– Да, пожалуйста.
– Один суп.
– Слушаю, сэр.
Он вышел и затворил двери. Я вернулся к газетам и к войне в газетах и медленно лил содовую в стакан со льдом и виски. Надо было сказать, чтобы не клали лед в виски. Принесли бы лед отдельно. Тогда можно определить, сколько в стакане виски, и оно не окажется вдруг слишком слабым от содовой. Надо будет купить бутылку виски и сказать, чтобы принесли только лед и содовую. Это лучше всего. Хорошее виски – приятная вещь. Одно из самых приятных явлений жизни.
– О чем ты думаешь, милый?
– О виски.
– А о чем именно?
– О том, какая славная вещь виски.
Кэтрин сделала гримасу.
– Ладно, – сказала она.
Мы прожили в этом отеле три недели. Там было недурно: ресторан обычно пустовал, и мы очень часто обедали у себя в номере. Мы гуляли по городу, и ездили трамваем в Уши, и гуляли над озером. Погода стояла совсем теплая, и было похоже на весну. Мы жалели, что уехали из своего шале в горах, но весенняя погода продолжалась всего несколько дней, и потом опять наступила холодная сырость переходного времени.
Кэтрин закупала все необходимое для ребенка. Я ходил в гимнастический зал боксировать для моциона. Обычно я ходил туда утром, пока Кэтрин еще лежала в постели. В мнимовесенние дни очень приятно было после бокса и душа пройтись по улице, вдыхая весенний воздух, зайти в кафе посидеть и посмотреть на людей, и прочесть газету, и выпить вермуту; а потом вернуться в отель и позавтракать с Кэтрин. Преподаватель бокса в гимнастическом зале носил усы, у него были очень точные и короткие движения, и он страшно пугался, когда станешь нападать на него. Но в гимнастическом зале было очень приятно. Там было много воздуха и света, и я трудился на совесть, прыгал через веревку, и тренировался в различных приемах бокса, и делал упражнения для мышц живота, лежа на полу в полосе солнечного света, падавшей из раскрытого окна, и порой пугал преподавателя, боксируя с ним. Сначала я не мог тренироваться перед длинным узким зеркалом, потому что так странно было видеть боксера с бородой. Но под конец меня это просто смешило. Я хотел сбрить бороду, как только начал заниматься боксом, но Кэтрин не позволила мне.
Иногда мы с Кэтрин ездили в экипаже по окрестностям. В хорошую погоду ездить было приятно, и мы нашли два славных местечка, куда можно было заехать пообедать. Кэтрин уже не могла много ходить, и я с удовольствием ездил с ней вместе по деревенским дорогам.
Если день был хороший, мы чудесно проводили время, и ни разу мы не провели время плохо. Мы знали, что ребенок уже совсем близко, и от этого у нас обоих было такое чувство, как будто что-то подгоняет нас и нельзя терять ни одного часа, который мы можем быть вместе.
Глава сорок первая
Как-то я проснулся около трех часов утра и услышал, что Кэтрин ворочается на постели.
– Тебе нездоровится, Кэт?
– У меня как будто схватки, милый.
– Регулярно?
– Нет, не совсем.
– Если пойдут регулярно, нужно ехать в больницу.
Мне очень хотелось спать, и я заснул. Вскоре я проснулся снова.
– Ты, может, позвонишь доктору, – сказала Кэтрин. – Может, это уже начинается.
Я подошел к телефону и позвонил доктору.
– Как часто повторяются схватки? – спросил он.
– Как часто, Кэт?
– Примерно каждые пятнадцать минут.
– Тогда поезжайте в больницу, – сказал доктор. – Я сейчас оденусь и тоже приеду туда.
Я повесил трубку и потом позвонил в привокзальный гараж, чтобы вызвать такси. Долгое время никто не подходил к телефону. Наконец я добился какого-то человека, который обещал сейчас же выслать машину. Кэтрин одевалась. В ее чемодане было уже сложено все необходимое для больницы и детские вещи. Мы вышли в коридор, и я позвонил лифтеру. Ответа не было. Я сошел вниз. Внизу никого не было, кроме ночного швейцара. Я сам поднялся в лифте наверх, внес в кабину чемодан Кэтрин, она вошла, и мы спустились вниз. Ночной швейцар открыл нам дверь, и мы сели на каменные тумбы у ступенек парадного крыльца и стали ждать такси. Ночь была ясная, и на небе были звезды. Кэтрин была очень возбуждена.
– Я так рада, что уже началось, – сказала она. – Теперь скоро все будет позади.
– Ты молодец.
– Я не боюсь. Только бы вот такси скорее приехало.
Мы услышали шум машины на улице и увидели свет от фар. Такси подъехало к крыльцу, и я помог Кэтрин сесть, а шофер поставил чемодан на переднее сиденье.
– В больницу, – сказал я.
Мы выехали на мостовую и стали подниматься в гору.
Когда мы подъехали к больнице, я взял чемодан, и мы вошли. Внизу за конторкой сидела женщина, которая записала в книгу имя и фамилию Кэтрин, возраст, адрес, сведения о родственниках и о религии. Кэтрин сказала, что у нее нет никакой религии, и женщина поставила против этого слова в книге черточку. Кэтрин сказала, что ее фамилия Генри.
– Я отведу вас в палату, – сказала женщина.
Мы поднялись на лифте. Женщина остановила лифт, и мы вышли и пошли за ней по коридору. Кэтрин крепко держалась за мою руку.
