— …
— Нет, никаких неприятностей не произошло.
— …
— Почему у меня такой голос? Честно говоря, не знаю, по-моему, вполне нормальный голос.
— …
— Да нет, Стефани, я не выдумываю, все нормально. Только, мне кажется, надо ехать отдохнуть.
— …
— Где я был? Я встречался с одним приятелем. Помнишь, я тебе о нем рассказывал — Гарди Корнер?
— …
— Да-да, врач, хирург, у него клиника. Да, именно к нему я заходил.
— …
— Говорили о живописи. Он рассказывал мне о своих проблемах, я — о своих. В принципе, ни о чем.
— …
— Нет, я не обманываю, мы действительно поговорили обо всем и ни о чем. Он купил на аукционе два замечательных пейзажа и, по-видимому, ради них и пригласил меня к себе.
— …
— Да, пейзажи стоящие.
— …
— Пообедать? Нет, мне что-то не хочется.
— …
— Я тоже, дорогая, скучаю и хотел бы встретиться с тобой.
— …
— Да, согласен.
— …
— Хорошо, Стефани.
— …
— Значит, встречаемся.
Джон положил трубку.
Ещё разговаривая со Стефани, Джон понял, что ему хочется только одного — выпить виски. Он подошел к бару, открыл его, но там стояли только две бутылки сухого красного вина.
«Нет, вино это не то, что мне сейчас нужно».
Он схватил пиджак, быстро надел его и покинул мастерскую. Выйдя на улицу, мистер Кински осмотрелся — до ближайшего кафе было ярдов двести. Джон прошел это расстояние, вспотели затылок и лицо, даже ладони стали потными.
«Что-то я сильно разволновался и начинаю нервничать. Надо выпить».
Он вошел в кафе и уселся за угловой столик. Тут же подошел официант:
— Слушаю вас.
— Мне, пожалуйста, виски и кофе.
Официант удалился. За соседним столиком, буквально в одном шаге от Джона, сидел пожилой небритый мужчина, почти старик, и молодой черноволосый парень. Они разговаривали очень громко, перед ними стояло несколько пустых стаканов. Джон прислушался.
— Вы американец? — спросил парень.
— Да, — ответил старик, — я жил там сорок лет назад.
Старик был смуглым, а его борода поблескивала серебристой щетиной.
— Ну и как?
— Что, «как»? — спросил старик.
— Понравилось в Америке?
— Да, я жил в Калифорнии. Очень нравилось.
— А чего же вы уехали?
— Что вы говорите? — старик явно был немного глуховат.
— Я спрашиваю, почему вы приехали в Австралию?
— A-а. Я приехал сюда жениться. Я собирался уехать назад, но жена моя не любит путешествия. А вы откуда?
— Я из Сиднея.
— Из Сиднея… А я бывал в Чикаго, Канзас-Сити, Сент-Луисе, Лос-Анджелесе, Денвере… — старик тщательно перечислил все города.
— А долго вы прожили в Америке?
— Пятнадцать лет. Потом приехал обратно и женился. Выпьем?
— Давай, сказал парень. — А как в Америке с выпивкой?
— О-о, сколько угодно, — сказал старик, — были бы только деньги.
— Так зачем вы приехали сюда?
— Сюда? Я же говорил тебе, что я приехал, чтобы жениться.
— Но вы сказали, что уже женаты.
— Был женат. Но жена умерла, и теперь я свободен, — старик поднял дрожащей рукой свой стакан и выпил.
«У всех проблемы, — подумал Джон, — но почему-то никто не любит говорить о смерти. Никто о ней не думает. Да, доктор, ты поставил меня перед неприятным выбором, но его придется делать».
Чтобы прекратить эти свои невеселые размышления, Джон допил виски, расплатился и поднялся, почувствовав, что ему стало немного легче.
Чак подъехал на машине к углу сквера. Билли уже давно поджидал его и тут же подсел в машину. Чак, не говоря ни слова, захлопнул дверцу и выехал во второй ряд.
— Ты узнал, кто это? — наконец-то спросил Чак.
— Конечно, это было несложно, с помощью моих старых знакомых в полиции. Они сразу же нашли владельца машины с этим номером. Все обошлось в пятьдесят долларов.
— Немного, — заметил Чак. — Так кто же все-таки наш заказчик?
— Управляющий компанией «Харпер Майнинг». Некий Леонард Смайлз.
— Чем он занимался раньше?
— А вот за эту информацию, Чак, я заплатил чуть больше. Учтешь это, когда будем делить деньги.
— Хорошо-хорошо. Что ты узнал про этого Леонарда?
— Ты знаешь, он ничего примечательного из себя не представляет. Мелкие аферы на бирже, но ни одного крупного дела. Думаю, что сейчас он пошел ва-банк, и ему просто нужно убрать Стефани Харпер, которая, скорее всего, пронюхала про его делишки. Хотя это всего лишь наши догадки, и нам это не облегчает работу.
— Как знать, — ответил Чак, — всегда нужно быть как можно полнее осведомленным, особенно о заказчике.
— И ещё одна маленькая деталь, — Билли мерзко улыбнулся. — Ты сейчас узнаешь, почему они вышли на тебя. Ты когда-нибудь имел дела с Робертом Прайзом?
Чак напрягся, его голова даже вжалась в плечи. Он ничего не ответил Билли. А тот развязно похлопал его по плечу.
