— Одна тысяча. — Бубба остановился, убрал в карман пиджака пересчитанные купюры, а то, что еще предстояло пересчитать, держал в руке.
Леон с облегчением вздохнул, решив, что сейчас все решится само собой. Бубба взглянул на меня так, будто не понимал, из-за чего сыр-бор.
Роберта опустила пистолет.
— Ну, мистер Миллер, если мы сейчас сможем…
Бубба лизнул подушечку большого пальца и взял верхнюю банкноту из пачки, которая оставалась у него в руке.
— Двадцать, сорок, шестьдесят, восемьдесят, сто…
Леон Третт изменился в лице, будто у него в мозгу произошла закупорка кровеносного сосуда. Белое как мел лицо стало алым и вспухло, он схватил незаряженный пистолет двумя руками и стал прыгать с ним взад-вперед, как ребенок, которому срочно надо на горшок.
Роберта Третт снова подняла пистолет, навела ствол на голову Буббы, прищурила левый глаз, прицелилась и взвела курок.
В резком свете лампы фигуры стоявших посреди кухни Роберты и Буббы контрастно выделялись на фоне интерьера, на порождения природы таких размеров обычно взбираются с помощью веревок и специальных крюков, и просто трудно было себе представить, что они могут быть порождением человека.
Я тихонько вытащил свой пистолет, завел руку за спину, снял его с предохранителя.
— Двести двадцать, — бормотал Бубба.
Роберта сделала к нему еще шаг.
— Двести тридцать, двести сорок, слышь, чувак, да застрели ты эту суку, будь добр, двести пятьдесят, двести шестьдесят…
Роберта Третт застыла, будто споткнулась. Казалось, она растерялась, не понимает, что делать дальше, и совершенно незнакома с таким состоянием. Думаю, ей ни разу в жизни не приходилось сталкиваться с таким невниманием к своей особе.
— Мистер Миллер, вы сейчас перестанете считать. — Она выставила распрямленную руку с пистолетом под прямым углом к туловищу, костяшки пальцев на фоне черной стали казались совсем белыми.
— …триста, триста десять, триста двадцать, я же говорю, пристрели эту кобылу, триста тридцать…
На этот раз Роберта не могла сомневаться в том, что услышала. Запястье задрожало, пистолет заходил ходуном.
— Мадам, — попросил я, — положите пистолет.
Она видела, что я стою на месте, но ее явно обеспокоило, что она не видит мою правую руку. Тут-то я большим пальцем и взвел боек, он щелкнул, и этот щелчок был слышен так же ясно, как мог бы быть слышен и сам выстрел.
— …четыреста пятьдесят, четыреста шестьдесят, четыреста семьдесят…
Роберта Третт посмотрела через плечо Буббы на Леона, дуло ее пистолета изрядно подрагивало. Бубба считал.
В глубине дома, в дальнем конце коридора, делившего здание пополам, послышался шум: дверь там резко открыли и сразу же закрыли. Роберта стрельнула глазами в ту сторону, потом снова посмотрела на Леона.
— Останови его, — сказал Леон. — Пусть перестанет считать. Мне это больно видеть.
— …шестьсот, — сказал Бубба, повысив голос, — шестьсот десять, шестьсот двадцать, шестьсот двадцать пять, ну, хватит уж пятерок-то, шестьсот тридцать…
В коридоре послышались тихие приближающиеся шаги, Роберта напряглась.
— Хватит, — сказал Леон. — Перестань считать.
Другой человечек, еще меньше ростом, чем Леон, скованно ступая, вошел в кухню. Его темные глаза широко раскрылись от удивления и замешательства. Я приставил пистолет к его лбу. Грудь у него была до того впалая, что казалось, вместе с грудиной выгнута совсем не в ту сторону, как положено природой человеку. Живот выпирал вперед, как у пигмея. Правый глаз косил и все ускользал от нас, как уносимая морским течением лодка. В белом свете люминесцентной лампы над правым соском краснели мелкие царапины. Если не считать небольшого синего махрового полотенца, он был гол, и потная кожа поблескивала в ярком свете.
— Корвин, — сказала Роберта, — иди к себе.
Корвин Орл. Видно, он в конце концов нашел свою семью.
— Корвин останется здесь. — Я вытянул руку и убедился, что здоровый глаз Орла заглянул в дуло. Он кивнул, покорно уронил руки.
Глаза обитателей дома обратились к Буббе.
— Две тысячи! — воскликнул он и поднял над собой пачку купюр.
— Мы согласны на компенсацию. — Голос Роберты дрожал. — А теперь завершим сделку, мистер Миллер. Дайте нам магазины.
— Дайте нам эти магазины! — взвизгнул Леон.
Бубба через плечо взглянул на него.
Корвин Орл сделал шаг назад, но я строго покачал головой: «Не вздумай». Он сглотнул. Я сделал пистолетом знак приблизиться, и он повиновался.
Бубба усмехнулся. От этой усмешки Роберта совсем сникла.
— Магазины. — Бубба обернулся к Роберте и тут, кажется, впервые заметил направленный на себя пистолет. — Разумеется.
Он поджал губы и послал Роберте воздушный поцелуй. Она заморгала и отшатнулась, словно в нее пшикнули ядовитым газом.
Бубба полез в карман плаща и резко выхватил оттуда руку.
— Э-э-э, — проблеял Леон.
Бубба шлепнул Роберту по запястью, пистолет выскользнул у нее из руки и, описав дугу, полетел через мойку и стойку.
