– Я кого-нибудь пришлю.
– Не думаю, что мне что-то угрожает в этом доме.
Женька направился к дверям, а я вдруг спросила:
– Ты любил ее?
Он замер, стоя ко мне спиной, потом, не поворачиваясь, сказал:
– Нет, – и вышел.
Я стояла, словно приросла к месту. Вот так просто. Нет, и все. Не любил, но собирался связать с ней жизнь. Потому что удобно, ясно и понятно, как сказал тогда Гарик, один из Женькиных ребят. Оказалось, не все так просто. И за все надо расплачиваться.
За Настю, я была в этом почти уверена, придется расплачиваться Горбунову. В этих кругах не впервой делать людям предложения подобного рода. Архип отправится за решетку на небольшой срок, а по выходу получит кругленькую сумму и заживет припеваючи. Настя окажется в стороне, может быть, пойдет свидетельницей. И все счастливы.
Так будет с Пархоменко, так было с барменом Лешей, когда Миронову не удалось меня засадить за его убийство, и мое место за решеткой занял Нестеров, примерно так было с Жирковым. Не бывает таких случайностей: Горенко продал свою свободу за те же деньги, и если бы не его фамилия в записной книжке журналистки, история так и упокоилась бы. Вспомнив об Иванченко, я тут же подумала о синей папке. Я дома одна. Никакой охраны, Женька вернется нескоро.
– Это отвратительно, – сказала себе, направляясь в сторону кабинета.
Я не собираюсь забирать эти бумаги, просто посмотрю содержимое. Кабинет тонул во тьме, пройдя внутрь, я на ощупь нашла торшер и зажгла его. Комнату залил тусклый желтый свет, осветив стол и угол за ним. Я села в кресло. На столе никаких бумаг. Выдвинув первые три ящика, просмотрела содержимое, но искомого не нашла. Нижний оказался заперт на ключ. Самого ключа в зоне видимости не было, и я поскакала наверх за отмычками. Через десять минут открыла ящик.
Если Женька заметит, объяснить будет сложно. Синяя папка лежала внизу под кипой бумаг, под ней еще одна, белая картонная. Я вытащила обе, белую отбросила в сторону, открыла синюю. В ней были ксерокопии различных документов, счета, договора, в некоторых мелькало имя Миронова-старшего. Я нахмурилась, в голове промелькнуло: компромат. Но откуда, и не тот ли самый? Но если тот самый, значит, Иванченко сошлась с человеком, у которого находятся бумаги. С тем, кто предал Марка. Но как она это сделала, если за ней наблюдают, да и она ведет праздный образ жизни?
"Но я же не знаю, что это за человек, – подумала я, – они могли встретиться и на людях, обыграв ситуацию. Могли тайно, как мы с Марком сейчас. В конце концов, ее спутник жизни подозревал о появлении кого-то еще в то время, когда женщина была в Москве. А может, все проще: мне просто не посчитали нужным сообщить информацию. Откуда я знаю о действиях Иванченко? От Петренко. Он мог задумать все, что угодно, и донести до меня только то, что выгодно ему".
– Черт, – процедила я. Пожалуй, стоит показать Марку эти бумажки, чтобы как-то разъяснить ситуацию. Только захочет ли он поведать мне правду?
Я стала фотографировать листы, размышляя, что подразумевала встреча Женьки и Иванченко? Зачем она передала ему папку? Кто из них сделал первый шаг на сближение? Вопросов, как обычно, больше, чем ответов. За моей спиной идет какая-то игра, посвящать меня в нее не собираются. И если бы не Марк, я бы знать не знала, что происходит. Я и сейчас не знаю.
Бумаг было немного, скорее всего, это только малая часть, если судить по событиям прошлого года, компромат должен представлять из себя что-то грандиозное.
Закончив, я аккуратно сложила все в папку, взяла белую, чтобы убрать на место, из нее вылетела фотография. Подняв ее, я чуть не потеряла сознание. С фотографии смотрела я в возрасте восемнадцати лет. Я помнила, как она была сделана: день рождения мамы, мы на даче жарили шашлыки семьей. На мне майка и юбка, волосы забраны в хвост на макушке.
Я чем-то недовольна, смотрю серьезно, немного нахмурив брови. На заднем плане забор с растущими вдоль него ягодными кустарниками. Мама очень любила дачу. Последние годы уезжала туда на все лето, сажала, поливала, наслаждалась дачной жизнью, как она любила говорить. Мы с папой приезжали после летней сессии, он совсем не помогал на огороде, мама ворчала, а папа, устроившись в кресле-качалке, мирно дремал или читал.
Я тоже в основном читала, ходила купаться на озеро, в лес собирать грибы и чернику. На мгновенье пропали эти шесть лет, я оказалась там, на фотографии. Вот справа мама, режет салат, говорит, что как обычно ничего не успеваем. А папа смеется и фотографирует все подряд, в том числе и меня. Я хмурюсь, потому что считаю, что у меня плохо собраны волосы.
