– Чтобы побыть с тобой. – Она говорит это как нечто само собой разумеющееся. – Чтобы повозить тебя на своей машине и покормить, как упомянуто выше.
Кто вообще употребляет фразу «как упомянуто выше» в устной речи? Вот поэтому мы с Валери и не подружимся, как бы ей того ни хотелось.
– Ладно. Хорошо, – говорю я.
Как-то неловко было отказываться, раз она столько часов провела в пути. Я не настолько ужасная. Позже придумаю, как отмазаться.
– Отлично. Эй, Дейз, поможешь мне с ужином? Я приготовлю фахитас.
Под ногой вибрирует телефон (он там оказался, когда Дейзи прыгнула ко мне на кровать). Скорее всего это Бонни, поэтому я не беру трубку.
– И я тебе помогу? Как обычно? – спрашивает Дейзи.
«Как обычно» значит «воровать сыр, а не помогать готовить или убирать со стола».
– Ладно, – как обычно, слишком покладисто соглашается Валери. – Пойдешь с нами, Идс?
Я отрицательно качаю головой, тыча в учебник:
– Я готовлюсь.
Если бы Валери была похожа на меня, она бы пожала плечами и ушла. Но мы непохожи. Она задерживается в комнате.
– Ой, ну пожалуйста, – уговаривает она. – Все должны знать, как готовить фахитас.
– А я и так знаю.
Отчасти это даже правда. Фахитас продают в таких готовых наборах…
Я опять чувствую, как вибрирует телефон, и кусаю себя за щеку, чтобы не схватить трубку.
– Но… – начинает Валери.
– Позже увидимся, – обрываю я ее. – И не жалейте специй, ладно?
Валери секунду молча смотрит на меня, а потом с тихим вздохом пожимает плечами:
– Ладно, хорошо. Пойдем, Дейз.
Когда они уходят, я достаю из-под ноги телефон.
Плющ: Прости за то, что я наговорила раньше (
Идс?
Я смотрю на экран, пытаясь придумать, что же мне ответить. Мы с Бонни редко ссоримся. А когда все же ругаемся, то наши ссоры загораются и гаснут быстро, как спички, не успевая нанести серьезного вреда. Но сегодня было не как обычно: больше пассивной агрессии и затаенных чувств, что на нас обеих совершенно не похоже. Я не знаю, что теперь делать. Я все еще сижу, занеся пальцы над клавиатурой экрана, когда приходит еще одно сообщение.
Плющ: Это такая странная ситуация, и я не знаю, что с этим всем делать. Хотя очень стараюсь понять.
Я: Я просто волнуюсь за тебя, Бон.
Плющ: Я знаю. Прости.
Я: Люблю тебя ххх
Плющ: Но я правда-правда в порядке. Честно. Джек такой потрясающий, ты себе не представляешь. Я очень его люблю. И он любит меня. Оно того стоит, обещаю.
Я: Ты ведь понимаешь, почему я думаю, что это странно?
Плющ: Ха-ха да, конечно! Для тебя он просто мистер Кон. Ты не знаешь его так, как я.
Я: Ну и хорошо.
Плющ: ) Ладно!
Я: Но ты правда счастлива, Бон? Точно?
Плющ: Да! Подожди, сейчас покажу. Секунду…
Через пару мгновений появляется фотография. Я едва не роняю телефон от потрясения. На фото Бонни и мистер Кон, прижимаясь щеками, улыбаются в камеру, словно они – обычная парочка, а не беглецы с разницей в возрасте в четырнадцать лет. Я уже забыла, что она подстриглась и покрасила волосы, и вид Бонни повергает меня в шок. Она совсем на себя не похожа. Яркая, ослепительная. Я не могу отвести взгляда.
Мистер Кон – я просто не могу называть его Джеком! – выглядит именно так, как я его помню. Разве что исчезли очки, и вместо них появилась бейсбольная кепка. Я пытаюсь посмотреть на него глазами Бонни, но у меня не получается. Он больше не похож на учителя, но все равно выглядит взрослым. Слишком взрослым.
Плющ: Ну?!?! Разве мы не МИЛАШКИ?!
Боже, что мне вообще на это отвечать? Наверное, остается только согласиться, но мне не хочется ее поощрять. Вместо этого я выбираю третий вариант: отшутиться.
Я: Нет, это мы с Коннором МИЛАШКИ. Но фотография и правда милая.
Плющ: Ладно, сойдет )
Я: Ты не думаешь, что надо поговорить с Роуэн?
Плющ: Если я ей напишу, она расскажет родителям. Я ей не доверяю.
Я: ( Но она твоя сестра.
Плющ: Я знаю. Но сейчас есть вещи важнее.
Я: Разве?
Плющ: Да, так надо. Но мы с тобой… у нас же все хорошо?
Я: Да
Плющ: ‹3 Если я по кому-то и скучаю, то это по тебе.
Я: Правда?
Плющ: Правда.
– Ты ведь любишь Коннора?
– Да, конечно.
– А как сильно?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, от чего бы ты отказалась ради него?
Мы с Бонни сидим на скамейке для пикника на краю футбольного поля и наблюдаем, как Коннор играет с друзьями в футбол. Пока мы смотрели, Коннор бросил в нашу сторону взгляд, широко улыбнулся и помахал. Я помахала в ответ, чувствуя, как на моем лице расплывается улыбка.
