находилась в сильном возбуждении.
– Я так рада, что у меня началось, – сказала она. – Значит, скоро все будет позади.
– Ты отважная девочка.
– Я не боюсь. Скорее бы пришло такси.
Сначала мы услышали звук мотора, а затем увидели включенные передние фары. Машина подъехала, я помог Кэтрин сесть, а водитель поставил сумку на переднее сиденье.
– В больницу, – сказал я ему.
Для начала мы поднялись на холм.
Я вошел в приемный покой следом за Кэт, неся ее сумку. Женщина, сидевшая за конторкой, записала в журнал ее имя, возраст, адрес и имена родственников. На вопрос о вероисповедании Кэтрин ответила отрицательно, и женщина поставила прочерк. А имя она назвала такое: Кэтрин Генри.
– Я провожу вас в палату, – сказала регистраторша.
Мы поднялись на лифте и последовали за женщиной по коридору. Кэтрин крепко держала меня за руку.
– Вот ваша палата, – показала женщина. – Пожалуйста, разденьтесь и ложитесь в кровать. Это ваша ночная рубашка.
– У меня своя, – сказала Кэтрин.
– Лучше наденьте эту.
Я вышел из палаты и сел на стул в коридоре.
– Уже можно, – пригласила меня женщина, стоя в дверях.
Кэтрин лежала на узкой кровати в простой сорочке с прямым разрезом, выглядевшей так, словно ее скроили из грубой простыни. Она встретила меня улыбкой.
– У меня отличные схватки, – сказала она. Женщина держала палец у нее на пульсе и по часам замеряла частоту схваток. – Ух ты, какая сильная. – Это можно было легко прочесть и по ее лицу.
– А где врач? – спросил я.
– Прилег поспать, – ответила женщина. – Как только он понадобится, его вызовут. А сейчас я должна кое-что сделать с мадам. Можно вас попросить еще раз выйти?
Я вышел в коридор, где взгляду открывалась анфилада закрытых дверей и два окна. Здесь стоял больничный запах. Сидя на стуле, я молился за Кэтрин, уставясь в пол.
– Можете войти, – пригласила меня сестра. Я вошел.
– Привет, милый, – встретила меня Кэтрин.
– Ну как?
– Довольно частые. – Она поморщилась, но потом выдавила из себя улыбку. – Сильная была схватка. Сестра, вы снова не подложите руку под спину?
– Если вам так легче.
– А ты, милый, иди. Иди что-нибудь поешь. Сестра говорит, что это может затянуться надолго.
– Первые роды обычно затяжные, – подтвердила сестра.
– Пожалуйста, сходи и поешь, – попросила Кэтрин. – У меня правда все хорошо.
– Я немного подожду, – сказал я.
Пока схватки были частыми, Кэтрин пребывала в возбуждении, а особенно сильные называла хорошими. Но стоило им замедлиться, как она испытала разочарование и даже стыд.
– Иди, милый, – сказала она. – Мне кажется, ты меня только смущаешь. – Лицо ее исказила гримаса. – Ну вот, уже лучше. Я так хочу быть хорошей женой и родить без всяких глупостей. Пожалуйста, милый, иди позавтракай, а потом возвращайся. Я не буду скучать. Я в прекрасных руках.
– Вы можете не торопиться, – сказала мне сестра.
– Тогда я пойду. Пока, милая.
– Пока. Позавтракай за нас двоих.
– Где можно поесть? – спросил я у сестры.
– Неподалеку, на площади, есть кафе, – сказала она. – Оно скорее всего уже открылось.
Начинало светать. Я прошел по пустынной улице до площади. В кафе горел свет. Я подошел к оцинкованной барной стойке, и пожилой бармен подал мне стакан белого вина с бриошью. Бриошь была вчерашней, так что я макал ее в вино. А потом еще выпил чашку кофе.
– Что это вы в такую рань? – спросил меня бармен.
– Моя жена рожает в больнице.
– Вот оно что. Желаю удачи.
– Можно еще стаканчик вина?
Наливая, он немного промахнулся, и вино пролилось на оцинкованную поверхность. Выпив еще стакан, я вышел из кафе. Вдоль улицы стояли полные бачки в ожидании мусорной машины. В один такой бачок носом тыкался пес.
– Чего ты хочешь? – спросил я его и заглянул в бачок, нет ли там для него чего-то подходящего. Но сверху были только покрытые пылью кофейная гуща да мертвые цветы. – Для тебя, псина, тут ничего нет.
Пес поплелся прочь. Я дошел до больницы, поднялся по лестнице на нужный этаж и, дойдя до палаты, постучал в дверь. Мне никто не ответил. Я приоткрыл дверь. Комната была пуста, если не считать сумки Кэтрин на стуле и ее ночной рубашки, висящей на крючке. Я прошел дальше по коридору и наткнулся на сестру.
– А где мадам Генри?
– Мадам только что отправили в родильную.
– Где это?
– Я вас провожу.
Мы дошли до конца коридора. Сквозь приотворенную дверь я увидел Кэтрин; она лежала на столе под простыней. По одну сторону располагалась сестра, а по другую доктор, и рядом с ним стояли какие-то цилиндры. Доктор держал в руке резиновую маску, соединенную с трубкой.
– Я вам дам больничный халат, чтобы вы могли войти, – сказала сестра. – Пожалуйста, пройдите сюда.
Она облачила меня в белый халат и сзади на шее прихватила английской булавкой.
– Теперь можете идти, – сказала она. Я вошел в родильный бокс.
