Молодой человек наконец опомнился и, миновав оставшиеся ступеньки, остановился на площадке рядом с Эдвардом. Одет юноша был крайне бедно, но даже в потрепанных заплатанных брюках, грубых черных ботинках, хлопчатобумажной рубашке и легкой куртке он все же был очень интересен.
— Вы ищете Софи? — Он в упор посмотрел на Эдварда.
Сердце Эдварда болезненно сжалось. Боже милостивый! Софи и в самом деле живет здесь и знает этого человека. Эдварда затрясло от злости, когда он сообразил, какая причина заставляет юношу проявлять к нему подобную враждебность. Он был достаточно опытен, чтобы догадаться…
— Она живет здесь? — спросил Эдвард, прикуривая следующую сигарету, его руки заметно дрожали.
— Да. — Глаза молодого человека сверкнули. Внезапно он повернулся к Эдварду спиной и постучал в дверь. — Софи? Cherie, c'est Georges. Ouvrez la porte[19].
Эдвард скривил губы. Он не говорил по-французски, но прекрасно понял, что значит «cherie», как понял и причину враждебности Жоржа.
Жорж обернулся:
— Ее нет дома.
— Да.
— Она знает, что вы здесь?
— Нет. — Эдвард неприятно улыбнулся. — Пока не знает.
Жорж молчал, и мужчины злобно смотрели друг на друга, словно быки на арене. Наконец Жорж сказал:
— Ее нет в мастерской, я только что заходил туда. Наверное, она с Полем у «Зуга».
— Кто такой Поль?
— Ее друг. Ее лучший друг.
Эдвард несколько иначе взглянул на Жоржа. Безусловно, этот француз очень интересуется Софи, но необходимо знать, какого рода отношения их связывают. Знать точно. И какой еще к чертям Поль? Имя показалось Эдварду знакомым, потом он вдруг вспомнил.
— Поль Веро?
— Да. — Жорж явно не стремился рассказывать слишком много.
— Где этот «Зуг»? — скрипнув зубами, спросил Эдвард.
— Я как раз иду туда. Хотите пойти со мной? — предложил Жорж.
— Да, — коротко бросил Эдвард и направился вслед за юношей вниз по лестнице, а потом на улицу, где стоял чудесный осенний день — свежий, но не холодный. Деревья уже пылали яркими красками.
— Я не знаю вас, но вы меня знаете, — сказал наконец Эдвард. — Почему?
— Мы все знаем вас, месье, по картинам Софи.
— По картинам Софи? — эхом повторил Эдвард. Жорж бросил на него мрачный взгляд:
— Oui. Она писала вас несколько раз.
Эдвард ничего не мог понять. Он терялся в догадках, от удивления у него даже немного закружилась голова. Софи писала его… снова. Несколько раз. Сколько раз? И почему? Гнев Эдварда почти утих, сменившись волнением. Должно быть, у Софи сохранилось немного нежности к нему, должно быть…
Но потом он подумал, что испокон веку художники во всем мире что-нибудь да пишут, будь это хоть яблоко, хоть человек… и часто возвращаются к одной и той же теме, но это совсем не значит, что художники влюблены в те предметы, которые они изображают на своих холстах. И вспыхнувшая было радость угасла. Эдвард крепко сжал губы.
По дороге мужчины не обменялись ни словом. Они прошли вдоль узкой улицы, потом завернули за угол, и до Эдварда донеслись звуки бодрой мелодии, наигрываемой на пианино, и смех мужчин. Ему показалось, что в общем шуме он различает и женские голоса.
Наконец они вошли в кафе. Но это было не кафе. Это был самый настоящий салун!
Эдвард не верил собственным глазам. Вероятно, здесь какая-то ошибка! Софи не может находиться в салуне! Леди не посещают баров, где полным-полно пьяных, разнузданных мужчин, — даже такие чуждые условностей леди, как Софи. К тому же она — мать! Но как Эдвард ни пытался успокоить себя, он слишком хорошо помнил, что живет Софи в крысиной дыре совсем недалеко отсюда, а человек, приведший его сюда и назвавшийся другом Софи, сказал, что она скорее всего здесь.
Ошеломленный и напряженный, Эдвард обвел взглядом бар. Он весь состоял из одной большой комнаты, битком набитой людьми и насквозь прокуренной. Большинство посетителей показались Эдварду пьяными и излишне оживленными. Все столики были заняты, и не меньше дюжины мужчин и женщин расположились у стойки бара. Он с изумлением обнаружил, что очень многие обернулись и уставились на него, явно узнавая, как и Жорж.
Но Эдвард даже не выругался, потому что здесь была Софи, как сказал этот юноша. И вот наконец взгляд Эдварда отыскал ее.
Сердце его подпрыгнуло. И все внутри сжалось от боли. Софи сидела за столом в компании троих мужчин, двое примерно ее возраста, а третий намного старше, с седыми волосами.
Сама Софи очень изменилась. Это Эдвард увидел сразу. Она была в такой же синей юбке и белой английской блузке, как прежде, но на плечи Софи набросила яркий, красный с золотом, шарф. Ее волосы были свободно заплетены в привычную косу, но она уже не сидела в позе школьницы, склонившейся над книгой, а почти развалилась на стуле. И Софи не выглядела теперь такой худенькой, не казалась слишком хрупкой. Щеки ее розовели, возможно, от белого вина — стакан стоял перед ней на столе; Софи весело смеялась, слушая одного из мужчин. И смех ее был радостным и беспечным. Она действительно изменилась.
Та Софи О'Нил, которую знал Эдвард, никогда не осмелилась бы войти в прокуренный бар, не говоря уж о том, чтобы сидеть тут с возбужденными молодыми людьми и пить вино.
Эдварду показалось, что вновь взорвался динамитный заряд, сбросивший с рельсов кимберлийский поезд, только на этот раз прямо у него перед носом.
Он смотрел на Софи, и его потрясение медленно превращалось в бешеную ярость.
Все эти месяцы Эдвард носил ад в душе — из-за нее. А она в это время жила в веселом, свободном Париже, писала картины и самозабвенно развлекалась в кругах богемы. Который из них — ее любовник? Он смотрел на мужчин с ледяной злобой. И где, черт бы ее побрал, его ребенок?
Эдвард резко шагнул вперед. Софи сидела к нему спиной, но ее друзья уже увидели Эдварда и умолкли, уставясь на него. Софи затихла. Эдвард мрачно улыбнулся. Но тут же его сердце упало, потому что Жорж, подойдя к Софи, склонился к ней и что-то торопливо зашептал на ухо. Эдварда захлестнула волна бешеной злобы. Теперь он знал, что Жорж — ее любовник. Ни в чем и никогда Эдвард не был так уверен, как в этом.
Жорж выпрямился, Софи медленно обернулась, не вставая, и ее лицо стало белым, как свежевыпавший снег. Жорж положил руку ей на плечо, как бы пытаясь защитить девушку.
Эдварду захотелось отшвырнуть эту руку, а самого Жоржа разорвать в клочья.
Софи вскочила.
Эдвард остановился прямо перед ней. Ему уже почему-то не хотелось набрасываться на Жоржа. Вместо того он холодно улыбнулся. Но он и не пытался скрыть свой гнев, не пытался сдержать чувства, явно звучавшие в его голосе.
— Черт побери, где наш ребенок, Софи? — резко спросил он, сжав кулаки. — И какого черта ты делаешь здесь?
Глава 20
Софи смотрела на него, с трудом осознавая, что Эдвард находится здесь, в баре «Зуг». Это походит на сон. Но это не было сном — он и в самом деле наконец приехал. Боже!..
— Я не привидение, — сказал Эдвард, и его голубые глаза взглянули на Софи холодно и жестко. — Но ты смотришь на меня так, словно я выходец с того света. В чем дело, Софи? Разве ты не рада меня видеть? В конце концов, ты же сама написала мне. Или я чему-то здесь помешал?
Софи наконец уловила в его тоне гнев и насмешку и окончательно растерялась. Она отчаянно пыталась овладеть собой, закрыться, как щитом, маской спокойствия. Это было необходимо. Разве она не знала, что он может приехать? Разве она не молилась о его приезде?
Но он не явился вовремя. Тяжелые, мучительные видения промелькнули в ее памяти. Ей вспомнились встревоженные лица Рашель и Поля, склонившиеся над ней, в то время как она цеплялась за их руки, крича от боли, невообразимой, рвущей ее на части боли. Волна горечи нахлынула на Софи. Эдварда не было здесь, когда родилась его дочь. А роды были такими долгими и трудными… Софи страдала почти сутки, и лишь последним усилием воли, крайним напряжением сил заставила наконец Эдану выйти на свет… и к тому моменту настолько измучилась, что не могла даже радоваться. Когда она увидела наконец свою крохотную дочку, то тихо заплакала — но не от счастья, а от облегчения.
А Эдварда рядом не было. Он не приехал ни в июле, ни в августе, ни в сентябре. Сжав кулаки в попытке скрыть внезапный гнев, Софи довольно резко произнесла:
— Разумеется, ты ничему не помешал. Я просто удивилась, только и всего.
— Вот как? — Он улыбнулся, сверкнув зубами, но улыбка его была неискренней. — А с чего бы тебе удивляться, увидев меня в баре вроде этого? Мужчины бывают в подобных заведениях испокон веку. Вот только я не знал, что теперь и леди посиживают в салунах.
Софи сказала себе, что ей совершенно незачем объяснять Эдварду свое поведение, а тем более оправдываться перед ним.
— Поль Дюран-Ру устраивает мою выставку в Нью-Йорке, а не в Париже, потому что в Америке критики куда мягче. Это большое событие для меня, Эдвард. И мои друзья решили, что его нужно отметить.
Он злобно сверкнул глазами.
— Так вот ты чем тут занимаешься! Празднуешь! Со своими друзьями?
Она пожала плечами:
— Да.
Эдвард презрительно оглядел ее.
— А где наш ребенок? — резко спросил он. Софи нервно вздохнула:
— С Рашель. Рашель — моя самая близкая подруга. Они пошли погулять. Эдана гуляет по утрам и днем.
Эдвард вдруг замер.
— Эдана?..
— Да. Эдана-Жаклин О'Нил.
Их взгляды встретились. Эдвард смотрел как-то странно, напряженно.
— Я хочу ее видеть.
— Разумеется, — кивнула Софи. — Они скоро вернутся домой. Если ты зайдешь к нам немного позже…
— Мы пойдем вместе, сейчас, — перебил он ее.
Софи насторожилась. Ее охватил страх, и сердце забилось слишком быстро.
Губы Эдварда искривились в неприятной усмешке.
— Да, — сказал он низким, грубым голосом, словно прочитав ее мысли. — И этим мы тоже можем заняться.
Софи порывисто повернулась, охваченная желанием убежать.