— Стефани, сейчас я возьму тебя и положу поперек своих колен и знаешь, что будет тогда? — он сделал грозные глаза.
Стефани рассмеялась.
— А, ты просто меня нашлепаешь, как маленькую девочку.
— Да, — улыбнулся Джон, — я буду шлепать тебя, пока ты не начнешь смеяться и плакать.
— А я начну тебя целовать, — сказала Стефани, но тут же тяжело вздохнула. — Вот видишь, Джон, все-таки ты прав, все браки таковы: в результате полное отупение. Мы дошли до того, что начали говорить о шлепках.
Она поудобнее устроилась у него на плече, несколько раз вздрогнула, засыпая, и затихла.
Джон осторожно высвободил свою руку, спать ему совершенно не хотелось. Он пристроил подушку повыше, сел в кровати и долго еще смотрел в бледный прямоугольник ночного окна.
— Наверное, браки, и в самом деле, отупляют, — тихо проговорил Джон.
Он говорил вслух, потому что ему хотелось обращаться в этом момент к Стефани, которая спала. Ему хотелось верить в то, что жена сейчас слышит его.
— Да, они отупляют, Стефани. Почему мы говорим с тобой о всякой ерунде и никогда всерьез? Ведь существует столько проблем: твоих, моих и они все неразрешимы. Мы обходим их, как корабли обходят рифы и острова в океане. Но они остаются и когда-нибудь нам придется натолкнуться на них. Вот, к примеру, мой разговор с доктором Корнером. Почему, Стефани, я не говорю тебе о нем? Ну что бы страшного случилось? Ты бы немного озаботилась, а потом забыла, мы бы вновь шутили, смеялись, а мне стало бы легче. А так я все время помню о предупреждении Гарди, я готовлюсь к тому, что в любой момент могу умереть. Даже сейчас, пока ты спишь… я схвачусь рукой за сердце и упаду рядом. Утром ты подумаешь, что я сплю и не станешь будить. Ты поймешь, что я мертв, только коснувшись моего холодного плеча…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
— Оказывается люди подразделяются всего на две породы. — Два свежих трупа, к тому же обгоревшие. — Размеренный образ жизни и другие достоинства Билли. — Можно ли полагаться на курдов? — Нельзя скупиться на «ахи» и «охи». — Когда Билли в напряжении, то даже алкоголь его не берет. — Убийцы отправляются на рыбалку в идиотских красных кепочках.
Когда Чак проснулся, Билли уже плескался в ванной. Он набирал полный рот воды и громко полоскал горло.
— Билли, ты не можешь потише! — крикнул с кровати Чак.
— Могу, но тогда мне не будет так приятно, — Билли вновь набрал воды и принялся булькать.
— Какой ужасный звук, — Чак остановился в дверях комнаты, — такое впечатление, что ты, Билли блюешь.
— Чак, я же тебе говорил, я блевал только один раз в тюрьме, когда меня отравили аргентинской бараниной.
Чак не ответил. Билли скептичным взглядом посмотрел на своего приятеля.
— Я начинаю подозревать, Чак, что ты из другой породы людей.
— Как, ты уже разделил людей на породы? — удивился Чак. — Ну и к какой из них ты отнес меня? К цветном или к белой?
— Цвет кожи тут ни при чем, — сказал Билли, принимаясь чистить зубы, потом еще раз прополоскал рот, — тут все дело в другом, — он постучал себя по голове, — все люди разделяются на две категории: одна — это те, которые блюют при виде полуразложившегося трупа и другая — те, которые не блюют. Так вот, я отношусь к первой категории, а ты, Чак, по-моему, слюнтяй и относишься ко второй.
— Не знаю, Билли, честно говоря, я не проверял ни себя, ни тебя по этой классификации.
— Сегодня, надеюсь, представится хороший случай. Правда, полу разложившегося трупа я тебе не обещаю, но два свежих — это обязательно, к тому же они будут, скорее всего, обгоревшими.
Билли расхохотался. Чаку от его смеха сделалось не по себе и он вновь вышел в номер.
За окном послышался звук заводящегося двигателя автомобиля. Чак согнул планку жалюзи и выглянул на улицу. Джип Стефани и Джона стоял на месте. Никого за рулем не было. Это всего-навсего отъезжала машина, которая привозила продукты в бар.
Чак вздохнул с облегчением и в то же время почувствовал нерешительность: ведь сейчас он еще мог все исправить, стоило лишь пройти несколько десятков шагов по коридору, постучать в номер Стефани Харпер и объясниться.
Нет, Чак не думал ни о деньгах, ни о возможных последствиях, просто ему хотелось спасти эту женщину, которая с каждым днем ему нравилась все больше и больше.
«Как плохо, когда занимаешься тем делом, которое не любишь», — подумал Чак.
Ведь он вообще-то не любил убивать, но обстоятельства всегда складывались так, что он был вынужден заниматься этим делом. Лишь однажды в жизни Чак нажал спусковой крючок винтовки с удовольствием: тогда он убил сорокалетнего мужчину, который изнасиловал двух шестилетних девочек, но на суде его вину не смогли доказать и выпустили на свободу. Отец одной их этих девочек нанял Чака, чтобы тот отомстил, прикончил насильника. Чак выполнил этот заказ и потом даже отказался от денег.
Билли вышел из ванной уже одетым и причесанным.
— Ну что, Чак, я хорошо выгляжу? Я даже причесался.
— Да у тебя и причесывать-то нечего, разве что уши, — сказал Чак.
