– Я пообещала Бонни, – начинаю я оправдываться.
– Ну и тупо, – говорит он, словно тут не над чем раздумывать. – Почему ты на это согласилась?
– Ну, блин, вот не знала я заранее! – рявкаю я раздраженно.
– И что? Как только ты узнала, что это мистер Кон, ты должна была подумать: «Черт, надо сказать полиции».
– Нет. – Я яростно трясу головой. – Нет, вообще нет. Она попросила меня не болтать и довериться ей. У меня не оставалось выбора. Так поступают друзья.
– Даже когда их друзья поганят собственную жизнь?
– Особенно тогда.
Коннор со стоном запускает пальцы в волосы на затылке.
– Посмотри на это с другой стороны: если бы я уехала одна, не сказав Кэролин и остальным и попросив тебя не говорить им, ты бы сказал? Если бы ты знал, что мне нужно побыть одной и что я в безопасности?
Коннор хмурится:
– Но это бы не было только твое дело, если бы Кэролин и остальные волновались!
– Я бы сказала им, что со мной все хорошо.
Коннор качает головой:
– Мне кажется, мы говорим о разных вещах, Иден.
– Ну ладно, блин. – Я сама не понимаю, что хочу сказать, и Коннор, судя по виду, тоже не понимает. – Просто забудь, что я тебе сказала, хорошо?
Он смеется:
– Ага, конечно.
– Я серьезно.
Мы смотрим друг на друга.
– Но ты ей хоть говоришь, что надо вернуться домой? – спрашивает он наконец. – Или чтобы она позвонила родителям?
– Да, конечно. – Хм, а сказала ли я… Да, вроде сказала. – А еще я почти уверена, что она завтра вернется.
– Что? Правда? Почему? – удивляется Коннор.
– Выпускной экзамен.
Наступает тишина. По его выражению лица я понимаю, что ему такой вариант кажется маловероятным.
– И ты думаешь, она просто… вернется?
– Знаю, звучит странно, но ведь это же Бонни. Ни за что не поверю, что она пропустит экзамены.
– Иден, ты правда думаешь, что она сбежит с учителем, а потом такая: «Упс! Надо бы заглянуть на экзамен по биологии!»
– Ну а что, почему нет?
То, что ему эта мысль кажется абсурдной, заставляет меня надеяться еще сильнее.
– И ты думаешь, она тупо придет на экзамен?
– Угу. Войдет в спортзал в полной боевой готовности. Ну, то есть будет сюрприз, конечно, но такой, небольшой. Это было бы так похоже на Бонни.
– Небольшой сюрприз? – Коннор выглядит совсем растерянным. – И в какой же вселенной это называется «небольшой сюрприз»?
– А ты правда думаешь, что она пропустит экзамены?
Коннор молча смотрит на меня. Когда он начинает говорить, его голос звучит настороженно, словно он переживает за мою реакцию.
– Неважно, что я думаю. Иден, Бонни уехала. Это не то же самое, как если бы она заперлась в комнате и сказала, что не будет сдавать экзамены. Она сбежала. После побега так запросто не возвращаются.
Пару секунд я не в силах что-либо сказать:
– Ты думаешь, она вообще никогда не вернется?
– Я не это имел в виду. Я хотел сказать, что, когда она наконец вернется – неважно, как скоро, и неважно, будет ли это потому, что полиция ее поймает, или потому, что она сама захочет, причина будет серьезнее, чем экзамен. Ты вообще представляешь себе, почему она сбежала?
Я пожимаю плечами:
– Влюбилась?
– Ну да, но почему сейчас?
– Не знаю.
– А ты ее спрашивала?
– Ага. Она говорит, что просто хочет быть с мистером Коном.
– Может, она беременна.
В груди у меня все обрывается.
– Что?
– Ну а что, было бы логично.
– Нет! Ты смотришь слишком много фильмов.
– Ага, то есть если Бонни вернется на экзамен, это вполне в порядке вещей, но если предположить, что она беременна, – это почему-то ужасно тупо.
– Может, поговорим о чем-нибудь еще?
Коннор делает вдох и медленно выдыхает.
– Слушай, я правда думаю, что ты должна кому-нибудь рассказать.
– Да, я поняла.
– Правда, Идс. Поговори с Кэролин, ну или еще с кем-нибудь. Можно сделать так, чтобы полиция узнала и Бонни никогда не догадалась, что это была ты.
– Но я-то буду знать. Почему ты никак не можешь понять?
Он поднимает руки, сдаваясь.
– Ладно, ладно, прости. – Он решается на улыбку. – Эй. Иди сюда.
Коннор раскрывает объятия, и я медлю. Часть меня хочет еще позлиться, но у него такое лицо, что противиться просто невозможно. Я перебираюсь по пледу ближе и опускаюсь ему на колени, прижимаясь лицом к его плечу. Коннор сжимает меня в объятиях, как умеет он один. Я чувствую, как он прижимается губами к моей макушке.
– И как она, когда вы разговариваете? – спрашивает он через какое-то время.
– Веселая.
– Правда?
– Ага. Очень странно. Она ведь знает, что у нас творится, и все равно счастлива, что они с мистером Коном вместе.
Какое облегчение – поговорить об этом с кем-то, кроме самой Бонни.
– Может, сама себя обманывает?
– Ты думаешь?
– Ага. Мама говорит, мистера Кона за это дело посадят. В тюрьму! Ну и подумай еще, взять и отрезать себя от семьи, а! – Я понимаю, что до него не сразу доходит, что он сказал. Он резко вздрагивает. – Ой… я имел в виду. Черт… Прости, я не это хотел сказать…
– Да, я понимаю.
