Прошло несколько долгих минут. Закрыв глаза, Андрей отсчитывал время и мучительно надеялся, что когда их откроет, Алисы уже не будет. Он должен был завести мотор и уехать, но не теперь, когда она стояла там и смотрела на него, и за это ненавидел сам себя.
Наконец, не выдержав внутреннего давления, Андрей взглянул в зеркало. Алиса с ожесточением стирала что-то с лица, раз за разом проводя ладонями по щекам.
«Плачет, что ли?…» — мелькнула догадка, и одним коротким движением Андрей нажал на клаксон.
— У тебя нет выбора… — то ли себе, то ли ей пробормотал он глухо, но так и не двинулся с места.
Алиса опустила голову, а затем, явно через силу, приблизилась к машине. Андрей опустил окно.
— Садись. Я отвезу тебя… не знаю, подальше от Тимашаевска. В соседнюю область. Мне нужно будет сделать остановку, так что… — он разблокировал и толкнул дверь.
Алиса застыла с каменным, испачканным в пыльце и соке растений лицом, и только вздымающаяся грудь выдавала ее волнение и едва скрываемое упрямство.
— У меня мало времени, — жестким тоном добавил Андрей и сжал челюсти.
Она просочилась на переднее сидение и тут же отодвинулась от него, вжимаясь в дверь. Сгорбившись и видимо пытаясь стать еще незаметнее, Алиса потянула за ремень безопасности. Но то ли у нее не хватило сил, то ли он застрял, поэтому никак не хотел вставать в паз. Андрей хмуро следил за действиями девушки и, не выдержав, выхватил конец ремня из ее рук. Алиса дернулась, чуть приподняла колени и выставила перед собой локоть, прикрываясь в защитном жесте.
— Дура… — ошарашенно прошипел Андрей, и, повинуясь какому-то болезненному чувству обиды, дернул за ремень еще сильнее, ненароком задев по бедру девушки и ударившись обо что-то ребром ладони.
Алиса тут же засуетилась, полезла в карман и достала обернутый в кожаные корочки паспорт, внутри которого находился плоский серебристый телефон. Она осторожно провела пальцами по черному экрану и, убедившись в том, что он остался цел, шумно выдохнула.
— Охренеть! — не удержался от возгласа Андрей. — А я все думаю-гадаю, каким образом нас найдут? Нет, меня-то ладно, я, собственно, по своим делам еду. А вот какого черта ты решила подставить меня? — он навис над ней, словно коршун, и если бы у него реально был клюв, то Алисе бы точно не поздоровилось. Ведь в эту секунду Андрею хотелось именно этого — со всего размаха клюнуть ее посередь гладкого лба, чтобы проверить, есть ли за его стенками мозги.
— Он выключен и не заряжен! — Алиса прижала телефон к груди.
— Что? — не сразу дошло до Андрея.
— Не работает. — объяснила Алиса. — И симку я вынула.
Андрей глотнул воздуха и задержал его в груди. Затем медленно выпустил его через ноздри, осмысливая и взвешивая только что услышанное.
— Телефон хороший, дорогой, — хмуро продолжила она. — Его продать можно. И сережки еще. — Алиса дотронулась до маленькой золотой сережки-капли в мочке, подняла глаза, и Андрей ощутил, как внутри него все будто покрылось изморозью.
Выхватив аппарат, он покрутил его со всех сторон, задумчиво понажимал на кнопки и окинул Алису внимательным взглядом. Затем надел пиджак и выставил температуру на кондиционере. Через минуту автомобиль рванул с места, оставляя за собой клубы серо-желтой пыли, оседающей на смятую траву и красные маки.
18 Семья
Утро того же дня. Дом Бражникова.
Альбина открыла глаза и тут же вновь закрыла, привычно прислушиваясь к звукам в доме. В голове засела тупая боль, с которой давно пора было свыкнуться, но каждый раз, просыпаясь, она ослепляла, как осознание неминуемого конца.
«Господи, скорее бы…» Эта отвратительная в своей правоте мысль отозвалась приступом кашля, и Альбина уткнулась в подушку, гася его вместе со слезами. Плакать нельзя! От этого будет только хуже. Ничто не должно вызывать излишнего внимания. Я — пустое место, меня здесь нет!
Сама виновата… Да только что толку теперь говорить об этом? Не было иного выхода. Или был? Столько лет прошло, а вот поди ж ты, стоит только немного протрезветь, как снова саднит, глушит до звона в ушах и выворачивает наизнанку.
