– Чего, – сказала моя знакомка, – набегалась к Пашке?
– Я его не убивала, – зачем-то сказала я.
– Этого я не знаю, хотя следователь расспрашивал и про тебя, и про ту, другую.
– Какую другую?
– Которую видели. Вот кто видел, пускай тот и рассказывает, я сразу сказала, врать не буду, только тебя встречала. И про поиски твои, как на духу, – она все же смутилась, добавив, – уж извини, дело такое…
– Ничего страшного. Значит, следователь ищет какую-то девушку?
– Видать, ищет, раз расспрашивал. Только слабо верится, что такая барышня к нашему Пашке приходила.
– А что за барышня? – спросила ее подруга.
– Видели какую-то фифу, как с подиума: платье в обтяжку, платок на голове, очки темные…
Я подумала, что с образом девушка не прогадала. Запомнили одежду, а вот лица никто не углядел. Я отвлеклась от своих мыслей, потому что вторая женщина сказала:
– А я ее видела. Как раз с Пашей.
Мы обе воззрились на нее с интересом, она продолжила:
– Мы с моими после прогулки в магазин зашли, в наш маленький, – пояснила она подруге, та кивнула, – они на кассе стояли, а я вышла на улицу, как раз Паша проходил, я его со спины увидела. И тут его женский голос окликнул, из-за поворота негромко по имени позвали. Он обернулся, нахмурился, и туда. Магазин как раз на углу дома, – пояснила она мне, – там лестница ступеней десять, и вход. Я возле двери стояла, Паша мог меня не заметить. А за углом арка, проходной двор. Он под арку шмыгнул, и я слышу, говорит, мол, ты? И очень голос удивленный. Девушка сказала, поговорить надо, дело есть. А он отвечает, интересно, сколько лет мы не виделись. Тут мои вышли, и мы пошли домой. Я оглянулась, в арке они стояли, у стены, и девушка точно так выглядела, как ты сейчас сказала.
– Вы ее не узнали? – поинтересовалась я с надеждой.
– Куда там… Паша парень видный был, девки вокруг него со школы вились, то с одной идет, то с другой. До тридцати дожил, а ничего не изменилось. Ходил тут по району, словно он самый главный.
– Вот, вот, – вторила моя знакомка, – забыл, как от нас же оплеухи получал. Никакого уважения.
– Да они все так. Юрка вон тоже. Я понимаю, из тюрьмы вернулся, но все же…
– Это вы о Горенко? – уточнила я.
– О нем. Он ведь на моих глазах вырос. Мы с его матерью, Зоей, лучшие подруги были. Зойка одна их растила, так что постоянно на работе пропадала. Хорошо хоть квартира была. А Юрка после школы у нас частенько сидел. Он мою дочку на год старше, вот вместе и играли. Такой хороший мальчик рос. Как мы его проглядели… Помню, из армии вернулся, на работу устроился, стал семью обеспечивать. Чего у него не отнять – так это семейности. По крайней мере, тогда. За мать и сестру горой стоял, и нам помогал всегда. Я даже думала, может, у них с Иркой моей что-то получится, но он женщинами всерьез не интересовался. Так, погулять… Все о семье думал. Денег, правда, немного зарабатывал, пока с Пархоменко не связался. Тот его куда-то пристроил, видать, удачно, потому что благосостояние сразу вверх поползло. Мебель новую купили, одеваться хорошо стали, Юрка машину приобрел. Но не загордился, всегда здоровался, а то и в гости заходил. Незадолго до беды заходил как раз, радостный такой, словно миллион выиграл. Я его спросила, откуда счастье свалилось, а он только смеялся и говорил, мол, жизнь скоро наладится, главное, все правильно сделать. Отправил меня чай заваривать, а сам полез в шкаф, там у меня на верхних полках старые альбомы с фотографиями. Я туда редко заглядываю, да и не забраться самой, ноги больные. Так хорошо посидели тогда, вспоминали прошлое, чай пили…И месяца не прошло, как все сломалось. Зойка себе места не находила. Такая беда. Но Юрка и тут молодцом: сделал – отвечу. Пять лет дали, сказали, легко отделался. Но Зойке все это не по силам оказалось. Чахнуть стала, заболела, и вмиг ушла. Дочь, к счастью, замуж вышла, хоть не одна осталась. Юрку ждала, а он взял и не вернулся после освобождения, куда-то поехал.
– Зато сейчас свалился, когда никто не ждал, – влезла вторая, – да еще и смотрит волком.
– Это точно. Что в тюрьме делают с людьми… Он одно время ходил мимо, взгляда не поднимет. Я сама подошла, он так посмотрел, я аж запнулась. Хотела сказать, рада, что вернулся, да так и замолкла. Юрка все-таки улыбнулся, вежливо так, но понятно, что я со своими разговорами ему не нужна. Ну я больше и подходить не стала.
– Вот ведь как. Нет бы жить начал. А то сидит дома, как сыч, носа не кажет. С утра в магазин сбегал, и опять в квартиру.
– Как? – перебила я. – Горенко дома?
Я как-то свыклась с мыслью, что парня днем с огнем не сыщешь, и тот факт, что прямо сейчас он в двух шагах от меня, вызвал искреннее удивление.
– Дома. Машина его стоит, значит, точно дома.
Как только я узнала сей факт, меня непреодолимо потянуло на квартиру к Горенко. Дамы, еще немного поговорив о нравах молодежи, перешли на правительство, и я скоренько откланялась.
