Мы трусцой припустили к «хаммеру». Добежав до него, я стал лицом к дому, держа пистолет двумя руками, а Бубба забрался внутрь и отпер дверцу у переднего пассажирского сиденья. Дом, казалось, вымер.
Я забрался в машину, и Бубба рванул с места, не успел я закрыть дверцу.
— Зачем обманул с магазинами? — спросил я, когда нас и Треттов разделял по крайней мере квартал.
Бубба проехал под «кирпич».
— Достали они меня. Считать мешали, козлы.
— Так в этом все дело? Потому и зажал магазины?
Он нахмурился.
— Терпеть не могу, когда считать мешают. Ненавижу.
— Слушай, — вдруг вспомнил я, — а что ты такое нес про злых гномов?
— Что?
— У Конана нет никаких злых гномов.
— Точно?
— Точно.
— Черт.
— Прости.
— Ну почему тебе обязательно надо все испохабить? — обиделся Бубба. — Зануда проклятый!
25
— Энджи! — крикнул я, ввалившись с Буббой домой.
Она выглянула из маленькой спальни, в которой работала.
— Что стряслось?
— Ты ведь следила за делом Пьетро, верно?
Она помрачнела:
— Да.
— Пошли в гостиную, — сказал я и потащил ее за собой. — Пошли-пошли.
Она подозрительно посмотрела на меня, потом на Буббу, который, покачиваясь взад-вперед на каблуках, выдул огромный шар жвачки «базука».
— Вы пьяные, что ли?
— Отнюдь, мэм. Идем-идем.
Мы зажгли в гостиной свет и рассказали о своем визите к Треттам.
— Два придурка, — сказала она, дослушав до конца. — Два маленьких психа, решили сыграть против ненормальной семейки.
— Да ладно тебе, — сказал я. — Энджи, как был одет исчезнувший Сэмюэл Пьетро?
Она откинулась на спинку стула.
— Джинсы, красная водолазка поверх белой футболки, парка синяя с красным, черные варежки, кроссовки выше щиколотки. — Она прищурилась и посмотрела на меня. — Так что?
— И все? — спросил Бубба.
Энджи пожала плечами:
— Да. Ну, еще бейсбольная кепочка с надписью «Ред сокс».
Я посмотрел на Буббу, он кивнул и поднял вверх руки.
— Мне туда нельзя. У них мои пистолеты.
— Не беда, — сказал я. — Сейчас позвоним Пулу и Бруссарду.
— Зачем звонить Пулу и Бруссарду? — не поняла Энджи.
— Так вы видели Третта в бейсбольной кепке «Ред сокс»? — Мы с Пулом сидели в кофейне «Волластон».
Я кивнул.
— Которая была ему мала. На три-четыре размера меньше, чем нужно.
— И это наводит вас на мысль, что вышеупомянутая кепка принадлежала Сэмюэлу Пьетро.
Я снова кивнул.
Бруссард посмотрел на Энджи:
— Вы согласны?
Она закурила.
— По обстоятельствам подходит. Третты живут в Джермантауне, прямо напротив Уэймаута, недалеко от игровой площадки «Нантакет-бич», где Пьетро находился непосредственно перед исчезновением. И карьеры, карьеры тоже не слишком далеко от Джермантауна, и…
Бруссард скомкал пустую пачку из-под сигарет и бросил ее на стол.
— Думаете, та же история, что и с Амандой Маккриди? Считаете, раз Третт живет в радиусе восьми километров от карьеров, значит, он ее и убил? Вы это серьезно? — Он посмотрел на Пула, и оба покачали головами.
— Вы показали нам фотографии Треттов и Корвина Орла, — сказала Энджи. — Помните? Вы рассказали, что Корвин Орл подбирает детей для Треттов. Вы сказали, чтобы мы держали с ним ухо востро. Это же вы были, детектив Бруссард, не так ли?
— Патрульный, — напомнил ей Бруссард. — Я уже больше не детектив.
— Что ж, — сказала Энджи, — если десантировать нас где-нибудь поблизости от Треттов и дать немного пошуровать вокруг, может быть, снова им станете.
Дом Третта стоял метрах в десяти от дороги на поле, заросшем высокой травой. За янтарной завесой дождя маленький белый домик был как на крупнозернистой расплывчатой фотографии, заляпанной огромными, испачканными копотью и двигавшимися кругами пальцами. Рядом с фундаментом, однако, кто-то разбил небольшой садик, на цветах было много бутонов, они как раз начинали распускаться. Бросалось в глаза несоответствие ухоженных пурпурных крокусов, белых подснежников, алых тюльпанов и нежно-желтых форсайтий и такого грязного ветхого жилища.
Роберта Третт, вспомнил я, прежде была цветоводом, и, по-видимому, способным, раз смогла вырастить такую красоту на каменистой почве да еще при наших долгих зимах. Трудно было заподозрить наличие столь тонкого вкуса в этой неуклюжей туше, хладнокровно целившейся Буббе в голову.
Окна второго этажа, выходившие на дорогу, были заколочены черными досками. Под ними дранка растрескалась и местами отсутствовала, так что верхняя треть дома напоминала треугольное лицо с пустыми глазницами и безумной беззубой улыбкой. Накануне, подходя к дому в темноте, я подумал, что он весь пронизан тленом. Та же мысль мелькнула и сегодня, хоть и был виден аккуратный садик.
