– Ох, – негромко охает Кэролин. – А ты думала, она придет?
Я трясу головой и одновременно киваю, потому что я знаю, что это все ужасно глупо и бессмысленно, но в глубине души я все равно верила, что она придет, потому что Бонни, которую я знаю, ни за что бы не пропустила выпускные экзамены. Но она не пришла, и это значит, что я ее совсем не знаю – и, может, никогда не знала. И это очень больно.
– Пойдем посидим в гостиной.
Кэролин ведет меня за собой.
– Я сделаю чаю, – говорит Валери.
А она откуда взялась? Я моргаю сквозь слезы и вижу, что сестра стоит рядом с Кэролин с сочувственной полу-улыбкой на лице.
– Я не хочу чай, – огрызаюсь я, вытирая слезы рукавом.
– Джин? – предлагает Валери.
– Валери! – одергивает ее Кэролин.
В гостиной Кэролин сажает меня на диван и возится с покрывалом, и я чувствую, что она душит меня своим вниманием и что одновременно мне хочется еще и еще. Она садится рядом и берет меня за руку.
– Давай сначала про экзамен. Как прошло?
– Ужасно. Не хочу об этом говорить.
– Ничего страшного, я понимаю. Но скажи: правда было ужасно или, может, ты немножко преувеличиваешь?
– Я не ответила больше чем на половину вопросов.
Я слышу тихий вздох и оборачиваюсь как раз вовремя: замечаю, как Кэролин цепляет на обеспокоенное лицо ободряющую улыбку.
– Ничего, всего один экзамен, – говорит она скорее себе, чем мне. – Сейчас у тебя вся жизнь вверх тормашками, и это всего лишь экзамен.
Тишина.
– Прости, – говорю я.
– Ох, Иден, тебе не за что просить прощения. – Она внезапно крепко сжимает мне руку. – Я не стану любить тебя меньше из-за того, что ты не получила пятерку по биологии.
В комнату входит Валери, осторожно неся три чашки с чаем. Валери, которая получила пятерки по всем предметам. Я вижу, как по ее лицу пробегает какое-то необъяснимое выражение. Наши глаза встречаются, и она сразу отворачивается.
– Хочешь поговорить о Бонни? – спрашивает Кэролин, с улыбкой протягивая руку к кружкам чая.
Я вяло пожимаю плечами:
– А о чем тут говорить?
– Расскажи, почему ты так расстроена. Начнем с этого.
Валери садится на ковер рядом с диваном, поджимая под себя ноги.
– Я не понимаю, как она вообще может так поступать, – говорю я наконец.
В уголках глаз закипают новые слезы.
– Как она может рушить свою жизнь. Я пытаюсь понять, почему она сбежала с мистером Коном. – Тут мой голос обрывается и слезы бегут по щекам. – Это ведь безумие, и он такой старый, а она… ее ведь считали такой разумной.
– Да, в ситуации очень сложно разобраться, – говорит Кэролин. – Не думаю, что кто-то из нас что-то понял.
– Но почему она мне не сказала? – хриплю я.
Меня тошнит от напора эмоций в своем голосе. И в своей душе тоже.
Кэролин молчит, поглаживая меня по голове.
– Наверное, она знала, что поступает неправильно, – говорит она наконец. – И, рассказав тебе, ей пришлось бы задуматься о своих поступках. А еще не будем исключать возможности, что мистер Кон мог проследить, чтобы она молчала. Ему-то было что терять – а уговорить человека, который от тебя без ума, можно на что угодно. Даже на то, чтобы он лгал семье и лучшим друзьям.
Я молчу, потому что думаю: если Бонни не сказала мне, потому что знала, что поступает неправильно, тогда почему она все-таки сбежала? Это ведь намного хуже, чем тайная интрижка. Совершенно нелепая ситуация.
– Но почему сейчас? – спрашиваю я.
Теперь, заговорив, я уже не могу удержать внутри бурю переживаний и сомнений:
– Почему сейчас? Она так долго тряслась над экзаменами и аттестатами. Зачем убегать в самом начале экзаменационной недели?
– Может, именно поэтому, – говорит Валери. – На нее так давили, что она сломалась и сдалась. Такое случается.
Я хмурюсь:
– Бонни не такой человек, чтобы сдаваться.
– Теперь такой. Она сбежала, Идс.
– Да, но не одна, а с мистером Коном.
– Сбегают не к чему-то, а от чего-то, – говорит Валери. – Не думаю, что она предпочла Джека Кона экзаменам – если ты об этом. Я думаю, она именно что бежала от экзаменов.
– Но зачем ей сбегать? Она же умница. И она так долго готовилась. Все равно что тренироваться к марафону – и не прийти. Какой в этом смысл?
– Если ты хочешь понять, почему она так поступила, – говорит Валери, – попробуй по-настоящему поставить себя на ее место. Она молода, и на нее возлагают большие надежды. Это очень тяжело.
– Но она сама хотела. – Мой голос звучит резче, чем мне бы хотелось. – Тебя послушать, так кто-то другой на нее все взвалил, но это неправда. Она сама круглосуточно думала о том, как бы сдать экзамены лучше всех. Она сама решила быть такой перфекционисткой.
– Ты думаешь, это не считается? Если люди сами себя загоняют?
– Ну типа того. Я говорила ей, чтобы она успокоилась и перестала нервничать. Но она меня не слушала, а теперь сбежала – и я должна чувствовать себя виноватой за то, что не предвидела этого?
