— Говорить о Боге? Случалось.
— Ну так вот. Бывает, встретятся и начнут говорить. А ведь это мужчины, каждый из которых и с лучшим-то другом постеснялся об этом говорить.
— Нет, отчего же, так бывает. Я знаю, — Чак наконец взял свой стаканчик и выпил.
— А она была замечательная, — продолжал хромой, — иногда немного на язык острая, но такая славная. Мы с Мирюэль полюбили друг друга с первого взгляда. Я встретил ее в баре недалеко от Сиднея. Это было два года и три месяца тому назад. Вообще-то в этом баре трудно было рассчитывать на встречу с порядочной женщиной. Но мне повезло. Мы поженились, я ее любил. И представляешь, я как последний дурак изменил ей.
Чак пошевелился, чтобы показать, что слушает внимательно. Но ничего не сказал — он боялся нарушить настроение этого совершенно незнакомого ему человека. Стаканчик он вновь наполнил, но держал в руке нетронутым.
— Я люблю немного выпить, — сказал хромой.
Чак наполнил и его стаканчик.
Хромой тут же опрокинул и с грустью в голосе продолжил:
— Ты, наверное, знаешь, как бывает в браке. Проходит какое-то время и появляется идиотское желание пощупать другую бабу. Может, это и подло, но это так. Ничтожество я? — хромой посмотрел в глаза Чаку.
Чак неопределенно качнул головой.
— Всякое бывает, — он поднял стаканчик и проглотил его содержимое, потом взял бутылку и передал хромому.
Над мужчинами, сидевшими на камнях, кружились два больших жука.
— Да, — вновь заговорил хромой, — все жители на этом побережье немного сумасшедшие и я такой же. Казалось бы, живу, расходов немного, каждый месяц получаю пенсию, половину моего военного жалования, рядом красивая белокурая жена, чего еще желать? А я все время, как ненормальный, позволял себе заглядываться в ту сторону, — он кивнул на большое здание отеля.
В лучах заходящего солнца отель окрасился в цвет темной ржавчины.
— Представляешь, — хромой приподнялся, сменил положение, — рядом с собственным домом, прямо под нашими окнами. И с кем, с кем я изменил, ты можешь представить?
Чак пожал плечами и слегка развел руки.
— А-а-а. С какой-то разнаряженной потаскухой, которая для меня значит не больше, чем соломинка на дороге. О Господи, что я за осел! Сволочь! Каким скотом может стать мужчина, — хромой выпил и поставил бутылку на камень.
Потом вынул из кармана сигарету, чиркнул спичкой и глубоко затянулся.
Чак молчал, боясь вздохнуть, как взломщик, спрятавшись за дверьми.
— Черт меня подери! Ну ладно, коль ты собрался изменить, так уж выбери для себя бабу более-менее. Но эта баба там, в отеле, она такая же блондинка, как и моя жена, такого же роста, фигура такая же. Даже глаза такого цвета. Ты хочешь спросить, красивая?
Чак кивнул.
— Может быть. Но не красивее других, а моей жене и в подметки не годится. Так тем утром иду я к большому дому, мне надо было кое-что закупить в баре. А она выходит из задней двери в одной пижаме, да еще совсем прозрачной. Ну, все видно, понимаешь? И говорит своим ленивым голоском: «Заходи, Боб, выпей стаканчик. Такое прекрасное утро, а ты вкалывать собираешься».
— Что, прямо так и сказала? — перебил наконец Чак.
— Ну да, так и сказала: «Вкалывать будешь, Боб?»
Чак хмыкнул и тоже принялся рыться в карманах в поисках сигарет. Хромой вытащил свою пачку, вытряхнул измятую сигарету и подал Чаку. Чак прикурил, жадно затянулся и уставился на мужчину.
— Знаешь, я даже не спрашиваю, как тебя зовут. Это не имеет значения. И совсем не важно, сыщик ты или бандит. Мне все равно. Главное, что ты сидишь напротив и слушаешь меня. И я могу тебе рассказать о том, что делается у меня на душе. А на душе у меня погано-погано. Ты себе даже представить не можешь, как мне тошно, — мужчина вытер рукавом глаза.
Чак курил и старался не смотреть на своего собеседника.
— Я уже говорил тебе, выпить я не прочь, а тут она со своими развратными глазенками и предлагает выпить. Ну, я выпил рюмку, а она еще наливает, потом еще… Ну, и сам понимаешь, ее наглые глазищи так и сверкают передо мной, манят… — хромой мужчина как-то криво и зло усмехнулся, зашуршал галькой.
— Ну, дальше все понятно, — сказал Чак, — постель и все такое прочее.
Хромой вдруг ни с того, ни сего завелся.
— Ты говоришь, постель? О-о, постель у нее была замечательная, это-то я хорошо запомнил, удобная.
Он замолчал, последние слова как бы повисли в воздухе. Потом он наклонился над бутылкой и уставился на нее. Казалось, он в душе борется с нею, но она победила. Мужчина сделал большой глоток из горлышка, потом решительно завинтил пробку — пустая. Поднял небольшой окатанный камешек и бросил его в воду.
— У тебя есть жена? — обратился он к Чаку.
— Да, есть, — спокойно ответил Чак.
— Ты ее любишь?
— Кажется, да, — Чак неуверенно пожал плечами, — но у меня есть еще и дочка. Она очень маленькая, ей всего лишь шестой год. И вот ее-то я люблю точно. Знаешь, я очень люблю свою дочку.
