Олег вскинул запястье и взглянул на часы:
— Боюсь, это даже мне не под силу. В больнице свои правила. Давайте-ка сначала протокол оформим, а потом я им позвоню. Таня, вы как? В состоянии?
— Да! Все что угодно! Я на все согласная!
У Тани горели глаза. О пережитом испуге напоминали только два ярких пятна на щеках, по форме и цвету схожие с цветущими маками. Ее грудь вздымалась и норовила выскочить из выреза платья, что заставило Олега задержать на ней заинтересованный взгляд.
— Тогда присаживайтесь поближе, — усмехнулся он.
— Ага… — прошептала Таня. — Офигеть! Как в кино!..
62 Утро новой жизни
Альбина открыла глаза и зажмурилась, не сразу сообразив, где находится. Но уже через мгновение пришло понимание, что она в больничной палате, а еще через секунду ее захлестнуло жаркой волной воспоминаний. Наверное, она застонала, потому что ее тут же окликнула соседка слева:
— Что, болит? Позвать медсестру?
— Нет, спасибо, — Альбина повернула голову и повторила: — Разбудила я вас?
— Да что ты, — отмахнулась женщина и указала на подвешенную к вытяжке ногу. — Ноет зараза. Ночью спать не дает. А днем — пожалуйста. И ведь именно тогда, когда врачебный обход начинается. Еле держусь, чтобы не захрапеть.
— Сколько сейчас?
— Рано еще. Спи. Устала поди.
Альбина вздрогнула, вдруг подумав о том, что эта женщина что-то про нее знает. Про ее никчемную жизнь и про то, чем не принято делиться даже с друзьями и близкими, которых у нее и нет вовсе. Но потом до нее дошло, что ее соседка имеет в виду. Ведь когда Альбину доставили в больницу, как есть — без личных вещей и сменной одежды, — и стали дотошно проверять, исследовать и выспрашивать, ей казалось, что это никогда не закончится. Поначалу ее мучил стыд за свое состояние, но потом все стерлось и превратилось в тупое равнодушие. Ей хотелось только одного — закрыться с головой одеялом и отгородиться от всего мира. А еще очень не хватало Гинты. Во время врачебных манипуляций Альбина представляла ее руки и тихий голос, и именно это помогло ей оставаться в сознании и не поддаться истерике или панике.
Она действительно смертельно устала, и даже сейчас отголоски этого состояния пронизывали все ее тело. Но чуть потянувшись под тонким больничным одеялом, Альбина вдруг с удивлением ощутила новое для себя чувство, которое мягким перышком коснулось ее сердца и разлилось по венам. Она замерла, прислушиваясь к себе и пытаясь дать определение своему ощущению.
— …и полезла в погреб… — донеслось с соседней койки.
— Что? — переспросила Альбина.
— Говорю, третьего дня отмечали юбилей у зятя. Я за огурцами в подпол полезла, а выпила-то ведь не малеха, ну и… кувырнулась мимо ступенечки-то! — рассмеялась женщина. — И главное, догуляла еще потом! И плясала ведь! Вот что деревенский самогон с людьми делает! — она шмыгнула носом и вытерла выступившие от смеха слезы. — А у тебя что?
— У меня… — Альбина замешкалась, подтянула одеяло повыше и посмотрела на зарождающийся розовато-золотой рассвет за окном. — А меня муж с лестницы спустил и в доме подыхать оставил.
— Ой… — соседка покачала головой. — Пьяный, что ли, был?
Альбина заворочалась, приподнялась и, опершись на локоть, в упор посмотрела на нее.
— Вы что, разве не в Тимашаевске живете? — спросила со злостью, чтобы разом пресечь глупые и ядовитые вопросы. Потому что все знали Бражникова. А теперь, когда слухи о покушении на него разнеслись по всему Тимашаевску, любой мог рассказать свою интерпретацию и произошедшего этой ночью, и ее, Альбининой, жизни во всех красках.
— Не, я из Новощербиновской. Семьдесят километров отсюда. А дочка с зятем в Краснодаре живут. Ближайшая больница от нас как раз в Тимашаевске, вот зятёк и привез. Как протрезвел, конечно. Что толку скорую вызывать? Фельдшерица наша сразу сказала: вези, мол, тещу свою сам. Ну и повез! Хороший он у меня, Валерка-то. Справный. А у вас дети есть?
— Есть. Дочь… — Альбина покрутила уголок пододеяльника и несколько раз сглотнула, чтобы подавить закипающие в уголках глаз слёзы.
— Сколько ей? — не унималась соседка. Видать, очень ей хотелось поговорить, да и что еще делать в больнице, лежа на соседних койках? Только о жизни и перетирать.
— Школу только закончила, — отвела глаза Альбина.
— Ох, значит, уже заневестилась! Моя-то через год, как выпускной отгуляла, замуж выскочила! А я и рада! Внучок родился. Она потом на заочном на агронома выучилась. Или нет? Как его… ну, в общем, клумбы и кусты разные сажает, объясняет людям, где грядки лучше встанут. Ей заказывают, а она, значит, подбирает по цвету да по выносливости.
— Ландшафтный дизайнер? — подсказала Альбина.
— Во, точно! Название такое — на языке вертится, а никак вспомнить не могу. Видать, последствия еще сказываются, — хихикнула она, легко хлопнув себя по лбу, и тут же серьезно спросила: — Говоришь, бил тебя муж твой?
— Бил… — глухо ответила Альбина.
— И что же, ты с ним и дальше жить собираешься?
Вопрос прозвучал в лоб, и в груди Альбины полыхнуло.
— Нет! — резко ответила она.
— И правильно, — кивнула соседка. — Я от своего ушла, когда старшему сыну семь было. И ведь любила, а он все одно — водку жаловал больше. Как напьется, будто и не человек, а макака — все скачет по друзьям да бабам. Зачем мне такой зоопарк? Второй раз замуж вышла. Дочку родила. Заново все начала и ни о чем не жалею. Конечно, так как в юности-то уже не таращило меня от мужика. Но, видать, мозги на место встали, а с ними и уважение пришло. И к себе, и ко второму мужу. Сердечник он у меня, в санатории сейчас. Мы ему ничего и не сказали про больницу. Сейчас заживет, тогда уж. А то ведь кинется домой, все лечение профукает. Так что, найдешь себе еще.
— Не хочу больше никого, — замотала головой Альбина. — Нажилась…
— Тю! — отмахнулась соседка. — Вон ты какая! Красивая! Какие твои годы! Вот он как к тебе придет, так сразу и скажи: ухожу от тебя, ирод проклятый!
— Не придет он, — сказала Альбина, вдруг снова ощутив это странное покалывание внутри. Наверное, она могла бы рассказать сейчас этой простой женщине о том, что произошло, но не хотелось ей портить приятную беседу своим горем. Да ведь и шила в мешке не утаишь. Или кто-то из медперсонала что ляпнет, или полицейские придут прямо в палату. Достаточно уже того, что вылезло наружу. Альбина вздохнула и попросила: — Расскажите мне про зятя вашего еще что-нибудь.
— Ой, какой он у меня! — тут же расплылась в улыбке женщина. — Рукастый, головастый! Как сына собственного люблю! Они и по возрасту-то близкие, а как за одним столом рядышком сядут да запоют, стены дрожат, веришь?
— Верю, — улыбнулась в ответ Альбина. — Повезло вам.
— И тебе повезет! Дочка-то когда придет?
Альбина закусила губу и отвела глаза:
— В отъезде она. Не знает ничего…
— Ну, ты вроде пооклемалась уже немного. Позвонишь, скажешь ей, что да как. А сейчас поспи, поспи! Завтрак понесут, так я тебя разбужу.
Альбина послушно закрыла глаза и стала медленно проваливаться в беспокойную дремоту.
«Он не придет… не придет… не придет…» — стучало у нее в голове.
И как усмешка — из темноты вдруг появилось лицо Бражникова. Оно выглядело так, будто было вытесано из серого камня, но глаза его — мутные, полные яростной злобы, — буравили и прожигали ее насквозь.
«Уходи! Нет тебе места рядом с нами! И нет тебе места на земле! Господи, прости меня грешную… прости, господи! Спаси и сохрани!» — отбивалась она, выставив руки перед собой и захлебываясь в яростном крике.
Альбина вскинулась и села на кровати, обливаясь потом. Палату заливало утреннее солнце. Соседка, приоткрыв рот, похрапывала, издавая в конце протяжный свист.
Сердце билось с такой силой, что, казалось, казенная ночная рубашка на груди шевелится от его ударов. Сглотнув вязкий ком в горле, Альбина поискала глазами графин с водой. Сделав несколько жадных глотков, она поставила его на прикроватную тумбочку и стала потихоньку сползать на пол.
У стены стояли металлические ходунки, и Альбина вознамерилась во что бы то ни стало добраться до них.
Андрей проснулся от того, что Алиса всхлипнула во сне. Он осторожно приподнялся, стараясь не шевелить рукой, на которой лежала ее голова, и некоторое время смотрел, как подрагивают ее ресницы.
Они легли поздно, потому что почти два часа провели в отделении вместе с Олегом. Пили крепчайший чай и говорили обо всем, что случилось, не как чужие люди, а как… Андрею пока никак не удавалось придумать названия их тандему. Не потому, что дружбы как таковой между ними не могло быть, а скорее, лишь по причине нехватки времени для того, чтобы узнать друг друга лучше. Однако Андрей ни на минуту не забывал о предостережении Матвея, и как бы ему не нравился Олег, старался придерживаться лишь основной темы разговора.
На обратном пути Алиса храбрилась, но отчаянно зевала и клевала носом. Когда они добрались до дома, то сразу упали в кровать.
— Как ты, моя отчаянная девочка? — прошептал Андрей, прижимая ее к себе.
— Уплываю…
— Поплывем вместе?
— Ага… — Засыпая, она улыбалась. Ее дыхание становилось все тише и спокойнее.
— Я люблю тебя, — прошептал он, зарываясь носом в ее волосы и ощущая себя абсолютно и бесповоротно счастливым.
…Она вздрогнула и ухватилась за его запястье.
— Тш… — прошептал Андрей.
— Андрей! — пробормотала она и уставилась на ковер. — Где… О, господи! — развернувшись, она выдохнула. — Сон какой-то странный приснился. Не помню, про что, но… — она замерла, когда его руки ласково прошлись по ее спине и затылку. — Голос мамы услышала, такой, знаешь… как никогда раньше…
— Все наладится, — успокоил он ее. — Я все для этого сделаю. Ты как? Еще полежим или будем вставать?
Алиса потерлась носом о его грудь и снова вздохнула:
— Мне нужно убедиться в том, что с ней все хорошо, понимаешь?