– Что? – Валери трясет головой. – Никто не говорит, что ты должна чувствовать себя виноватой. Ты тут вообще ни при чем, Иден.
– А, ну спасибочки, – огрызаюсь я.
Святая Валери и ее гребаные ответы на все вопросы мироздания.
– Но я к этому имею какое-то отношение, а ты вообще никакого. Ты-то чего сюда приперлась?
– Иден. – Кэролин трогает меня за запястье.
– Я приперлась тебя поддержать, – вспыхнув, отвечает Валери. – Так что хватит со мной так разговаривать, о’кей?
– Девочки, – взмаливается Кэролин. – Не ссорьтесь.
Я знаю, что нужно извиниться, но я не хочу. Я закусываю губу, сглатываю и таращусь в чашку чая, которую принесла мне Валери. Молчание затягивается. Я кожей чувствую, как Кэролин с Валери переглядываются; за моей спиной происходит целый молчаливый разговор.
– Пойду пройдусь, – говорит наконец Валери, поднимаясь на ноги. – До скорого.
Иногда я веду себя как последняя скотина.
– Хочешь, я с тобой? – спрашивает Кэролин.
– Я лучше одна.
– Спасибо за чай, – бормочу я.
Валери, на секунду задержавшись в дверях, кидает на меня взгляд.
– Да без проблем, – говорит она и уходит.
Я снова опускаю взгляд вниз: не хочу видеть выражение лица Кэролин. Закрывается входная дверь, открывается дверь машины, запускается двигатель.
– Извини, – бормочу я.
– Ей хочется, чтобы вы сблизились, – говорит Кэролин, и от этого мне становится только хуже, потому что я и так это знаю. – Может, будешь с ней… помягче?
Почему она хочет со мной сблизиться, раз я такая сволочь? Я никогда не была с ней особенно вежлива, и сам факт, что она не оставляет попыток, подтверждает, что она куда лучше меня. Будто это не очевидно.
– Я просто переживаю из-за Бонни.
– Я знаю, солнышко.
– Если она не вернулась на экзамены, что вообще заставит ее вернуться?
– У нее есть более важные причины, чтобы вернуться в Ларкинг. Семья. Дом. Ты.
– Ты думаешь, она вернется?
– Да. – Меня удивляет, как быстро она отвечает на этот вопрос. – Правда, не знаю, по собственной ли воле, но полиция рано или поздно их найдет.
– Но как?
– А, ну выследят как-нибудь. Бонни или мистер Кон заговорят с кем-нибудь, или кто-то из местных узнает что-нибудь и проболтается. Никто не может прятаться вечно.
– Даже если хочет?
– Особенно если хочет.
– Ладно, – говорю я до странного тихо.
Не знаю, что лучше: если Бонни не вернется совсем или если вернется не по своей воле.
– Ох, Иден. – Кэролин снова приобнимает меня и притягивает к себе. – Мне жаль, что тебе выдалось такое сложное время. Слушай, может, нам выбраться куда-нибудь на выходных? Отвлечешься от этого… этого цирка.
– А куда?
Я не хочу никуда уходить, пока Бонни не вернется. А что, если ее найдут, а меня не будет дома?
– Можем съездить в Норфолк повидать родителей Боба.
– М-м-м, – без особого энтузиазма тяну я.
Мне нравятся родители Боба, но как-то я не настроена сейчас изображать из себя примерную приемную внучку.
– Ну просто имей в виду, – говорит Кэролин. – Мне кажется, поездка пойдет тебе на пользу.
«Единственная поездка, которая пошла бы мне на пользу, – думаю я про себя, – это если бы я могла побывать в Йоркшире и увидеться с Бонни (если она, конечно, еще там). Вот на такое путешествие я бы согласилась». Где-то в мозгу у меня загорается лампочка; какая-то смутная идея.
– Я подумаю, – говорю я.
15
Я поднимаюсь к себе в комнату и какое-то время сижу на кровати, вращая в руках телефон и пытаясь не думать о Бонни. Отсутствие Бонни в школе и отсутствие сообщений от нее сегодня каким-то странным образом беспокоят меня больше, чем все, что случилось на этой неделе. От одной мысли об этом меня тошнит. Она не просто уехала. Она увезла с собой что-то еще; что-то, что я пока не знаю, как назвать. И я не уверена, что неопределенное нечто вернется, если Бонни приедет домой. Когда она приедет.
Я откидываюсь на кровати и таращусь в потолок, размышляя помимо своей воли о том, а не права ли была Валери насчет Бонни-которая-сама-себя-загоняет. Не хочу, чтобы она была права, но Валери вообще всегда права, так что…
И тут, разумеется, от Бонни приходит сообщение: «Привет! Как прошел экзамен? :)»
Ну ничего себе, еще и смайлик поставила. «А тебе какая разница?»
Плющ: ?! Огромная, конечно!
Я: Экзамен закончился сто лет назад.
Я: Ты злишься? Что случилось?
Плющ: Ничего. Экзамен прошел отстойно. Как Йоркшир?
Я: Мы уехали из Йоркшира!
На экране появляется многоточие: Бонни что-то печатает (наверное, пишет, где они сейчас), но я отбрасываю телефон на другую сторону кровати и зарываюсь лицом в одеяло. Я больше так не могу. И не уверена, что хочу. Это слишком утомительно. Я воображаю, как сейчас спущусь вниз и покажу сообщения Кэролин. Мне даже ничего не придется говорить. Просто покажу.