По щекам потекли слезы, я смотрела и смотрела на это фото, плохо соображая, где я и что происходит. Вихрем кружились воспоминания, возвращая меня в далекое детство, перебрасывая хаотично между годами, пока я наконец не отложила фото на пол. Некоторое время сидела не в силах соображать, потом медленно взяла папку и открыла ее. Внутри лежала ксерокопия дела о смерти Потапова с листом пояснений, распечатанным из электронной почты. Внизу стояла дата: десятое февраля этого года. Выходит, с тех пор Женька знает обо мне правду…
Я стала просматривать дело. Перед глазами мелькали буквы, я выхватывала отдельные слова и фразы. Допросы, допросы, допросы. Вадим Светлов. Глеб Потапов. Ирина Потапова. Александр Ленц. Ирина Ленц. Карина Гаврилова, Анастасия Завьялова, Кристина Новикова – девчонки, с которыми я больше всего общалась в институте. Соседи. Продавцы. Господи, они провели такую работу. Они не пропустили никого. И никто не смог ничего сказать о Марке.
Его план удался, я оказалась отличной шпионкой. Кроме нескольких "вроде бы видели с темноволосым парнем" никто ничего не сообщил. Какая нелепица. Ограбили и убили человека, использовав студентку, и никто не раскопал. К концу дела я сумела взять себя в руки. Читала с интересом. Выписка со счета, Потапов снял крупную сумму наличными (не всю, если верить той цифре, которую озвучивал Марк. Выходит, где-то он еще брал деньги помимо банка).
Вырезка из местной газеты о пожаре на заброшенном заводе. Найдены два тела. Сводка об опознании. Я зажала рот рукой, мои родители смотрели на труп, на мой труп, как они думали. Я не могла даже подумать, что с ними в тот момент было. Потапова опознала жена. Дополнительных экспертиз не проводилось. Дальше заключение медэксперта о причинах смерти. Мужчина убит огнестрельным ранением в грудь, скончался предположительно сразу, девушка погибла вследствие огнестрельного ранения в голову, мгновенная смерть.
Прилагались фотографии, я с трудом подавила рвотные позывы. Обожженные тела выглядели ужасно, однако Потапова, действительно, можно было узнать. У девушки не было части головы, я быстро отложила фотографию, не могла на нее смотреть. И это показали моим родителям? Я уткнулась лицом в ладони и некоторое время так посидела, потом взяла фотографию и стала рассматривать, несмотря на отвращение. Действительно ли мы с девушкой были так похожи?
Родители могли узнать меня только по телосложению, от лица ничего не осталось. Примет вроде родимых пятен или шрамов нет. Неужели Леша нашел вторую меня? Или… Или кто-то надоумил родителей, что лучше опознать тело, иначе все может стать очень плохо. Не для них, нет, для меня. Мог ли Леша запугать их? Если бы они увидели тело и поняли, что это не я (а они родители, они непременно должны были понять), они бы сообщили следствию, но кто-то сказал, как надо сделать. Если они хотят, чтобы их дочь осталась жива.
Это похоже на правду. И они без колебаний признали в чужой девушке дочь, похоронили меня, и может, даже ходили на могилу? Тайно надеясь, что я жива, что я где-то скрылась, но жива…
Я снова заплакала.
– Я жива, папочка, – прошептала, вытирая слезы.
Как бы я хотела, чтобы он знал, не просто мучился вопросом, каждый день просыпаясь с мыслью, а может?.. Ожидая звонка по телефону, в дверь, письма, хоть какого-то знака… А я тут занимаюсь не пойми чем, опять погрязла по уши, и мне так не хватает его улыбки, плеча, на которое я клала голову в детстве и засыпала, его рук, которые несли меня до кроватки…
Глава 23
Когда я окончательно пришла в себя, оказалось, что прошло два с половиной часа. Понятно, что у Женьки не простой вечер, но он когда-нибудь закончится. Аккуратно сложив документы, я убрала папки в ящик, заперев его, поднялась и покинула кабинет. Пройдя в кухню, нервно закурила, размышляя. Сейчас мне нужна ясная голова.
Итак, Женька знает, кто я на самом деле. Раскопал после истории с Вадимом? Ладно, оставим пока. Если знает он, может узнать кто-то еще. Хотя у Женьки было больше карт: он видел наши отношения с Глебом и маниакальное желание того получить меня во что бы то ни стало. Видел, что с Вадимом нас связывает нечто большое, чем история прошлого лета. Мог приметить мое нежелание светиться в родном городе. Потянул эту нить.
Глеб погиб, Вадим в бегах, отыскать связь почти нереально, но ему повезло. Тем не менее, большая удача, что после моих приключений на выборах никто не заинтересовался девушкой Аней, не узнал ее. Конечно, этот город сравнительно далеко от моего родного, однако скандал был громкий. Выходит, повезло.
"Или не повезло, – зашептал внутренний голос, – или кто-то узнал, приметил, но молчит. До поры, до времени".
Я вздохнула, туша окурок. Как бы то ни было, сейчас у меня и так проблем выше крыши. Я не представляла, как посмотрю теперь Женьке в глаза. Он знает. Знает обо мне все.
"И все равно со мной", – пронеслось в голове.
Если узнает Марк… Я не знала, что будет. Хотелось верить, что от Женьки он не посмеет избавиться, но быть уверенной в этом я не могла.
– Не посмеет, – пробормотала и тут же усмехнулась.
Потому что я ему этого не прощу? Потому, что когда мог убить, не убил? Но тогда ничто не угрожало безопасности самого Марка. Женька не дурак. Он, наверняка, связал нас с Марком, увидел ту историю, как все было. Как я охмурила Потапова (что же он обо мне думает теперь?), как мы с Марком инсценировали похищение, а потом он сбежал с деньгами, благо хоть меня не подставил. Я тоже сбежала, оказалась здесь, и пять лет отсиживалась, пока Марк снова не объявился.