– Да. Но при этом… – Хокк вернул чернильницу на место и попробовал накрыть ладонь Понтонора левой рукой. – Нет, так не чувствую!
– Это немного сложно для восприятия, – посочувствовал Понтонор. – Вы ощущаете, когда я касаюсь вас, но сами до меня дотронуться не можете.
– Разве такое возможно?
– Я же сказал, биохимия. Повинуясь приказам мозга, молекулярные цепочки перестраиваются определенным образом, что позволяет моему организму работать в несколько непривычном для вас режиме. Мне трудно объяснить все в подробностях, вы недостаточно подготовлены. Да и зачем? Лишние знания, лишние мысли – они, поверьте моему опыту, до добра не доводят.
Поскольку адвокат не ответил, Понтонор кашлянул и осведомился:
– Вы позволите мне принять обычный вид? Не то, чтобы для меня затрудняло сохранять невидимость, но знаете, все мы привыкаем к определенному образу, наиболее комфортному.
– Да-да, пожалуйста, – встрепенулся задумавшийся Реджинальд. И тут же, глядя на проявившегося около стола демона, уточнил: – То есть, вы могли бы оставаться вот таким, невидимым и неосязаемым, сколько угодно?
– Сколько необходимо, – мягко поправил его Понтонор, снова усаживаясь в кресло. – В своем обычном виде я нравлюсь себе больше.
– Я вас понимаю, мне бы, наверное, тоже быстро наскучило разгуливать невидимым, – Реджинальд неуверенно протянул руку и произнес с непривычно-просительной интонацией: – Вы позволите?
– Щупайте, – добродушно разрешил Понтонор. – Хотите пиджак, хотите меня самого. Я весь он тут, убеждайтесь.
– Благодарю вас, – Хокк ограничился тем, что слегка коснулся синего рукава. – Действительно, вы весь тут. Что ж, должен признаться, что возможности сотрудников компании «Ад Инкорпорейтед» производят на меня все более серьезное впечатление. И это приводит нас ко второму вопросу, по которому я хотел вас вы… – Он покосился на мгновенно насупившегося Понтонора и кашлянул. – Кхм. Ко второму вопросу, по которому я хотел с вами связаться.
– Я вас слушаю, – ровным голосом откликнулся Понтонор. Похоже, утомительный старикашка придумал какую-то новую пакость.
Реджинальд откинулся на спинку кресла и, таким же ровным голосом, закончил:
– Пожалуй, я готов присоединиться к сотрудникам вашей организации.
– Ну что ты так разогнался? – пропыхтел Длинн, привыкший передвигаться по бесконечным коридорам компании неторопливым шагом. – Можно подумать, по делу торопишься.
– Вот именно, тороплюсь! – Кренн прибавил шагу. – И ты, между прочим, тоже. Давай, шевели копытами, а то опоздаем!
– Куда? Бар круглые сутки открыт.
– А библиотека только до семи.
– В библиотеку-то нам зачем?
– За литературой по религии Сельны. Основное-то задание у нас какое? Насаждать грехи и пороки. А для этого надо знать, что в этом мирке считается грехом, а что добродетелью!
– Это ты после работы на Кранце таким умным стал? – хихикнул Длинн, перейдя на мелкую рысцу. – Когда твой объект в святые произвели?
– Ну! Кто же знал, что у них воровство – главная добродетель, а ослы, вообще, идут по высшей категории? Нет, с тех пор я без теоретической подготовки никуда не суюсь. И тебе не советую.
– Да я и не спорю. Конечно, лучше подготовиться. Возьмем в библиотеке пару книжек, а уж потом в бар.
Книги они взяли без проблем, а вот в баре оказалось слишком много народа. Шум стоял такой, что вести серьезный разговор было невозможно.
– Сейчас я затарюсь, – крикнул Кренн приятелю, – и пойдем отсюда!
Он ловко ввинтился в толпу, окружающую стойку и, через минуту, вернулся, крепко держа в каждой руке по две бутылки.
– Теперь, двинули к тебе!
– Почему ко мне?!
– Твоя комната ближе!
– А-а. Логично!
Комната Длинна, действительно, была ближе. Она была настолько близко, что Кренн даже хотел сгоряча снова сбегать в бар, обменять бутылки – выяснилось, что в суете он взял вместо пива вино, да еще разных сортов. Длинн удержал его.
– Коктейль смешаем, – сказал он и облизнулся. – Давно я коктейлю не пил.
Длинну нравились коктейли. Правда, этот сорт выпивки моментально вгонял, и без того не слишком жизнерадостного черта, в глубочайшую меланхолию, поэтому Длинн редко позволял себе такое удовольствие. Только по особым, так сказать случаям. Но разве назначение на полевую практику не тот самый, особый, случай?
– Коктейль? – Кренн с сомнением посмотрел на выстроенные на столе бутылки, на хозяина… Тот уже достал высокие фужеры и рылся по шкафчикам, в поисках соломинок. – Ладно, пусть будет коктейль! А я, пока ты выпивку замутишь, книжку почитаю. Посмотрю, чем нас эта Сельна порадует.
Он развалился на диване, пристроив на животе большой фолиант в переплете из бледно-розовой ящеричной кожи и начал аккуратно листать.
– Текиллы бы сюда добавить, в самый раз было бы, – через некоторое время посетовал Длинн.
– Так добавь, – равнодушно откликнулся Кренн, переворачивая очередную страницу.
– У меня нету.