Глава 15
Проверила, что они за мной не наблюдают, и, прошмыгнув в подъезд, пулей взлетела на верхний этаж. Нажав кнопку звонка, подумала, а что я, собственно, скажу этому парню? Ответа не было, но за дверью стояла тишина, и только я решила, что не придется ничего выдумывать, как щелкнул замок и открылась дверь.
Прихожая тонула в темноте, на пороге стоял высокий парень, я узнала его по фотографии из дела, хотя сейчас он выглядел иначе. Светлые волосы отросли, аккуратно пострижены. На глазах очки со стеклами— хамелеонами. Фигура спортивная. Пока я его рассматривала, Горенко усмехнулся, а я опять подумала, что это была дурацкая затея.
– Заходи, – кинул он мне и удалился в кухню, я, смутившись, прошла.
Квартира была небольшая и необжитая. Горенко сел, притянув со стола пачку сигарет, закурил, указывая на стул напротив. Я разместилась, он перекинул мне по столу пачку. Чувствуя себя не в своей тарелке, я закурила. Горенко усмехнулся.
– Вы знаете, кто я? – спросила его.
– Знаю. Приходили граждане, рассказали.
Я покраснела.
– Спасибо вам.
– Не за что. Я тебе помогаю не из-за того, что кого-то боюсь или кому-то обязан.
– А почему?
Он бросил на меня взгляд, быстрый, я не успела рассмотреть его глаз за полутемными стеклами.
– Потому что уверен, что ты этого не делала.
– Откуда такая уверенность? Вам что-то известно?
– Что мне может быть известно? Я только вернулся в этот город и с Пархоменко не общался. На момент убийства меня тут не было.
– Тогда на чем основывается ваша уверенность? – честно сказать, разговор нравился мне все меньше. Как и сам Горенко, что-то в нем было отталкивающее.
– Достаточно на тебя посмотреть, – отрезал он. Я не знала, что на это сказать. Сидела и молчала, как дура. Горенко вдруг вздохнул.
– На хрена ты вообще лезешь в это дело? Мало дерьма в жизни нахлебалась?
Тон у него был такой, словно я лично перед ним виновата, чувство неловкости усилилось. Даже не неловкости, с каждой минутой находиться напротив этого парня становилось все более невыносимо. Объяснить это разумно я не могла. Так же, как ответить на его вопрос насчет дерьма. Он был прав, конечно. Но по какому праву он мне это высказывает? А главное, с чего я делаю вид, что так и надо?
Я решила удалиться, резко встала, тут Горенко и спросил:
– Ты его любишь?
Я остановилась, как вкопанная, уставилась на него, слегка побледнев.
– Кого? – спросила сдуру. Горенко усмехнулся.
– Миронова, конечно. Или есть кто-то еще? – и снова быстрый взгляд, от которого я покраснела, и стало еще более не по себе.
Что-то давящее было в обстановке, в маленькой темной кухне с задернутыми шторами, в странном парне с пронизывающим сквозь затемненные очки взглядом.
"Да он не в себе", – мелькнуло в голове, и, быстро сказав:
– Извините, мне пора, – я направилась к двери.
– Всего хорошего, – услышала в спину, сам Горенко провожать меня не пошел, чему я порадовалась.
Оказавшись на улице, вдохнув полной грудью, почувствовала себя так, словно вернулась из темного мира. Темного, но словно бы хорошо знакомого. Нас с Горенко кое-что объединяло: мы оба, как он выразился, нахватались дерьма, только ему, кажется, повезло меньше.
Усевшись в машину, я задумалась. Не покидало ощущение, что у парня нелады с головой, вспоминались его глаза, слова. Как ни старалась, не могла отделаться от наваждения. Достала телефон, решив позвонить Женьке, и поняла причину столь странного затишья: трубка оказалась разряженной. Что ж, на сегодня хватит, надо двигать домой.
Только я тронулась, как из-за угла показался следователь Морозов. Не знаю, кто-то ему доложил обо мне или его в принципе сложно удивить, но увидев меня, мужчина махнул рукой, предлагая остановиться. Делать этого не хотелось, но разум победил, и я вернулась на то место, где оставляла машину. Морозов не спеша приблизился и ждал поодаль.
– Добрый день, Анна Сергеевна, – сказал насмешливо, я поздоровалась в ответ, – проводите изыскания?
– С чего вы взяли?
– Только не говорите, что проезжали мимо. Я осведомлен, что натворить дел и мешаться под ногами у следствия – ваше любимое занятие.
– И кто же вам об этом поведал?
– Соловьев Роман Степанович, вы, кажется, знакомы?
– Было дело. Надеюсь, он рассказал вам, что меня нагло подставляли?
– Так далеко наша дружба не заходит. Мы можем поговорить серьезно? – он убрал насмешливый тон и нахмурился, всматриваясь в меня. Я занервничала.
– Конечно.
Морозов указал на лавочку по соседству, я достала сигареты, поинтересовавшись, не против ли он. Мужчина махнул рукой.
– Я отлично знаю, – начал он, – что искреннего разговора у нас не получится. И вовсе не потому, что вы потенциальная обвиняемая в убийстве.
– Занятно, – усмехнулась я.
– Вероятно, Миронов-младший поведал вам о наших с ним взаимоотношениях.
Я неоднозначно повела головой, Морозов усмехнулся, доставая пачку и закуривая.