Высокий забор со спиралью колючей проволоки поверху отделял владение Треттов от соседей с тыла. Окна дома с обеих сторон выходили на участки площадью по двадцать соток, где, кроме травы и заброшенных домов, больше ничего не было.
— Придется через парадную дверь, иначе никак, — сказала Энджи.
— Похоже, — согласился Пул.
На лужайке лежала рама с прикрепленной к ней сеткой, которую Бубба сломал вчера вечером, вход в дом закрывала парадная дверь, белая, деревянная, с трещинками посередине. Стояла неприятная тишина. Насколько мы успели заметить, желающих здесь жить было немного. Вчера при нас мимо дома проехала лишь одна машина.
Задняя дверь «краун-виктории» открылась, к нам забрался Бруссард и стал стряхивать с волос дождевую воду. Капли попали на Пула.
— Ты ну чисто пес. — Пул недовольно утерся.
Бруссард усмехнулся.
— Я промок до нитки.
— Заметно. — Пул вытащил из нагрудного кармана носовой платок. — Повторяю: совсем в пса превратился?
— В ерша. — Бруссард еще раз встряхнул головой. — Задняя дверь там, где сказал Кензи. Расположена примерно так же, как парадная, только с тыла. Одно окно наверху выходит на восток, одно на запад, одно в тыл. Все заколочены. Окна первого этажа занавешены плотными шторами. У заднего угла дома, метрах в трех направо от двери — запертая пристройка.
— Какие-нибудь признаки жизни есть? — спросила Энджи.
— Ничего не могу сказать. Шторы плотные.
— Так что делать будем? — сказал я.
Бруссард взял у Пула платок, промокнул лицо и бросил его на колени владельцу. Тот взглянул на платок с удивлением и примесью отвращения.
— Делать? — сказал Бруссард. — Вы двое, — он поднял брови и посмотрел на нас с Энджи, — ничего делать не будете. Вы — люди гражданские. Если пойдете через заднюю дверь или вообще хоть словом обмолвитесь о наших планах, я вас арестую. Мы с моим бывшим и будущим напарником подойдем к дому, постучим в дверь и посмотрим, не захочется ли мистеру Третту и его жене с нами поболтать. Они нас пошлют, тогда позвоним в полицию Квинси и попросим подкрепления.
— Может, сразу попросить? — подала голос Энджи.
Бруссард сочувственно переглянулся с Пулом.
— Нельзя вызывать подкрепление, не имея для этого веских оснований, мисс Дженнаро.
— Но они у вас появятся, едва в дверь постучитесь.
— Если у них хватит ума открыть, — сказал Пул.
— А вы что, — сказал я, — думаете, удастся заглянуть в щелочку, и сразу увидите Сэмюэла Пьетро с плакатом «ПОМОГИТЕ»?
Пул пожал плечами.
— Иногда просто поражаешься, как много можно услышать через щелку приоткрытой двери, мистер Кензи. Бывает, конечно, полицейские принимают свист чайника за крик ребенка. Досадно, когда из-за таких вот ошибок вышибают двери, крушат мебель, избивают жильцов, но при достаточных основаниях такие действия законом разрешаются. Система правосудия порочна, но другой у нас нет.
Пул достал из кармана двадцатипятицентовую монету, положил на ноготь большого пальца и подтолкнул локтем Бруссарда:
— Давай.
— В какую дверь?
— По статистике идущий через парадную попадает под более плотный огонь.
Бруссард посмотрел за окно на идущий дождь.
— По статистике.
Пул кивнул.
— Но к задней двери путь неблизкий.
— И все по открытой местности.
Пул опять кивнул.
— Проигравший постучит в заднюю дверь.
— Почему бы вам обоим не пойти через парадную?
Пул закатил глаза.
— Потому что их по меньшей мере трое, мистер Кензи.
— Разделяй и властвуй, — сказал Бруссард.
— А как же все эти пистолеты? — спросила Энджи.
— Которые якобы видел у них ваш загадочный друг? — спросил Пул.
Я кивнул:
— Да, эти. «Каликоу М-110», так ему показалось.
— Но без магазинов.
— По крайней мере, вчера вечером магазинов не было, — сказал я. — Но, может, они за эти шестнадцать часов ухитрились раздобыть где-нибудь в другом месте.
Пул кивнул.
— Плотный будет огонь, если достали магазины.
— Давайте решать проблемы по мере их поступления. Никогда не могу угадать, какой стороной упадет.
— И все же попробуй.
Бруссард вздохнул.
— Орел.
Пул подбросил монету, она взлетела, вращаясь, в полумраке салона машины, на долю секунды осветилась янтарным светом, сверкнула золотом и упала в подставленную ладонь.
Бруссард взглянул на монету и недовольно поморщился.
— Может, два из трех?
Пул покачал головой и убрал монету в карман.
— Я — с парадного, ты — с заднего.
Бруссард прислонился к спинке сиденья.
С минуту все молчали, глядя сквозь косой дождь на облезлый, обшарпанный домишко с просевшим крыльцом, ободранной дранкой и заколоченными окнами. Невозможно было представить себе людей, занимающихся любовью в его спальнях, детей, играющих во дворе, смех, перекатывающийся от стен к потолку, — ничего, что имело отношение к нормальной жизни, не могло иметь отношения к этой хибаре.
— Дробовики? — наконец сказал Бруссард.
Пул кивнул.
— Ну чистый вестерн получается.
Бруссард потянулся к дверной ручке.
— Боюсь испортить вам этот эпизод, в котором очень хорошо смотрелся бы Джон Уэйн,