В доме царила непривычная тишина. Раннее утро, спать бы еще и спать. Это дурная привычка ее измученного организма заставляет ее просыпаться в одно и тоже время. В тот самый час, когда она была полна настоящего счастья, и оно бурлило внутри, искрилось и заставляло верить в то, что впереди ее ждет что-то необыкновенное…
Что ж, можно сказать, так и произошло. Через три недели ее, Альбину Тимошину, сироту, воспитанную престарелой теткой, признали первой красавицей. Ведь она действительно была чудо как хороша. Кажется, это заметили и оценили не только зрители, но и жюри. Хотя, как известно, все места уже были распределены заранее согласно вложенным средствам.
День, когда Альбина получила корону, оказался последним в череде счастливых. Все, что было потом, стало лишь подтверждением того, что за белой полосой всегда приходит черная. Оно наступило, ее черное время, и никуда уходить не собиралось.
Пошарив рукой вокруг себя и наткнувшись на пустой, липкий от вина бокал, Альбина оперлась на кровать и несколько раз качнулась. Затем, нашарив тапки отекшими, и поэтому казавшимися пудовыми ступнями, развела руки пошире, чтобы сохранить равновесие, и наконец встала. Медленно подошла к окну и сдвинула занавеску.
Ворота были закрыты, площадка перед ними оказалась пуста. Альбина поморщилась, вспоминая, во сколько уехали гости мужа, и мельком сверилась с электронными часами на комоде под телевизором.
Тишина настораживала и одновременно успокаивала. Альбина потерла виски, уговаривая себя собраться и снова вернуться к тем нескольким ночным часам, чтобы убедиться, что она ничего не перепутала и не потеряла в закоулках затуманенного разума.
Нет, усмехнулась она и оперлась на подоконник, ничего не забыла. И не забудет, сколько ни выпей этого сладкого дурманящего пойла.
Если бы ничего не получилось, то сейчас в доме творился бы сущий кошмар. Она криво усмехнулась и автоматически дотронулась до запястья левой руки. Кости срослись неправильно, к тому же порванное сухожилие доставляло постоянную боль, как бы Альбина ни пыталась заглушить ее таблетками и тугими повязками. Сломанные ребра болели меньше, ей-богу.
Думала ли она тогда, в своей празднично-прекрасной юности, что превратится в опухшее, больное и полное презрения к самой себе существо? С годами стерлось ощущение правильности выбора, как стерлась красота и блеск в глазах. Все потому, что тот, ради кого она принесла себя в жертву, скорее всего, и уже и не помнит о ней. Столько лет прошло! Она и сама уже не понимает, осталось ли хоть что-то внутри, отдаленно похожее на любовь. И когда Алиса смотрит на нее, то… Сердце опять разрывает в клочья от несправедливости и разъедающей злости.
Когда Бражников увидел ее, юную и счастливую, в блеске софитов и фальшивых бриллиантов, украшавших ее корону, то моментально сделал стойку. К тому моменту он уже владел предприятиями в Тимашаевске и строил большой дом. Он родился в этом городе и вернулся сюда, как говорится «на коне», с большими деньгами. Как он сам любил повторять — где родился, там и пригодился. Но на самом деле, подозревала Альбина, все было гораздо проще. Бражников, будучи нечистым на руку, хотел окружить себя теми, кто знает его и готов идти с ним плечом к плечу на любое дело. Поганое дело, разумеется.
Уж как он выяснил, о ком пело ее сердце, уже неважно. Бражников сделал все, чтобы она поверила в то, что он способен уничтожить, стереть с лица земли любимого человека. Он не угрожал, ему было достаточно того, чтобы она знала это. А она знала, как и все вокруг, что если Витя Бражников что-то решил, то уж не отвертишься. И ей пришлось согласиться, сдаться ему, чтобы он оставил в покое того, кто был по-настоящему ей нужен.
Однако, Бражников не учел одного. Уверенный в себе, он и подумать не мог, что тихая, светлая девочка Альбина оставит себе такое воспоминание о своей любви, которое станет для нее и счастьем и проклятьем.
Хорошо, тетка тогда была еще жива. Замечательная, умная и терпеливая тетушка, заменившая ей мать и ставшая настоящим оберегом для Алисы. Когда ее не стало, Альбина едва не наложила на себя руки. Следовало жить, гореть заживо в этом адском котле, принимая на себя всю злобу Бражникова. Пришлось пожертвовать даже материнским теплом, чтобы не разжигать в нем низменные чувства еще сильнее. Он считал Алису своей дочерью. Хотя, что для него дочь? Всего лишь пешка в его грязной игре.