– Привет, милый. – В голосе Кэтрин чувствовалось напряжение. – У меня все по-прежнему.
– Вы месье Генри? – спросил меня врач.
– Да. Как идут дела, доктор?
– Очень хорошо. Мы перешли сюда, так как здесь ей можно давать наркозную маску, чтобы уменьшить боль.
– Я хочу маску, – попросила Кэтрин.
Доктор положил ей на лицо маску, повернул диск, и я увидел, как Кэтрин судорожно и глубоко втягивает в легкие воздух. Но как только она сбросила маску, доктор выключил аппарат.
– Сейчас была не очень сильная схватка. Не то что недавно. Я чуть не отключилась, правда, доктор? – Это прозвучало странно, с нажимом на слове «доктор».
Он улыбнулся.
– Дайте еще, – попросила Кэтрин. Она прижала маску к носу и быстро задышала, чуть-чуть постанывая. Отняв маску от лица, она улыбнулась.
– Сейчас была сильная, – сказала она. – Еще какая. Милый, ты не волнуйся. Ты иди. Можешь еще раз позавтракать.
– Я останусь, – сказал я.
Мы приехали в госпиталь около трех часов утра. В полдень Кэтрин по-прежнему находилась в родилке. Схватки снова ослабли. Вид у нее был уставший и замученный, но она стойко держалась.
– Какая же я неумеха, милый, – сказала она. – Уж прости. Я думала, у меня все очень легко получится. Ой… вот еще…
Она схватила маску и прижала к лицу. Доктор повернул диск и наблюдал за ней. Вскоре схватки закончились.
– Ничего особенного, – призналась Кэтрин. Она улыбнулась. – Я без ума от этого наркоза. Так здорово.
– Надо будет купить такую в дом, – сказал я.
– Вот очередная, – успела сказать Кэтрин. Доктор снова повернул диск и засек время.
– Какой интервал? – поинтересовался я.
– Около минуты.
– Вы не хотите пообедать? – спросила его Кэтрин.
– Что-нибудь перехвачу, – пообещал он.
– Доктор, вы должны поесть, – сказала Кэтрин. – Вы уж простите, что со мной такая морока. А мой муж может мне давать наркоз?
– Если вам так хочется. – Он обратился ко мне: – Ставьте на двойку.
– Понятно, – сказал я. Диск был маркирован и поворачивался с помощью рычажка.
– Мне нужна маска! – Кэтрин прижала ее к лицу, я поставил диск на двойку, а когда Кэтрин отложила маску, я выключил аппарат. Хорошо, что доктор смог меня чем-то занять.
– У тебя получилось, милый? – Кэтрин погладила мою кисть.
– А то нет.
– Ты умница. – Она слегка опьянела от наркоза.
– Я перекушу в соседней комнате, – сказал доктор. – Зовите меня, если что.
Я видел, как он поел, а спустя какое-то время прилег на кушетку и выкурил сигарету. Кэтрин совсем обессилела.
– Как ты думаешь, я когда-нибудь рожу? – спросила она.
– Родишь, как же иначе.
– Я стараюсь вовсю. Тужусь, тужусь а он ни в какую. Вот опять. Дай мне ее.
В два часа я вышел на ленч. В кафе сидели несколько мужчин – кто с кофе, кто с киршем. Я сел за столик.
– У вас поесть можно? – спросил я официанта.
– Время ленча закончилось.
– А что вы предлагаете?
– Есть кислая капуста.
– Тогда принесите кислую капусту с пивом.
– Французское или немецкое темное?
– Французское светлое.
Официант принес тарелку с сосиской, похороненной под слоем горячей, пропитанной вином кислой капусты, и ломтиком ветчины сверху. Я ел, пил пиво и разглядывал посетителей. Я здорово проголодался. За одним столом играли в карты. За соседним двое мужчин курили, болтая о чем-то. В кафе дым стоял коромыслом. У оцинкованной барной стойки, где я позавтракал, сейчас находились трое: старик, полная женщина в черном платье, которая сидела за кассой и внимательно следила за тем, что кому приносят, и юноша в переднике. Интересно, подумал я, сколько у этой женщины детей и как она их рожала.
Разделавшись с кислой капустой, я покинул кафе. Улицу успели почистить. Мусорных бачков не осталось. Сквозь тучи начинало пробиваться солнышко.
Я поднялся на лифте и зашел в комнату Кэтрин, где оставил белый халат. Я влез в него и прихватил сзади на шее английской булавкой. Из зеркала на меня смотрел лжедоктор с бородой. Потом я направился в родилку. Дверь была закрыта, и я постучал, но мне не ответили. Тогда я повернул ручку и вошел. Врач сидел рядом с Кэтрин. Сестра что-то делала в другом конце комнаты.
– А вот и ваш муж, – сказал врач.
– Ах, милый, у меня такой чудесный доктор. – Голос Кэтрин звучал довольно странно. – Он мне рассказывал чудесные истории, а когда становилось совсем больно, он меня просто выключал. Он чудесный. Вы чудесный, доктор.
– Ты пьяная, – сказал я.
– Я знаю. Но ты не должен так говорить. Дайте мне ее, дайте! – Она вцепилась в маску и стала вдыхать, коротко и судорожно, так что респиратор даже похрустывал. Потом глубоко вздохнула, и врач левой рукой снял с ее лица маску.
– Сейчас была сильная, – сказала она своим странным голосом. – Я не умру, милый. Худшее уже позади. Ты доволен?
– Ты, главное, туда не возвращайся.
– Не буду. Хотя смерти я не боюсь. Но я не умру, милый.