Все, кроме Буббы, пригнулись.
От удара о стену сработал механизм, раздался выстрел. Пуля проделала дыру в дешевом пластике за раковиной и отлетела рикошетом в стену рядом с окном, под которым скорчился Леон. Пистолет с громким стуком упал на стойку и развернулся дулом к запыленной решетчатой сушилке для посуды.
Бубба взглянул на дыру в стене.
— Круто.
Все, кроме Леона, выпрямились. Он сидел на полу, приложив руку к сердцу, и эти его выцветшие глаза смотрели так твердо, что я понимал: он совсем не такая размазня, какой мог показаться, пока Бубба считал деньги. Это была лишь маска, роль, которую, как я решил, он играл, чтобы мы о нем забыли и не обращали на него внимания. Сейчас, сидя на полу и с неприкрытой ненавистью глядя на Буббу, он эту маску сбросил.
Бубба запихнул вторую пачку купюр в карман, подошел к Роберте.
— Ты, Зена[42] Большая, на меня пушку наставляла. — Он потер ладонью нижнюю часть лица, наполнив пространство кухни шуршанием щетины о грубую кожу. Руки Роберты безжизненно повисли.
Бубба ласково улыбнулся.
— Ну что, сейчас тебя прикончить? — спросил он очень тихо.
Роберта качнула головой.
— Точно?
Она заторможенно кивнула.
— Ты же, как ни крути, пушку на меня наставляла.
Роберта снова кивнула, хотела что-то сказать, но вместо слов раздалось какое-то хриплое бульканье.
— Это что было?
Она сглотнула.
— Простите, мистер Миллер.
— О, — кивнул Бубба.
Он подмигнул мне, и в его улыбке я подметил уже знакомый мне злой зеленый огонек, верный признак того, что теперь может случиться что угодно. Совершенно что угодно. Леон, цепляясь за кухонный стол, медленно поднимался на ноги.
Бубба не сводил глаз с Роберты, но явно хорошо представлял, что происходит у него за спиной.
— Дотронешься до «Чартера-22», который у тебя под столом прилеплен, я тебе им же яйца отстрелю.
Рука Леона, лежавшая на краю стола, отдернулась и повисла вдоль туловища.
Волосы прилипли к потному лбу Корвина, струившийся по нему пот заливал глаза. Он схватился рукой за притолоку.
Бубба подошел ко мне и, не сводя глаз со своих «покупателей», прошептал одними губами: «Они вооружены до зубов. Уходить придется резко. Понял?»
Я кивнул.
Леон взглянул сначала на стол, потом на буфет, потом на висевшую на стене рядом с дверью ржавую, в комках налипшей грязи сушилку для посуды. Похоже, ею не пользовались уже лет десять.
Орл смотрел туда же, куда и Леон. Потом они переглянулись и как будто приободрились.
Бубба прав. Мы, похоже, попали в Тумстон[43] нашего времени. Один неверный шаг и перед нами разыграют ремейк перестрелки в «О’кей корале».
— Пожалуйста, — попросила Роберта, — уходите.
— А как же магазины? — удивился Бубба. — Вы же хотели магазины. Они вам все еще нужны?
— Я…
Бубба коснулся кончиками пальцев ее подбородка.
— Да или нет?
Она закрыла глаза.
— Да.
— Простите, — просиял Бубба. — Но вы их не получите. Нам пора.
Он взглянул на меня, склонил голову набок и направился к двери.
Корвин прижался к стене. Держа пистолет дулом в сторону кухни, я попятился следом за Буббой, увидел белые от ярости глаза Леона и понял, что погоня неизбежна.
Я взял Корвина Орла за шкирку, толкнул на середину кухни, поближе к Роберте. Поймал глаза Леона.
— Только пикни. Убью, — пообещал я. — Оставайся на кухне.
Визгливый голосок восьмилетнего баловня пропал. Вместо него прорезался хрипловатый колючий бас:
— Тебе, парень, еще до входной двери дойти надо. Путь неблизкий.
Я попятился в коридор, по-прежнему держа пистолет дулом в сторону кухни. Бубба стоял в нескольких метрах от меня, посвистывая.
— Может, уже пора валить отсюда? — прошептал я.
Он оглянулся.
— Может быть.
Грохоча сапогами по старым половым доскам и маниакально хохоча, Бубба бросился к выходу. Хохот гулко разносился по всему дому.
Я бросился следом. Я слышал, как обитатели дома возятся на кухне, как открывается дверца сушилки, как затем, вращаясь на петлях, падает, возвращаясь в закрытое состояние, и спиной чувствовал, как в меня целятся.
Бубба не стал тратить время на открывание двери с сеткой, отделявшей нас от свободы, он пробежал прямо сквозь нее, деревянная рама разлетелась на части, зеленая сетка, как вуаль, окутала его голову.
На пороге я рискнул оглянуться. Леон выходил в коридор с вытянутой рукой. Я успел выскочить на улицу, остановился, навел на него пистолет. Долгое мгновение мы целились друг в друга.
Наконец Леон опустил руку и покачал головой:
— В другой раз.
— Разумеется, — согласился я.
На лужайке Бубба, по-прежнему хохоча, избавлялся от остатков рамы с прикрепленной к ней сеткой.
— Я — Конан-Варвар! — кричал он, раскидывая руки в стороны. — Великий убийца злых гномов! Никто из людей не осмелится испытать мою отвагу и силу в битве! Ха-ха-ха!