— Успокойся, не волнуйся, — сказал хромой, — все у тебя хорошо. Жена, дочка… А я совсем один. Просто один на всем этом чертовом побережье. Так вот я хочу досказать тебе все, до конца. Вышел я из отеля, возвращаюсь к дому. Я, как ты понимаешь, не новичок в подобных делах. Думаю, все обойдется. Да, мы, мужики, чертовски ошибаемся в таких вещах. На этот раз я поплатился — моя жена мне такого наговорила… Она так бранилась… Я и понятия не имел, что она знает подобные слова. Меня как громом поразило.
— И что? — Чак оторвал взгляд от океана.
— Как что? — язык мужчины уже еле поворачивался от алкоголя.
— Я спрашиваю, что было дальше?
— Дальше? Дальше ни черта не было.
— Ясно, — подвел Чак, — она ушла.
— Да, конечно, ушла, в тот же вечер, когда меня не было дома. Мне так дерьмово было, что я не мог оставаться трезвым. Сел в свою фуру, поехал к озеру, собрал несколько таких же бродяг, как я, и надрался вдрызг.
— Ну, это всегда помогает.
— Помогает? Тебе, может, и помогает. А мне ни черта это не помогло.
— Ну что ж, значит, недостаточно ты надрался.
— Нет, надрался я очень здорово, я даже не помню как сел в машину.
— И такое бывает, — рассудительно проговорил Чак.
— Да, напился я до чертиков, а легче мне не стало. Возвращаюсь часа в четыре или пять, а жены и след простыл. Упаковала чемоданы и исчезла.
— Исчезла? — поинтересовался Чак.
— Да, исчезла, как будто ее и не было. Ничего не оставила, кроме записки и запаха своего крема на подушке, — хромой полез во внутренний карман, достал бумажник и принялся в нем копаться.
Он извлек из кармашка маленький потертый клочок бумаги и протянул Чаку. Бумага была голубая в клетку, а на ней карандашом было написано:
«Мне очень жаль, Боб. Но я скорее умру, чем останусь с тобой жить».
Чак вернул записку.
— Да, скверная, приятель, история, неприятная. А как ты думаешь, где сейчас твоя жена?
Хромой явно не ожидал такого вопроса. Он весь как-то напрягся, казалось, что даже хмель слетел с его лица.
— А что с ней могло стать? Где-нибудь да живет. Может быть, нашла себе другого.
— Другого? — переспросил Чак.
— Ну, а почему бы и нет? Если мы находим себе других женщин, то почему бы и им не найти других мужчин?
— Да, скверная история, — повторил Чак.
— Знаешь, я только надеюсь, что он будет обращаться с нею лучше, чем я.
— Не думаю, — почему-то сказал Чак.
Мужчина, пошатываясь, поднялся.
— О черт, снова надрался, как собака, — он достал из кармана связку ключей. — Не хотите прокатиться на моем катере? Прокачу просто так.
Шатаясь, он двинулся к причалу. Чак пошел следом.
— Спасибо тебе, что выслушал мою болтовню. Особенно за виски. А то мне было так скверно, что я чуть не сдох, прямо здесь, на пляже, а ты мне, честно говоря, нравишься, внушаешь доверие.
Чак в который раз пожал плечами.
— Слушай, если тебе понадобится катер, ты можешь прийти сюда, на причал, спросить Боба. Меня здесь все знают, каждая собака. И я дам тебе катер, и ты сможешь покататься по океану. Можешь прихватить девчонку. Ведь я понимаю, ты еще достаточно молод, у тебя все впереди и тебе хочется погулять.
— Нет, погулять мне как-то не хочется, — возразил ему Чак.
— Ну, не хочется, так не хочется, приходи один, я дам тебе катер.
Мужчины пожали друг другу руки. И хромой, стуча по доскам настила каблуками, направился к покачивающемуся на воде катеру.
Какое-то время Чак смотрел вслед этому несчастному мужчине, которого так наказала жена. Потом неспешно развернулся, подобрал пустую бутылку с мокрого песка и неторопливо двинулся к отелю.
Он тихо вошел в большую стеклянную дверь, кивнул портье.
— Сэр, вас искал ваш друг.
— А где он сейчас?
— По-моему, в баре.
— Ну ладно, если я ему еще понадоблюсь, он меня обязательно найдет.
Чак поднялся в номер, разделся, лег, натянул до подбородка простыню и закрыл глаза. Уснул он мгновенно.
В номер ввалился Билли.
— Чак, дружище, я тебя ищу уже целых два часа, — закричал с порога Билли, — пойдем, пойдем со мной. Там эта Луиза такие штучки выделывает, просто обхохочешься. Пойдем скорее.
Чак сел на кровать свесив ноги, и сонным, но злым голосом пробормотал:
— Билли, как ты мне надоел, я только уснул.
Билли даже вздрогнул, настолько серьезным голосом говорил Чак.
— Давай-ка прими душ и ложись в постель, потому что завтра у нас с тобой будет тяжелый день.
— Тяжелый день! А когда у нас с тобой, Чак, бывают легкие дни? От одного сегодняшнего дня у меня мурашки бегут по коже. Я шесть раз выстрелил. Шесть раз! — Билли принялся загибать пальцы. — О, одной руки не хватает, шесть раз. Я три раза целил в голову и три раза в сердце, и ни одна пуля, Чак, ни одна пуля не вылетела из ствола этого чертового револьвера.
Билли чуть не рыдал.
— Успокойся, Билли, и ложись спать.
— Чак, ты видел меня когда-нибудь пьяным, скажи?