— А что, они у меня такие волосатые? — забеспокоился Билли, подходя к зеркалу.
— Да нет, они у тебя помятые после сна.
Чак улыбнулся при виде отутюженных брюк Билли. Тот окинул себя придирчивым взглядом.
— Чак, не понимаю, почему ты на меня так смотришь?
— «Так» — это как?
— Ну, как на невесту, — засмеялся Билли.
— Знаешь, приятель, я смотрю на тебя и удивляюсь. Удивляюсь уже не в первый раз.
— А чему, собственно, ты удивляешься, Чак?
— Я удивляюсь, что тебя, такого вот урода, любят девочки.
Билли вскинул брови.
— Меня? Я совсем не урод. Это тебе только кажется, Чак, у тебя извращенный вкус.
— Да нет, у меня нормальный вкус и красивого человека от некрасивого я всегда смогу отличить. Так вот, Билли, я не могу понять, за что тебя любят бабы? Они бегают за тобой целыми легионами.
— Чак, ты этого никогда не поймешь, потому что…
— Почему?
— Потому что ты, Чак — скряга, а Билли — щедрая душа.
— Да ты что, хочешь сказать, эти девицы любят тебя за щедрую душу?
— Конечно, но любят не только за душу, но и за остальное.
Чак скептично осмотрел своего приятеля.
— Что-то я не вижу, что у тебя из «остального» — выдающееся.
— У меня? У меня есть очень выдающаяся вещь.
— Ну-ну, эту вещь я знаю, слышал о ней рассказы в баре.
— Вот за это они меня и любят, Чак. А тебя вообще никто не любит, потому что ты мрачный и угрюмый тип. А девочкам нужны такие веселые и бесшабашные, как я, — Билли постучал себя кулаком в грудь и закашлялся. — О черт, простудился, наверное.
— Я думаю, это от сигарет.
— Да, сигареты какие-то дрянные попадаются в последнее время.
Билли подошел к окну.
— Чак, наши любовники еще не уехали.
— Я это уже заметил, — холодно сказал Чак.
— А у меня, приятель, такой зверский аппетит, когда я при деле, что просто можно умереть. Давай пойдем позавтракаем?
Чак ухватился за эту возможность, словно бы она могла отвлечь его от тяжелых мыслей.
— Конечно, Билли.
Он первым вышел из номера, и Билли его догнал уже только в баре. Чак сел за стол, подошла Луиза и весело улыбнулась.
— А мы сегодня ночью хотели к тебе придти.
— Кто это «мы»? — поинтересовался Чак, угрюмо глядя на девушку.
— Мы? Ну, я, Билли и еще моя подружка.
— Она, наверное, цветная, — едко сказал Чак.
— Ну да, цветная, ну и что? Она все равно замечательная девчонка.
— И что же вы не пришли? — спросил Чак.
— Не пришли? Нас не пустил Билли. Он сказал, что Чака не надо трогать, что он очень нервный и может побить. А мне кажется, что ты не можешь никого ударить, — девушка заглянула в глаза Чаку.
— Почему не могу ударить? Еще как могу, и Билли это подтвердит.
— Конечно, Луиза, он может заехать так, что потом будут долго складывать. В этом деле он большой мастер и я не ровня ему.
— Вот так-то, Луиза, — сказал Чак, а теперь принеси нам чего-нибудь поесть.
— Пить будете?
Билли посмотрел на Чака, как бы взглядом прося разрешения. Чак пожал плечами.
— Ну, тогда мне виски, а ему апельсиновый сок. Но мне сразу же двойной виски, чтобы тебе, Луиза, не пришлось ходить дважды.
— А я могу сходить и два, и три, и четыре раза — сколько попросит клиент.
— Тогда для начала принеси двойной, — повторил Билли.
Девушка пошла выполнять заказ.
— А она ничего, тебе нравится, Чак?
— Ничего, не знаю, мне такие девицы не очень-то нравятся.
— Не нравятся… А мне — самое то. Подружка у нее — огонь.
— Слушай, Билли, ты даже на работе постоянно думаешь о бабах.
— А о чем мне еще, Чак, думать? Я один, у меня нет семьи.
— У тебя ее, Билли, никогда не будет, если ты будешь вести такой образ жизни.
— Какой это такой? Я веду правильный образ жизни, очень размеренный и регулярный, в отличие от тебя.
— То что регулярный — это правильно. Но мне кажется, что у тебя жизнь даже слишком регулярная, не так ли?
— Конечно, конечно, в этом деле нужно вести себя дисциплинированно и все делать регулярно, желательно каждый день.
— Билли, но не с двумя-тремя за раз!
— Чак, я уже давно не сплю сразу с тремя. Бывает, иногда с двумя, но это, когда слишком пьян. А обычно я довольствуюсь одной хорошей девочкой. Одной, понимаешь? Но хорошей.
— Понимаю.
— И кстати, Чак, зря ты вчера не пошел со мной. Они такое вытворяли, тебе и не снилось.
— Билли, давай за себя я буду решать сам, а ты решай за себя.
— Но не я первый начал этот разговор. Почему ты, Чак, считаешь, что вправе меня учить?
— Билли, мне интересно, кем ты им вчера представился.
Билли радостно засмеялся.
— Чак, лучше я тебе расскажу, как представил тебя.
Чак напрягся.
— Так вот, я представил тебя врачом-психиатром, — Билли, довольный своей выходкой, рассмеялся, скаля мелкие белые зубы.