– С чего мне вообще от чего-то ради него отказываться?
– Ну, я имею в виду, если бы тебе пришлось. Например, если бы оказалось, что у него сильная аллергия на арахис. Ты бы перестала есть арахис?
– Да, конечно.
– А если бы он стал вегетарианцем. Ты бы тоже перешла на растительную еду?
Я морщусь:
– Мне кажется, это не то же, что аллергия на арахис.
– А если бы ему хотелось? Если бы он попросил тебя отказаться от мяса? Ты бы согласилась?
– Нет, наверное. Ему бы пришлось долго меня убеждать. И еще я бы сделала исключение для бутербродов с беконом. И для рождественского ужина.
Бонни посмотрела на меня так, словно я нарочно отказывалась ее понимать.
– Но если ты любишь его, неужели тебе не хочется его поддержать?
– Конечно, хочется. Я бы не стала есть жареные ребрышки под носом у Коннора-вегетарианца. Но это не значит, что в его отсутствие ребрышек мне не видать.
– Я думаю, если любишь кого-то… – Она явно решила высказать свое мнение, раз уж я не понимаю, о чем она. – Если любишь кого-то, откажешься ради него от чего угодно на свете. Я думаю, в этом истинная любовь.
– А что ты знаешь о настоящей любви?
Она улыбнулась, пожав плечами:
– Да уж достаточно.
Вторник
♦ Копы слишком медлят и не успевают за пятнадцатилетней Бонни Уистон-Стэнли, которая по-прежнему находится в опасности.
♦ Учитель музыки Джек Кон все еще в бегах.
♦ Любовные письма, переданные полиции, проливают свет на ситуацию: учитель уговаривал школьницу на «романтический отпуск».
Полиция приехала задержать учителя-преступника Джека Кона, сбежавшего с ученицей Бонни Уистон-Стэнли, 15 лет. Но было слишком поздно.
«Достоверная информация» о местоположении парочки была передана детективам вчера днем. Полицейские могли бы догнать влюбленных, говорит источник. Однако вместо того, чтобы действовать незамедлительно, стражи закона дождались вечера и лишь потом отправились в погоню. Владелец летней резиденции и бывший друг Кона вчера дал полиции наводку, сказав, что беглецы могут скрываться в его доме у моря. Этот друг, отказавшийся отвечать на вопросы прессы, к побегу не причастен. По словам полиции, они «вынуждены начать поиски заново»: всплыли на поверхность новые сведения о планах Кона.
Кон писал своей ученице письма с февраля этого года. Учитель уже и раньше предлагал пятнадцатилетней Бонни Уистон-Стэнли устроить «романтический отпуск», когда девочка жаловалась ему на стресс от приближающихся экзаменов. Целые месяцы переписки обнажили намерения Кона: он собирался убедить отличницу в своем романтическом увлечении ею.
Как заведующий школьными классами музыки, Кон впервые встретил ученицу, когда она перешла в Академию Кетт в нежном возрасте одиннадцати лет. Он стал ее частным педагогом. Теперь, в одиннадцатом классе, Уистон-Стэнли стала одной из трех учеников, сдающих выпускной экзамен по музыке. Именно в этом году одноклассники заметили, что парочка стала «сближаться».
В письмах легко проследить, как Кон воспользовался доверием девочки и попросил ее писать ему «в любое время», когда она будет чувствовать напряжение из-за приближающихся экзаменов. Он призвал ее «рассказать, может ли он как-то улучшить ее самочувствие».
10
Во вторник Кэролин будит меня чашкой горячего чая и тарелкой тостов с джемом. Это так необычно, что я сразу подозреваю: либо Бонни нашли, либо случилось что-то ужасное. Я резко сажусь в кровати. Кэролин дергается, чай переливается через край и капает мне на одеяло.
– Что такое? – требую я ответа.
– Боже правый, – хмурится Кэролин. – Теперь придется стирать.
– Что-то с Бонни? – спрашиваю я голосом, одновременно визгливым и хриплым со сна. – Расскажи!
– Успокойся. Все в порядке. Я не хотела тебя пугать.
– Я сама могу приготовить себе завтрак!
Я хочу сказать, что знаю: есть какая-то причина, по которой меня разбудили так рано, и мне надо знать, в чем она заключается. Однако мой мозг еще не проснулся, и выходит, будто я просто ору на Кэролин без повода. Она выглядит расстроенной.
– Прости, – добавляю я.
– Подвинься, – говорит Кэролин, ставя чашку на прикроватный столик. Я пересаживаюсь, освобождая место, и Кэролин усаживается рядом. Она похлопывает меня по плечу.
– Поешь тоста.
– Что-то с Бонни? – снова спрашиваю я.
Кэролин смотрит на меня, не говоря ни слова. Я закатываю глаза, беру кусок тоста и запихиваю в рот.
– И да, и нет, – отвечает она, когда я начинаю жевать. – Есть хорошие новости, новости так себе и плохие. С каких начать?
Я глотаю.
– Рассказывай в хронологическом порядке.
Так всегда отвечает Боб. Кэролин улыбается: