И тогда я… Тогда бы я растаяла. Отдалась бы ему без остатка, как в тех дерзких, порочных фантазиях, что нередко крутились у меня в голове по ночам, заставляя ворочаться в постели.
И я с ума бы сошла, если бы такое произошло на самом деле.
Ещё несколько дней назад сошла бы с ума... Но сегодня меня что-то смущало.
И это было странно. Необъяснимо. Ведь всё происходило точно, как в моих мечтах: желанный мужчина, мой бывший босс, стоял рядом, его горячий взгляд скользил по моей шее, груди, губам — медленно, намеренно смакуя каждую деталь. Его пальцы, сжимавшие мою руку, слегка подрагивали. Он хотел меня. Сильно.
А я?
Что же случилось со мной? Почему вместо любовного трепета, вместо этого сладкого предвкушения, внутри поднималось что-то совсем другое?
А случилось то, что я не чувствовала больше в себе былой уверенности в том, что по-прежнему жажду близости с этим мужчиной. Что хочу этих прикосновений. Что всё ещё мечтаю об отношениях с ним.
Внутри будто разыгралась буря.
Одна часть меня — обиженная и израненная, помнила о боли и унижениях. О тех днях, когда он проходил мимо, не замечая. О ночах, когда я рыдала в подушку, потому что снова увидела его с другой.
Другая часть — слабая, податливая, до сих пор предательски влюблённая, трепетала от его прикосновений, от откровенных взглядов, от горячего дыхания рядом.
И я пока не знала, какая часть меня одержит победу.
***
Я резко отпрянула назад, вжавшись в тумбу от кухонного гарнитура. Руки сами собой скрестились на груди, чтобы выстроить не очень надёжный, но всё-таки барьер между нами. Может, этот жест не остановит его, но хотя бы даст понять: я не из тех, кого можно прижать к стенке одним только взглядом. Не из тех, кто растает от первого же намёка на внимание.
Соколов остановился буквально в шаге и упёрся кулаками в столешницу по бокам от меня, отрезая пути к отступлению. Между нами оставалось так мало воздуха, что я почувствовала себя запертой в этом крошечном пространстве.
— Светка, возвращайся ко мне, — глухо проговорил он, наклонив голову между высоко поднятых плеч. — Я не должен был отпускать тебя тогда…
Я примолкла, чувствуя, как внутри клубится ком из обид, злости и чего-то ещё, чего я никак не хотела признавать. Может, это было сожаление? Или остатки той глупой надежды, от которой я так и не смогла до конца избавиться?
— Ну чё ты, так и будешь задницей в клубешнике вертеть?! — он резко выпрямился во весь рост, и я почувствовала себя такой хрупкой по сравнению с ним. — Для этого, что ли высшее образование получала? Диплом с отличием? Ведь ты же хороший специалист!
Я хмыкнула, стараясь, скрыть дрожь в голосе.
— А как же твоя Лилия с аппетитной попой? — не удержалась я от язвительной «шпильки» в адрес своей преемницы. — Её куда денешь? Или надеешься, что я вместе с ней стану работать?
Он только раздражённо отмахнулся:
— Нет, конечно. Будешь только ты. Моя лучшая помощница из всех, что были.
— Так, а с Лилией-то что? — повторила я свой вопрос. — Ты же не можешь уволить её просто так, безо всяких оснований.
— Уволить не могу, а перевести на другое место — запросто. В архив её работать отправлю. Там ей самое место. Интеллектуальный предел у неё — кофе разносить, да бумажки в папочку подшивать.
Его пальцы снова впились в столешницу, и он наклонился так близко, что я почувствовала его дыхание на своей коже.
— Так, ты вернёшься, а?!
Иван выглядел почти убедительно. Почти. Но я знала его слишком хорошо, чтобы верить каждому слову. Да, он умел говорить так, что хотелось сразу согласиться. Умел смотреть так, что казалось — он действительно проявляет заботу.
И всё-таки я решила не сдавать свои позиции так быстро. Надо, по крайней мере, «выторговать» для себя дополнительные бонусы, о которых я не решалась сказать ему раньше. Если уж возвращаться, то на своих условиях.
— Звучит заманчиво, Ваня, но мне не хочется всю жизнь оставаться на должности младшего юриста, — выпалила я, отбросив подальше свою обычную тактичность. — А у вас… то есть у тебя не будет никакого карьерного роста! Опять всё то же самое: принеси, подай, распечатай, слетай за бутербродами! Я что, так и останусь на побегушках до самой пенсии со своим красным дипломом?
Его брови резко взлетели вверх, глаза возмущённо уставились на меня:
— То есть, как это не будет карьерного роста?! О чём ты вообще говоришь?
Он отстранился, разведя руки, будто я только что обвинила его в чём-то совершенно несправедливом.
— Обязательно будет карьерный рост! Обучишь кого-нибудь из стажёров на свою позицию, и я сразу повышу тебя до старшего юриста. А там, можешь экзамен на адвоката сдать или стать партнёром компании. Всё в твоих руках, Светик! Если поладим, конечно...
Последние слова он произнёс с лёгкой усмешкой, и в его взгляде промелькнуло что-то хищное. Как будто он уже точно знал, что я соглашусь. Был уверен, что не устою перед ним и быстро сдамся.
Глава 23
Соколов развернул передо мной такие головокружительные карьерные перспективы, что у меня чуть было, не закружилась голова. Он говорил о стремительном взлёте, о большом будущем, о зарплатах с шестью нулями. Всё это звучало как сказка, в которую очень хотелось верить. Только вот эти последние слова « если поладим » никак не давали мне покоя.
Интересно, что он имел в виду? Как именно я должна с ним поладить, чтобы продвинуться по службе в его юридической фирме?
Я не знала, что думать.
Эта его фраза, сказанная с лёгкой усмешкой, прозвучала слишком уж двусмысленно. Может, это был простой оборот речи, а может за ней скрывалось что-то большее? В голове неожиданно пронеслись обрывки фраз из прошлого — сплетни коллег о том, каким путём «некоторые» представительницы прекрасного пола добивались повышения.
Меня передёрнуло. «За кого он меня принимает?»
— Поладим?! — нервно переспросила я, метнув на него гневный взгляд. — Что это значит? Я вообще-то не собираюсь делать карьеру через постель! Если ты думаешь, что меня устроит такой вариант, то больше нам разговаривать не о чем!
Соколов замер на секунду, будто не ожидал такой бурной реакции с моей стороны. Но затем резко перебил, почти крича:
— Что ты, что ты! Ничего такого я не думал и совсем не это имел в виду!
Он сделал паузу, собираясь с мыслями. Потом пояснил свои слова:
— Речь вообще-то шла о твоей профессиональной квалификации, если ты вдруг захочешь стать партнёром компании, но…
Его голос вдруг стал низким и проникновенным, в глазах появился хищный, почти неуправляемый блеск:
— Если бы ты только знала, Светка, как я хочу тебя!
Я почувствовала, как руки Соколова легли на мои плечи, и скользнули по ним, сдвигая тонкие бретели сарафана. Ткань мягко поползла вниз, обнажая кожу, и прежде чем я успела что-то сказать, его губы — горячие, ненасытные, тут же приникли к моей шее.
— Не могу прийти в себя с той самой минуты, как увидел тебя вчера в ресторане! — заговорил он прерывисто, обжигая своим дыханием. — Ты была такая… Не описать словами. Сразила меня наповал!
Он навалился на меня всем телом и начал покрывать поцелуями шею и оголившуюся грудь. Я глубоко вдохнула, пытаясь поймать воздух, и поняла, что отступать некуда: только кухонная тумба за спиной и крепкое тело Соколова, опасно нависшее надо мной.
Кажется, та линия, за которую ещё можно было отступить, уже безвозвратно пройдена.
***
Иван был настойчив.
Не просто настойчив. Он был как ураган, неудержимый и беспощадный, как стихийное бедствие, сметающее все преграды на своём пути. Казалось, что он заполнял собой всё свободное пространство вокруг меня, оставляя лишь хаос в мыслях и сбитое дыхание.
Его руки, умелые и уверенные, двигались с поразительной точностью: они не спрашивали разрешения, не искали одобрения. Они просто делали, что хотели, будто мир существовал лишь для того, чтобы утолять его желания.
А его губы… Его вездесущие губы… Они заглушали любые попытки сопротивления, поднимая жаркую, пульсирующую волну внутри меня.
— А с тем парнем из ресторана, не помню как его там, у тебя серьёзно? — тяжело дыша, прошептал Соколов, и в его голосе прозвучала странная смесь ревности и неприязни к Дмитрию, чьё имя он даже не смог вспомнить.
Я слегка напряглась, не зная, что ответить. Что этот парень просто случайный знакомый? Что между нами, на самом деле, ничего не было? Или, наоборот, солгать, что всё серьёзно, лишь бы охладить этот безумный пыл Соколова?
Но Иван не дал мне ничего сказать. Его губы снова приникли к моим губам, так, чтобы я не могла вымолвить ни слова. Возможно, он и не хотел слышать ответ на свой вопрос. Или боялся. Боялся, что я одумаюсь. Что внезапно до меня дойдёт вся абсурдность происходящего, здравый смысл возьмёт верх, и я вырвусь из этих цепких объятий. Оставив его одного с неутолённым желанием.
И, может, и не зря он боялся.
Потому что где-то на краю моего сознания, в глубине, куда ещё не добрался огонь страсти, теплилась слабая искра разума. Она шептала, едва слышно, но настойчиво: «Остановись. Это безумие! Ты же знаешь, чем это закончится. Ты же понимаешь, что произойдёт, когда он получит своё?»
Но разве можно было думать о чём-то, когда его пальцы уже впивались в мои бёдра? Когда он прижимал меня к себе так, что я чувствовала каждую линию его тела, каждую мышцу, каждый изгиб, каждое напряжённое движение.
А тело это было... крепкое, мускулистое, горячее. Оно излучало силу и власть, и было будто создано для того, чтобы подчинять, лишать воли, заставлять забывать обо всём на свете. О чём можно было думать, когда его кожа касалась моей, когда его дыхание смешивалось с моим? Когда весь мир сузился до этого мгновения, до темноты в глазах, до гула в висках?
Неожиданный порыв страсти настолько выбил меня из колеи, что я не могла даже сопротивляться.
Или не хотела?