– Вот это ваша палата, – сказала женщина. – Пожалуйста, раздевайтесь и ложитесь в постель. Вот вам ночная сорочка.
– У меня есть ночная сорочка, – сказала Кэтрин.
– Вам удобнее будет в этой, – сказала женщина.
Я вышел и сел на стул в коридоре.
– Теперь можете войти, – сказала сестра, стоя в дверях.
Кэтрин лежала на узкой кровати, в простой ночной сорочке с квадратным вырезом, сделанной, казалось, из простого холста. Она улыбнулась мне.
– Теперь уже у меня хорошие схватки, – сказала она.
Сестра держала ее руку и следила за схватками по часам.
– Вот сейчас была сильная, – сказала Кэтрин. Я видел это по ее лицу.
– Где доктор? – спросил я у сестры.
– Спит внизу. Он придет, когда нужно будет. Я должна кое-что сделать madame, – сказала сестра. – Будьте добры, выйдите опять.
Я вышел в коридор. Коридор был пустой, с двумя окнами и рядом затворенных дверей по всей длине. В нем пахло больницей. Я сидел на стуле, и смотрел в пол, и молился за Кэтрин.
– Можете войти, – сказала сестра. Я вошел.
– Это ты, милый? – сказала Кэтрин.
– Ну, как?
– Теперь уже совсем часто.
Ее лицо исказилось. Потом она улыбнулась.
– Вот это была настоящая. Пожалуйста, сестра, подложите мне опять руку под спину.
– А вам так легче? – спросила сестра.
– Ты теперь уходи, милый, – сказала Кэтрин. – Иди поешь чего-нибудь. Сестра говорит, это может тянуться очень долго.
– Первые роды обычно бывают затяжные, – сказала сестра.
– Пожалуйста, иди поешь чего-нибудь, – сказала Кэтрин. – Я себя хорошо чувствую, правда.
– Я еще немного побуду, – сказал я.
Схватки повторялись совершенно регулярно, потом пошли реже. Кэтрин была очень возбуждена. Когда ей было особенно больно, она говорила, что схватка хорошая. Когда схватки стали слабее, она была разочарована и смущена.
– Ты уходи, милый, – сказала она. – При тебе мне как-то несвободно. – Ее лицо исказилось. – Вот. Эта уже была лучше. Я так хочу быть хорошей женой и родить без всяких фокусов. Пожалуйста, иди позавтракай, милый, а потом приходи опять. Я не буду скучать без тебя. Сестра такая славная.
– У вас вполне хватит времени позавтракать, – сказала сестра.
– Хорошо, я пойду. До свидания, дорогая.
– До свидания, – сказала Кэтрин. – Позавтракай как следует, за меня тоже.
– Где тут можно позавтракать? – спросил я сестру.
– На нашей улице, у самой площади, есть кафе, – сказала она. – Там должно быть открыто.
Уже светало. Я дошел пустой улицей до кафе. В окнах горел свет. Я вошел и остановился у оцинкованной стойки, и старик буфетчик подал мне стакан белого вина и бриошь. Бриошь была вчерашняя. Я макал ее в вино и потом еще выпил чашку кофе.
– Что вы тут делаете в такой ранний час? – спросил старик.
– У меня жена рожает в больнице.
– Вот как! Ну, желаю счастья.
– Дайте мне еще стакан вина.
Он налил, слишком сильно наклонив бутылку, так что немного пролилось на стойку. Я выпил, расплатился и вышел. На улице у всех домов стояли ведра с отбросами в ожидании мусорщика. Одно ведро обнюхивала собака.
– Чего тебе там нужно? – спросил я и наклонился посмотреть, нет ли в ведре чего-нибудь для нее; сверху была только кофейная гуща, сор и несколько увядших цветков.
– Ничего нет, пес, – сказал я. Собака перешла на другую сторону. Придя в больницу, я поднялся по лестнице в тот этаж, где была Кэтрин, и по коридору дошел до ее дверей. Я постучался. Никто не отвечал. Я открыл дверь; палата была пуста, только чемодан Кэтрин стоял на стуле и на крючке висел ее халатик. Я вышел в коридор и стал искать кого-нибудь. Я увидел другую сестру.
– Где madame Генри?
– Только что какую-то даму взяли в родильную.
– Где это?
– Пойдемте, я вам покажу.
Она повела меня в конец коридора. Дверь родильной была приотворена. Я увидел Кэтрин на столе, покрытую простыней. У стола стояла сестра, а с другой стороны, возле каких-то цилиндров – доктор. Доктор держал в руке резиновую маску, прикрепленную к трубке.
– Я дам вам халат, и вы сможете войти, – сказала сестра. – Идите, пожалуйста, сюда.
Она надела на меня белый халат и заколола его сзади у ворота английской булавкой.
– Теперь можете войти, – сказала она. Я вошел в комнату.
– Это ты, милый? – сказала Кэтрин напряженным голосом. – Что-то дело не двигается.
– Вы monsieur Генри? – спросил доктор.
– Да. Как тут у вас, доктор?
– Все идет очень хорошо, – сказал доктор. – Мы перешли сюда, чтобы можно было давать газ во время схваток.
– Дайте, – сказала Кэтрин.
Доктор накрыл ее лицо резиновой маской и повернул какой-то диск, и я увидел, как Кэтрин глубоко и быстро задышала. Потом она оттолкнула маску. Доктор выключил аппарат.
– Не очень сильная. Вот недавно была одна очень сильная. Доктор сделал так, что меня как будто не было. Правда, доктор? – у нее был странный голос. Он повысился на слове «доктор». Доктор улыбнулся.