– Эй… эй, – предостерегающе подняла она палец.
– Дай хоть с твоего выигрыша ликера хлебнуть, – крикнул Арсений, подтягивая на руки шнурок.
– Ага, – ответил, облизнувшись и нервно моргнув, палач. – Всем вам дай. Там всего граммов полхлебка.
Он схватил бутылочку и опрокинул ее в рот, непрерывно глядя на отступающую за биллиард жертву.
– Не вишневый… Персиковый, – утер он рукавом губы. – Эй, дамочка, – и он сделал вперед пару шагов, но остановился.
Арсений, оценивая по-ньютоновски столкновение неравных масс, изготовился прыгнуть.
– Ага, – повторил охранник, вытирая потный лоб. – Эй… Вы чего? – пошатнулся вдруг. – Эй, ты, – сипло крикнул он Рите, маня к себе пальцем. – Суки. Потравили меня что-ли? – оглянулся он на географа и поискал плавающими глазами биту. – Чем потравили? – заорал он, шатаясь. – Крысятиной?
И охранник юрко пошлепал назад, к открытой двери. Тут Рита неожиданно прытко подскочила к потравленному и страшно обрушила на его голову оказавшийся в ее руках толстенный древний манускрипт ручного письма. Но крепкий гаденыш, и рухнув, и сипя, прополз еще спасительные метр или два.
– Не дай ему, Сеня! – крикнула Рита. – Держи здесь.
Но любитель сладкого, высунув на географа безумные глаза, рухнул ровно у приоткрытой дубовой двери. До него стало не дотянуться.
Пять минут заключенные оцепенело сидели плечо к плечу на ковре, глядя на поверженную, но недоступную добычу.
– Времени мало, – сказала Рита.
– Ты зачем? – спросил Арсений. – Чтобы я зря ревновал?
– Хочешь отделаться малой кровью? – в свою очередь переспросила она.
– Выпей воды. Пирожные, – предложил он даме, придвигая блюдо, и Рита взяла бутылку.
А Полозков осторожно вытянул из кармана флэшку, небольшой квадратик в полсантиметра, схватил этой же рукой сочник и стал давиться.
– Ты что это? – удивилась Рита. – Сейчас антракт, воды попей, – и сунула ему бутылку. – Ладно, жди, – скомандовала.
Рита поднялась, сначала, внимательно озираясь, обошла залу, потом отправилась в туалет, зажужжала водой, загромыхала и обратно появилась, держа в руках отвинченный душевой шланг.
– Ну, – сказала она, – ковбой. Лошадок объезжать не умеешь, тогда бросай лассо.
В диких мучениях, кривясь червяком и изгибаясь, географ завел конец шланга за куртку отключившегося злодея и по сантиметру, чертыхаясь и кашляя, стал подтягивать того ближе и ближе. Через четверть часа воняющий псиной "медведь" был в руках добытчиков.
– Быстро, – сказала Рита. – Ищи в карманах. У таких всегда нож.
И точно, Арсений выудил из штанов заарканенного солидный тесак и тут же, без передышки, взялся пилить Ритин шнур. На оба у них ушло с полчаса, причем женщина временами помогала своему упревшему, сидящему с дрожащими руками мужчине.
Измотанные, они тихо поднялись и подошли к двери. Арсений выглянул в коридор.
– Пошли, не шуми, – сказал он.
Основной выход, тот, где хрусталь и бронза, оказался недоступен – там напряженно переговаривались голоса, деля доминошную "рыбу", пищало радио, и оттуда тянуло нехорошим напряжением.
– В ресторан, – одними губами прошептал познавший эти коридоры Полозков.
– Столик только на двоих, – прошептала Рита, на секунду повиснув на его руках.
Они, тишайше ступая, пробрались мимо ресторанных столиков и бара.
– Здесь где-то выход, служебный, – стал вслух вспоминать Арсений.
– Здесь, здесь, – громовым голосом приветствовал их страшный тип в серо-стальном костюме, невесть откуда выросший на пути. – Ну что, глисты, драпать насобачились! – сладко улыбнулся Альберт Колин, поигрывая тяжелым оружием с насадкой глушителем. – К братику моему, Артуру Альбертычу, вижу, мылитесь, у него мозговые косточки сосать. А вот пососите, – тряхнул он убойным средством, неспешно наступая. – Сейчас разряжу в вас восемь железочек со сбитым балансом, и будете кровяные мешки, – хоронить не останется.
– Господин Колин, неужто в людей… – пропищала Рита.
– Кто один раз в овцу выстрелил, – прошипел Колин, – бьет без остановки. Сколько раз я предупреждал эту тупую солдафонскую рожу – не держи, Артурка, себя за старшего. Всю жизнь мне воняешь, что раньше меня из мамаши выглянул, вот и правофланговый… Не воняй, Артурка, всю жизнь я ему… Кто первый вылез, первый и окочурится. Все равно тебя, тупой рубака, хитрее я и башковитей. Вот и вас, котятки, сеточкой вовремя накрыл, сейчас буду в колодках топить. Пока, Артурка. А ну, пошли!
– Эй, меня зовешь? – раздался из дальнего угла, где темнела выставленная рама, хриплый смех. – Здесь я, Альберт Колин, хитрозадый прохвост. Меня старшенького задумал облапошить. На-кось, – и ступивший в круг света от вздымающегося дня Артур Нолик, строгий и подтянутый, как для дипраута, запустил в братца убойный огромный резной табурет.