– Когда тебя усыновляют, другое дело, – говорит он. По его голосу я знаю, что он сейчас пылает, как помидор. – Я не говорю, что ты, хм, отрезала себя…
– Ага.
– И у тебя были совсем другие обстоятельства. – Он никак не может замолчать. – Так что, разумеется, ты не того. Не обманываешь сама себя.
Я легонько похлопываю его по коленке.
– Все, можешь останавливаться.
– Боже, спасибо тебе.
– Может, это и самообман, – говорю я. Это было бы логично. – А сколько он обычно длится?
Я чувствую, что он пожимает плечами.
– Не знаю. Наверное, зависит от обстоятельств?
И что тут за обстоятельства? Я пытаюсь сосчитать все, что Бонни может отрицать. Что ее бойфренд годится ей в отцы. То, какой эффект производит ее побег на семью. То, что новизна беглой жизни скоро исчезнет.
– А ты бы со мной сбежал? – спрашиваю я.
Я хотела пошутить, но Коннор вопреки ожиданиям не смеется, соглашаясь.
– Не-а, – говорит он.
– А, ну отлично. – Я отодвигаюсь от него. – Спасибо большое.
Он смеется:
– Нет, ну правда. Я бы тебя о таком не просил – и я знаю, что и ты бы меня не попросила. Оставить все позади. Ты ведь не хочешь, чтобы я бросил маму, да?
Я тут же трясу головой. Даже думать не о чем.
– А я бы не захотел, чтобы ты оставила Дейзи. Вы бы обе страдали – да и вся ваша семья тоже.
– А что, если бы у тебя не было выбора? Если бы тебе надо было уехать, и ты бы хотел, чтобы я уехала с тобой?
– Конечно, я бы хотел, чтобы ты уехала со мной. – Он осторожно подбирает слова. – Но… Думаю, все равно эгоистично было бы класть на тебя такой груз. Я бы тебя не просил. Думаю, это и значит – любить. Думать о том, чтобы человеку было хорошо всегда, а не только пока вы вместе.
Я привстаю на коленях, обнимаю его за шею и заглядываю в милое веснушчатое лицо.
Мой Коннор.
– Ты вообще-то лучше всех, знаешь, да?
Он улыбается:
– Что, правильно ответил?
– Сто баллов. Лучшая оценка в классе. Золотая медаль. – Я нагибаюсь, чтобы поцеловать Коннора, и чувствую его руки на своей спине. Он притягивает меня ближе.
Мы проводим вместе еще около часа, а потом Коннору пора возвращаться домой. После безумного дня (и вчерашнего дня… и всей этой недели…) мне хочется побыть одной, и поэтому я ухожу побродить по городу. По дороге я захожу к Крисси, где варят лучший горячий шоколад во всем Кенте.
Там, разумеется, огромная очередь, и я устраиваюсь в хвосте. Я никого не трогаю, стою себе спокойно и размышляю о том, как изменился бы вкус горячего шоколада, если бы вместо молока его варили на сливках. Внезапно мой мозг настраивается на волну разговора у меня за спиной.
– Очевидно, в этой школе творится какой-то ужас, – говорит женщина с густым валлийским акцентом и еще более густым оттенком неодобрения в голосе. – Как такое вообще могло случиться? Это неправильно, согласись.
– Да уж, точно, – соглашается ее спутник. Меньше акцента, но осуждения ровно столько же. – И ведь она кажется такой милой девочкой, совсем не такой, как другие сорванцы из Кетта. С чего такой милой девочке творить безобразия?
Я морщусь. Милая. Это еще лучше, чем «хорошая». С Бонни дело в том, что она во многих смыслах совершенно потрясающая: умница, верный друг, отличное чувство юмора, и вам очень повезет, если она будет на вашей стороне. Но она не то чтобы… ну… она не всегда милая. Иногда она плохо обращается с Роуэн, грубит родителям, не терпит, когда другие не поспевают за ходом ее мыслей. Есть в ней доля язвительности, вот что я хочу сказать. Может, после всех моих рассказов о том, как хорошо она учится и как ее выбрали старостой, вы тоже думаете, что она одна из «милых» девочек. Мягких, вежливых. Таких, какие будут смирно сидеть у какой-нибудь старушки в гостях и весь день выслушивать истории о ее молодости.
Не-а.
То есть она зайдет к старушке в гости и будет слушать истории, и старушка останется в полном восторге, будет называть ее «дорогушей» и настаивать, чтобы Бонни взяла еще печенья. Но одновременно с этим Бонни проследит, чтобы другие это заметили. Она будет любезна с начальством – просто на случай, если ей в будущем понадобится их рекомендация. Такова Бонни. Она и правда хорошая. Но умная. Слишком умная для того, чтобы ее называли милой.
Мне страшно хочется обернуться и сказать об этом. Но, к счастью для нас всех, подходит моя очередь заказывать. Я вежливо, как и полагается воспитанной девочке, заказываю горячий шоколад, но, уходя, не удерживаюсь и гляжу женщине прямо в глаза. И морщусь. Пусть знает, что я – тот самый «сорванец» из Кетта и что я их слышала.
Самое смешное в том, что, хотя Бонни и считалась из нас двоих «милой», она бы наверняка что-нибудь сказала, будь она сейчас со мной. Сохраняя сверхъестественную вежливость, она все равно нашла бы способ за меня вступиться, если бы ей показалось, что меня хоть капельку обидели. Однажды мистер Хейл, наш учитель истории, сказал во всеуслышание, что, если бы другие ученики были похожи на меня, он бы давно уволился. Самым жизнерадостным тоном Бонни заметила: «Прелесть жизни в разнообразии, сэр». – И учитель даже не заметил, что она над ним смеется, и согласился.