– Зачем тебе деньги? Проигрался? Влез в долги?
– Не поверишь. Самому иногда кажется, что я участвую в идиотском скетч-шоу. Мне нужно стать индейцем.
– Смешно, – сказал Лукаш.
– А мне – нет.
– На хрена тебе быть индейцем?
– Возможность выезда в Канаду. Вместе с сестрой. Союз племени ирокезов официально признан ООН. Сейчас рассматривается возможность возвращения племенам их исконной территории в Штатах, а поскольку ирокезы живут по обе стороны границы с Канадой, то члены племени имеют право даже сейчас свободно перемещаться туда и обратно. Землю в Канаде получить не могут, а выехать и поселиться где-нибудь у ее северной границы – без проблем. Еще без гражданства и без права голоса, но это уже не важно. Настоящему индейцу достаточно свободы.
– И?
– Двести пятьдесят тысяч за то, что двое бледнолицых внезапно обретут своих давно потерянных родственников и предков. Система работает уже почти год, коренные американцы освобождены от налогов, их бизнес, сам понимаешь, тоже… Если сейчас провести перепись населения, то окажется, что поголовье коренных американцев сильно возросло.
– Ты говорил – двести тысяч.
– Ну да. Пятьдесят у меня уже есть. Нужно еще двести.
– А более дешевых племен у тебя на примете нет?
– Есть. В Нью-Мексико можно стать краснокожим всего за пятьдесят тысяч. Но граница с Мексикой на замке, а быть индейцем в племени из Нью-Мексико… Или команчем… – Джонни передернул плечами. – Нужно стать ирокезом.
И он не врал. Было видно, что колотит его совершенно по-взрослому. Похоже, что ему действительно важно… нет, не стать индейцем, а получить право официально выехать из США.
– Выехать обязательно легально? – спросил Лукаш. – А просто так тебя не выпустят? У тебя проблемы?
– А у кого-то в этой стране нет проблем? Вон даже у тебя есть проблемы…
Лукаш хотел сказать, что вот у него-то как раз проблем и нет, что у него все замечательно. Даже рана не болит, а так, свербит потихоньку, напоминая о своем существовании. Хотел соврать, но не успел – зазвонил его мобильник. И звонил Петрович.
– Давно не слышались, – сказал Лукаш в трубку.
– Ты в кафе? – спросил Петрович вроде как нейтральным тоном, но где-то там, на краю текста, четко слышалось напряжение.
– Как тебе и обещал, – сказал Лукаш. – Сидим вот с Джонни, пьем кофе, говорим за жизнь… Тебе, кстати, скальпы не нужны? Скоро к Джонни по этому поводу можно будет обратиться…
– Заткни вербальник хоть на минуту, – Петрович затейливо, но не слишком азартно выругался, давая Лукашу возможность осознать неуместность каких бы то ни было пререканий. – Куда потом собираешься?
– В отель, а что?
– Постарайся не приближаться к району вокзала.
– А что так?
– Двадцать пять минут назад там начал работать снайпер. Уже есть информация о восемнадцати трупах.
«Весело, – подумал Лукаш. – И с каждым часом все веселее и веселее».
– Ты бы вернулся в офис, – предложил Петрович. Не приказал, а именно предложил, неуверенно и даже как-то растерянно. – Можешь даже Джонни с собой прихватить.
Лукаш поскреб ногтем висок в задумчивости.
– Так как? – спросил Петрович.
– Я, наверное, все-таки в отель.
– Инфоблок с тобой?
– Естественно.
– Я тебе кое-что сброшу. Не сенсация, так – третья категория, но все-таки. В номере глянешь.
Категория три – это особо секретно и даже зашифрованно. Придется вводить коды и возиться с программами. Это что ж такое снайпер натворил? Ведь не человек же это Петровича, в самом деле.
Восемнадцать трупов, с некоторым опозданием дошло до Лукаша, и по спине пробежал озноб. Снайпер, это тебе не офисный стрелок, решивший свести счеты с начальством или коллегами. Этот не станет идти по офису, от одной ячейки к другой, матерясь и паля из дробовика или пистолета.
Кто-то сейчас сидит где-то на крыше или на высоком этаже и методично расстреливает некстати… или кстати подвернувшихся прохожих. За двадцать пять минут – восемнадцать убитых. Петрович ничего не сказал о раненых. И не сказал, что снайпер уже перестал стрелять. Сафари продолжается? То-то полицейские суетятся… И не только полицейские. Миротворцы наверняка тоже поставлены на уши.
– Марта! – позвал Лукаш. – Марта!
– Что? – Марта выглянула из двери подсобки. – Еще кофе?
– У тебя телевизор работает?
– Неделю назад работал, а что?
– Включи, пожалуйста, – попросил Лукаш.
Марта телевидения не любила, новости предпочитала получать от своих многочисленных родственников, приятелей и приятельниц по всем Соединенным Штатам, посему телевизор в кафе всегда был выключен, а пульт валялся где-то под стойкой.
– Где он? – пробормотала Марта. – Куда его засунули?.. Да, вот.
Марта включила телевизор, положила пульт на стойку и, бросив через плечо: «Сам возьмешь», снова ушла в подсобку.
– Что-то случилось? – спросил Джонни.
– Твоя сестра, кстати, где?
– Дома, где же еще?
– Точно? Выходить на улицу не собиралась?
– После вчерашнего? Она у меня не дура. Сейчас сидит дома в обнимку с дробовиком и шныряет по Сети. Так что случилось?
– Стреляют, – сказал Лукаш, сходил к стойке за пультом и вернулся к столу. – В районе Юнион Стейшн.
Телевизор у Марты был, естественно, старый, без выхода в Сеть и функции поиска информации.
Лукаш несколько раз переключал каналы, прежде чем наткнулся на прямой репортаж с места событий. Лицо корреспондента, стоявшего в кадре с микрофоном в руках, было знакомым, но имени Лукаш вспомнить не смог.
За спиной телевизионщика было здание вокзала. Улица забита машинами, некоторые стояли, печально уткнувшись одна в другую, а какой-то черный «Форд» лежал на боку возле столба.
– Стрельба прекратилась так же внезапно, как началась! – прокричал в микрофон тележурналист. – Очевидцы утверждают, что стреляли со стороны парка, но в это трудно поверить – пострадавшие есть в местах, от парка не просматривающихся. Мы попытались получить комментарий от представителя полиции, но…
За спиной журналиста рвануло. Вроде бы машина, но толком рассмотреть не удалось – полыхнуло, полетели какие-то клочья, камера дернулась, заваливаясь, и стала показывать небо, оператор, по-видимому, упал на спину от неожиданности или был отброшен взрывной волной. В кадр попало облако и полицейский вертолет.
Звук взрыва донесся до Лукаша и с улицы, задребезжало витринное стекло в кафе. Рвануло еще раз. И еще. И кажется, ближе, чем в первый раз.
– Твою мать, – пробормотал Лукаш и на всякий случай отодвинулся на самый край диванчика, подальше от оконных стекол. Ни хрена себе… И снова – бах-бах-бах, и стекла – др-др-др…
Микрофон тележурналиста продолжал работать, были слышны крики, потом снова что-то несколько раз взорвалось. Камера лежала неподвижно, оператор ее или уронил, или… Что-то мелькало, кто-то пробегал мимо камеры, клубы черного дыма затянули небо, почти полностью скрыв все еще висевший неподвижно вертолет.
Вверху кадра появилась надпись «Но коммент» – режиссер в студии решил хоть так оставить картинку в эфире, прерывать сейчас репортаж по техническим причинам из-за такой ерунды, как гибель или ранение членов съемочной группы, было верхом глупости и непрофессионализма. Шоу, мать его так, должно продолжаться.
Вертолет, наконец, из кадра убрался. Был слышан звук его двигателя, вопли сирен машин полицейских, пожарных и «Скорой помощи». Кричали люди, но взрывов больше не было.
Потом кто-то подошел к камере, прикрыл объектив рукой, и, наверное, выключил, картинка исчезла, оставив пустой экран. Не исключено, что какой-то смекалистый прохожий стал счастливым обладателем ненужной ему профессиональной видеокамеры. Через пару секунд включили студию, но это было уже неинтересно.
Лукаш выключил телевизор.
– Совсем с ума сошли, – сказала Марта, которая, оказывается, вернулась в зал и тоже смотрела репортаж. – Это возле Юнион Стейшн?
– Да.
– Там у меня живет подруга, – Марта достала из кармана фартука телефон. – Если что-то интересное – я скажу. Дебора? Черт, перестань визжать, говори по-человечески! Я знаю, что стреляли – ты цела? Твои тоже целы? Чего же ты кричишь? Спокойно расскажи, что там у вас творится…
Лукаш покрутил в руках свой мобильник – звонить некому. Еще никто ничего толком не знает… кроме самого снайпера, разумеется. Зарубки на прикладе он, скорее всего, не делает, но количество убитых все равно контролирует.
Вот если бы связаться, спросить – настрелялся уже супостат или еще планы имеет? Спросить, а отчего это восемнадцать трупов?
– Результат не круглый, мать твою, – пробормотал Лукаш, доставая из сумки инфоблок. – Что такое – восемнадцать человек? Почему не двадцать? Не двадцать пять?
Лукаш нес чушь, прекрасно сознавал это и даже не пытался остановиться. Это он так настраивается, прогревает мозги. Да и впустую, похоже. Не его это дело. И тема не его. Если бы грохнули кого-нибудь из бомонда, а так… Вон и Петрович просто предупредил без особого напряжения. Не ходите, дети, в Африку гулять.
Что такое снайпер нынче – чушь, мелочь, ерунда. Убил два десятка человек? Да хоть сотню. Это вам не волнения на межэтнической почве. Правда, еще вон и машина взорвалась… и, кажется, не одна. Заминировали?
Хотя машина могла взорваться и от пули того самого снайпера. Запасливый оказался мужик, набрал и бронебойных и зажигательных – развлекаться так развлекаться. Бывший морпех какой-нибудь. Тюлень. Обиделся. Если черный – мстит за аресты своих черных братьев, если азиат – наказывает всех за вчерашний погром. Нефиг делать.
Сеть уже шумела и клокотала. Очевидцы, естественно, успели выложить первые кадры. У Лукаша даже мелькнула мысль, что вот сейчас он наткнется на качественное, отрежиссированное видео, как при расстреле статуи Свободы, и станет понятно, что вся акция снайпера спланирована, что должна она что-то значить глобальное и злободневное, но на этот раз Сеть была заполнена обычными съемками с телефонов.