Что произошло дальше, беглецы не поняли. Вдруг, как от треснувшего в тысячи жестяных литавр огромного оркестра, вздрогнул и осел воздух, беспорядочная стрельба разнеслась по ресторану, острым эхом разорвавшись в саксонском фарфоре сервизов и богемском хрустале бокалов, какафония пальбы и криков накрыла особняк. Но это стреляли не братья-разбойники. Они, сцепившись в братских объятиях, в бешеной пляске катались по столам и под столами, на креслах и на барной стойке, все круша, выламывая и заставляя фарфор и хрусталь играть прощальную кадриль.
Беглецы инстинктивно заткнули уши, выскочили в выломанную мощным Ноликом фрамугу и очутились на площади, где им предстала фантастическая картинка. В предрассветном тумане перед особняком стоял огромный броневик, обмотанный лозунгом: " ЗАВЛАСТЬ САВЕТАВ СЪЕМ КИНО ПАШКА МАРОЗАВ " и " НИМИШАТЬ". Из головного пулемета броневика вырывались клубы дыма и, видимо, велась жуткая стрельба, как все понадеялись – холостыми, но из-за грохота ничего невозможно было разобрать. По бокам броневика, защищая с флангов, медленно катились два роскошных "Мерседеса", возле которых перебежками прыгали лысые или стриженные мужики. Один из них, тучный и крупный, взобрался на броневик и, протянув вперед ладонь, зорко оглядывался.
Это был банкир "Гудбанка" Барыго. Мчащиеся и схватившиеся за руки беглецы, и правда, подумали, что кино, потому, что вспышки профессиональных фотоаппаратов на секунду прочертили голубой дым в сереющей утренней мгле.
– Вот они! – заорал Барыго, указывая толстым пальцем на беглецов. – Спасай их. Сюда, сюда. Вон они!
Он картофельным мешком скатился с броневика и помчался наперерез бегущим, по дороге щелкнув и настешь распахнув дверь одной из сияющих лаком машин. Ничего не понимая, Арсений и Рита заскочили на заднее сиденье, Барыго хлопнул дверью, проревел: " Отбой!" и, запрыгнув к рулю, вздыбил машину и взялся страшно хохотать.
– А что! Взяли наших?! – крикнул он, оглянувшись. – Наших на туфте не возьмешь!
Только возле банковского козырька он чуть успокоился, перестал вертеться и, встреченный сосредоточенной и собранной охраной, спокойно вышел и дружелюбно предложил беглецам:
– Ну вы наломали! Выходи народ честной, амнистия-безвременка.
Перед банком торчал полуброневик "Хаммер". Пацан Папаня выбрался из него и подплелся к Барыге.
– Во, видал! – несколько снизил пыл Барыго. – Видал, Папаня. Отбили, своих отбили у этих. И козырька, – дружески ткнул он в грудь географа, – из колоды выдернули.
– Ты чего, смурной?! – хмуро спросил пацаненок банкира.
– Не понял?
– Смурной, говорю? Травы объелся? – повысил Папаня тон.
– А чего?
– Того. Тебе кто звонил этих вытягивать?
– Разные. С газеты, и майор. Свой, из ментовки. А потом Нолик.
– Бараны, – зло сплюнул на крайнем ударении Папаня.
– Кто бараны? – зловато переспросил ждавший похвалы банкир.
– Вы! – заорал пацанок. – Подставили вас, как котят. На фотку снимали?
– Ну… – замялся Барыго. – Снимали. У одного братва аппарат об морду … А чего?
– Того.
– Так, наших эти козлы за жабры. Бригада к бою, не выдюжила. Да и косые просили.
– Так-то так, – уже спокойнее рассудил паренек и опять сплюнул. – А кого теперь на губернию ставить?
– Не понял?
– Понял, понял. Завтра все газеты подвал с фоткой дадут. Барыго расстреливает адвокатов.
– Так пули холостые! – возмутился банкир. – Наконец броневик научили слесарьки. На носу праздники, опередим, по редакциям с букетами пройдемся.
– Ладно. Этого хоть не давите, – указал пацан на географа.
Отошел, с трудом взобрался в огромную машину, и та, дав ход, скрылась за поворотом.
– Ну вот, – развел руками банкир перед географом и толкнул того в спину. – Да, иди хоть ты…
В кабинете начальника банка географ и Рита молча опустились на кресла. Ввел их туда забинтованный и почти весь заклеенный пластырем Артур Нолик, хранящий на лице злобную холодную мину. Секретарша молча принесла дымящийся чай, кофе и печенье. Вошел Барыго, молча уселся.
– Кто рассказывать будет? – спросил, поглядев исподлобья.
Тихо, неприметной мышкой в зале появилась молодая китайская барышня и тоже уселась за широким столом.
– Вот, – показал барышне Барыго на географа. – Еле добыли. Где база? – спросил он, вперясь в Арсения недобрыми глазами.
– Какая база? Военно-морская? – схамил географ. – Так китайские товарищи уже всех их знают.
– Не дури, – прошипел Нолик, шурша пластырем. – Тут люди с тобой разговаривают.
– Ему надо сделать рентген, – вдруг отчетливо выговорила Рита и страдальчески сморщилась. – Или промывание, – и отвернулась.
Арсений закрыл глаза.
– Ну, слава те… – перекрестился банкир.
Большего позора географ в свою жизнь не испытывал, но сопротивление было бесполезно. Через полчаса, опустошеного и измученного, его притащили назад. За это время ловкая молчаливая медсестра, вовсе не Алевтина, выпотрошила его огромной клизмой в ночную вазу. Ваза была всамделешняя старинная расписная и немецкая фирмы КРМ и взята с балюстрады банковской лестницы. Сидя под внимательным приглядом двух охранников, без и с наколкой на руке, географ считал секунды, и ему казалось, что вместе со всем лишним и наносным из него выходит что-то выжное, вечное и необходимое для жизненного цикла. Арсений так устал и ослаб, что не протестовал ни устно, ни, тем более, письменно.