– Спирта плесни. Спирт у тебя найдется?
– А как же! – Длинн открыл узкий шкафчик над раковиной, небрежно отодвинул пузырьки с этикетками «Огуречный лосьон» и «Ментоловый освежитель», и достал из глубины «Полоскание для рта».
– Это спирт? – заинтересовался Кренн, отвлекаясь от книги. – А почему он розовый?
– Я туда клюквенного сока добавил. Для коктейля подойдет. Хотя, текилла была бы лучше, – Длинн плеснул немного спирта в фужер, добавил вина из одной бутылки, из второй… Понюхал и бросил кубик льда. – Но так тоже неплохо получится.
Коктейль был готов – в фужерах тихо пузырилась странного цвета жидкость. Длинн опустил соломинки и помешал. Сделал глоток, кивнул удовлетворенно и только после этого подал фужер Кренну.
Подождал, пока тот попробует, сдержанно поинтересовался:
– Ну, как?
– У тебя всегда отлично, – заверил его Кренн, не поднимая головы.
– Я про книгу. Что-нибудь любопытное есть?
– Мне нравится, – немного невпопад сказал Кренн. – Много картинок и к ним короткие подписи. Очень красиво и все понятно.
– Я имею в виду, по делу. Что у них там за грехи идет?
– А, ты об этом. Заповедей много, сто семьдесят четыре, но в целом, ничего особенного. Стандартный набор. Не убивай, не лги и так далее… Воровство ослов, кстати, тоже не поощряется. И насчет женщин – рекомендуется аккуратность.
– Как же они на стандартном наборе сто семьдесят четыре заповеди набрали?
– На подробностях. Одно только убийство на двенадцать пунктов расписано: первым номером – запрет на убийство родственников, вторым – соседей. Убийство знакомых, незнакомых, все идет отдельно. По возрастным категориям тоже разделяется, по половому признаку, по служебному положению… мне другое непонятно: как они при таком подходе всего в сто семьдесят четыре заповеди уложились?
– Не иначе, сэкономили на чем-то, – ухмыльнулся Длинн.
– Наверное. А, вот я нашел, и кое-что оригинальное: грехом считается употребление сладкого! Странно.
Длинн сделал еще один глоток, пожал плечами:
– Может, у их пророка были больные зубы?
– Наверное. А еще, его в детстве индюк клюнул.
– Какой индюк? – поперхнулся Длинн.
– Белый, – Кренн поставил фужер на стол и постучал пальцем по странице: – Заповедь номер девяносто шесть – категорически запрещено разводить, кормить, держать дома и вообще, как-либо общаться с белыми индюками. Упоминание белого индюка в разговоре приравнивается к тяжкому богохульству.
Длинн заинтересовался и тоже отставил в сторону свой фужер.
– А если нарисовать? – уточнил он. – К примеру, пейзаж – полянка в лесу и на ней белые индюки резвятся. Или портрет – «Белый индюк в интерьере»? А еще можно батальное полотно – «Бой белого индюка с… э-э, с другим белым индюком»?
– Нельзя. – Кренн перевернул страницу. – Даже натюрморт нельзя. Вот тут, сноска есть, что какой-то художник из аборигенов, рискнул, нарисовал картину «Праздничный ужин» – там, в центре стола, на блюде, тушка индейки с гарниром из риса… да вот, здесь репродукция есть, посмотри, – он поднял книгу и повернул ее к приятелю.
– Симпатичная картинка, – Длинн не поленился встать с кресла и подойти поближе. Насчет гарнира ничего не скажу, а тушка индейки, прямо, как живая. Но знаешь, я бы сказал, что праздничный ужин здесь довольно скудный. Стоит шесть тарелок, значит, ожидается шесть едоков, а на столе – ни салатов, ни соусов, ни холодных закусок.
– Может, остальное еще с кухни не принесли? Только начали на стол накрывать… а вообще, ты не на то смотришь. Это ведь не просто картина, а картина запрещенная! Имя художника вычеркнуто из всех списков, сам он объявлен еретиком и повешен, а все его творения сожжены.
– Это они напрасно, – осудил Кренн. – Аборигены могли бы и сообразить, что им было бы гораздо выгоднее поступить наоборот.
Длинн хохотнул:
– Хочешь сказать, им надо было сжечь художника, а на виселицу отправить картины?
– Не на виселицу, балда, в музее повесить! А лучше в галерее, на продажу. Прикинь, если народу объявить, что автор сожжен за богохульство, все его картинки, как холодную кумсу в жаркий день на Аргамоне расхватают! Это же какие деньги можно было бы сделать?! Точно, туземцы на Сельне – лохи бестолковые.
Служба снабжения филиала Терра компании «Ад Инкорпорейтед» чужаков не привечала. Точнее, посторонних туда просто не пускали. Это Шнырку, доступно и очень эмоционально, объяснил единственный доступный специалист-снабженец – дежурный по связям с общественностью.
– А зачем? – восклицал он, то прижимая руки к сердцу, то всплескивая ими, то просто размахивая – словно отгоняя какое-то, на редкость надоедливое насекомое. – Зачем отвлекать чертей от работы? Есть дежурный специалист по связям с общественностью, а у дежурного есть вся необходимая информация! Сегодня дежурю я, черт Веретено. А ты кто?
– Младший черт Шнырок, стажер подразделения технических расследований службы безопасности, – выкрикнул Шнырок, отсалютовав – манера общения старшего черта Веретено оказалась заразной. Исполняю специальное задание…