— Ну, конечно же, имел. Так вот одно время и Роберт Прайз, и Леонард Смайлз были компаньонами. И скорее всего, Роберт и дал Леонарду твой телефончик. Мир тесен, Чак. Готовься к самому худшему, ведь Роберт Прайз не подарок — за ним тянется след самых гнусных дел, какие только творились в Сиднее.
— Билли, я об этом как-то не подумал. Дело начинает приобретать рискованный оборот.
— А наша работа всегда такая. Чтобы заработать быстро и много денег, нужно рисковать. Если не хочешь — займись чем-нибудь другим, а мне такое — по душе.
— Нет, Билли, я не стану уходить в сторону. Мне сейчас нужны деньги, и большие.
— А зачем? — поинтересовался Билли. — С девочками ты не замечен, живешь довольно скромно.
— Не знаю, Билли, поймешь ли ты меня, ведь у тебя нет семьи?
— А, конечно, вспомнил, у тебя же жена и дочка, а у меня кроме девочек никого.
— Билли, когда я вчера вернулся домой, то понял, что самое дорогое для меня, это моя дочка. И я готов сделать для нее все.
— А что с ней? — забеспокоился Билли.
— Ей нужна операция, к тому же срочно. А это стоит немалых денег.
Улыбка сошла с лица Билли:
— Теперь я понимаю, почему ты взялся за этот заказ.
— А что ты узнал ещё?
— Это все. Разве мало?
— Билли, я хочу, чтобы ты вечером меня подстраховал.
— А в чем дело?
— У меня встреча с Леонардом Смайлзом, он должен отдать мне аванс — пятьдесят процентов суммы.
— Наличные я люблю…
— Рано радуешься.
— В чем дело?
— Почти все уйдет на мою дочь, я имею в виду аванс.
— Ну ладно, уговорил: расплатишься со мной попозже.
— Нет, Билли, какую-то часть ты получишь и с аванса, я не люблю носить чужие деньги.
— Хорошая привычка, мне бы такую.
Мужчины молча колесили по городу.
— Чак, остановись-ка, пожалуйста, здесь.
Чак резко нажал на тормоза:
— Что такое?
— Погоди минутку, — Билли распахнул дверцу машины, пересек тротуар и быстро вбежал в дверь огромного магазина. Через пять минут он возвратился, держа под мышкой большого ярко-красного плюшевого медведя.
— Что это с тобой, Билли? Ты променял девочек на игрушки? — пошутил Чак.
— Нет, завези эту игрушку своей дочери. Ведь ты пойдешь к ней в больницу?
— Конечно, — Чак принял игрушку из рук Билли, погладил мягкого медведя и положил на заднее сиденье.
— Спасибо тебе, Билли.
— Да брось ты, Чак, ведь мы же старые друзья и должны помогать друг другу.
— Конечно, Билли. Где тебя высадить?
— Подбрось меня ещё пару кварталов, а потом я выйду.
— Хорошо.
Чак запустил двигатель, и его машина быстро понеслась по улице.
Билли вышел, сунул голову в дверцу:
— До вечера.
— Встречаемся на улице возле дома международной торговли.
Билли кивнул и заспешил к бару.
Чак развернулся и поехал в больницу к дочери.
В палату его провела пожилая медсестра. Первое, что бросилось ему в глаза, — это бескровное лицо дочки, сидящей в постели. Он подошел к ней и положил на одеяло большого ярко-красного медведя.
— Это тебе.
— Спасибо, папа, — сказала девочка.
— Ничего не бойся, я с тобой.
— А я все равно боюсь.
— Не бойся. Смотри, какой замечательный медведь.
— А как его зовут?
— Кого?
— Как зовут медведя?
— Медведя? — Чак задумался. — Его зовут Билли.
— Билли… — повторила девочка, поглаживая ладошкой по мягкой ткани, — он такой большой и хороший. А можно я буду с ним спать?
— Правильно, маленькая, он будет охранять твой сон. Спи.
Неслышно в палату вошла сестра милосердия и тронула Чака за локоть:
— Пойдемте, пусть девочка спит. У нее была очень тяжелая ночь, не надо ее волновать.
— Извините, — сказал Чак, виновато улыбнулся дочери и покинул палату.
— Скажите, действительно все так серьезно?
Сестра кивнула головой:
— Насколько я знаю, все очень серьезно.
Чак, убитый горем, медленно двинулся по коридору.
Джон Кински и сам не помнил, как он оказался у ограды кладбища. Только сейчас он понял, где находится.
«Ведь я же совсем не пьян, почему же тогда я не понимаю, что делаю?»
Ноги сами вели его ко входу на кладбище. Он не спеша пошел по центральной аллее, остановился у небольшой часовни из белого мрамора. Потом, рассеянно разглядывая белые кресты, читая про себя имена, даты, Джон подошел к могиле дочери и жены — замер возле двух невысоких могильных камней. Они были почти одинаковые, разные лишь имена и даты рождения.
«Почему, почему я не принес сегодня цветы? — вспомнил Джон. — Правда, я же и не собирался приходить сюда. Но я здесь».
И вдруг в глазах мистера Кински поплыли цветные круги, и он вновь вернулся в тот день, когда впервые пришел в себя после аварии.
Джону было не ясно, когда и как он узнал, осмыслил и распределил все эти сведения: время, которое прошло от виража, место его пребывания, операция, которой он подвергся, причина долгого беспамятства. Настала, однако, определенная минута, когда все эти сведения оказались собранными воедино. Он был жив, отчетливо мыслил, знал, что поблизости Магда и дочка, знал, что последнее время приятно дремал и что сейчас проснулся. А вот который час — было неизвестно.