не не считала своей.
«Своим» я считаю машинный сектор. Сегодня нас здесь трое гостей: я, респектабельный Стасов да Фигаро в инвалидном кресле. Хотели пригласить также Курносова – нашего гения-самоучку, что без всяких инструкций налаживал любую машину – но не нашли. Сказали, что сменился и адрес, и телефон. По последним сведениям, он тяжко болел… Зато могла бы придти на встречу умная Лариса, та что в рабочее время читала романы на английском языке. Она еще сравнительно молода – только-только оформила пенсию – и активна. Делилась со мной по телефону, что теперь работает дома, в режиме фриланса, программируя интернет-сайты на заказ. Но когда я позвонила ей на днях, приглашая пойти на юбилей, она отказалась. Заявила, что не имеет такой потребности. Лариса и прежде особняком держалась, так что сильно уговаривать ее я не стала. Ее право вычеркнуть ЦНИИ из своих воспоминаний. Или, напротив, сохранить в девственной чистоте? Фигаро от нашей компании откололся, поскольку его пригласили к столу начальственной элиты.
Едва я задумалась о странностях менталитета разных людей, как меня схватила под руку Люся и повела в «наш» сектор, где тоже уже был накрыт стол. Стасов пришел туда раньше. Указ Горбачева давно забыли, и на столе вновь маячили бутылки с алкоголем. Меня окружали все знакомые лица, пусть заметно постаревшие и изменившиеся. Вот не слишком удачливый кавалер Чудиков – это он несколько лет подыскивал себе невесту, приударяя за каждой из новеньких девушек. Но в итоге, как мне сказали, нашел жену по объявлению, живет с ней много лет в нормальном браке, а сын его скоро заканчивает школу. Однако Чудиков, как и прежде, вид имел слегка зачуханый: в растянутом трикотажном свитере, в стоптанных ботинках. Зато получил должность: стал начальником сектора, пересидев в институте многих.
После второго тоста и Чудиков, и хозяйственная Люся, и другие аборигены сектора оживились, вышли на середину комнаты и встали шеренгой. Один из «артистов», ровесник Чудикова – бывший комсорг – держал в руках гитару. Он небрежно взял ее наперевес и тронул пальцами струны, раздались первые аккорды. Пенсионеры и ветераны предпенсионного возраста затянули песню молодых специалистов семидесятых годов: «При самом въезде в город Ленинград, / где в поле бродят тощие коровы, / стоит огромный мясокомбинат, а рядом институт а-эн Крылова./ Мы все сюда пришли из ЛКИ, ЛЭТИ, Университета, / мы верили в способности свои / и думали, что лучше места нету».
Новой молодежи за столом не оказалось, как нет ее в секторе вообще. Сказали, что работает один парнишка, но его отпустили домой с обеда. Поступали на работу в разные годы молодые специалисты, но надолго в институте не задержались, все поувольнялись.
Артисты допели песню, потом еще одну и снова вернулись к столу: но рюмки уже были убраны, женщины разливали по кружкам чай. Возобновились разговоры, до боли похожие на прежние: заработки малы, режим строг, заказы неправильные и невыгодные, а вышестоящее руководители (отсутствующие за столом), конечно же, некомпетентны.
Через четверть часа снова перемена декораций. Отправляемся с Люсей и Стасовым на экскурсию по другим помещениям. Без Люси-то нам нигде ходу нет, поскольку двери все, как и прежде, на кодовых замках (и сколько раз за минувшие годы коды сменялись!). Заходим в машинный зал, вспоминая, как поначалу от нас жестко требовали надевать белые халаты, работая на машине. Но о них забыли еще при мне. Кстати, в пиджак я сегодня единственная, как дура, вырядилась! Женщины в ЦНИИ пиджаки давно уже не носят, одеты в разный трикотаж, как мои коллеги-психологи, только поярче. Нет, жизнь нигде не стоит на месте, и в общем-то, все потоки текут параллельно.
Разглядываю знакомое помещение машинного зала: те же стены и потолок, отделанные зеленоватыми плитками со звукопоглощающей перфорацией. Но техника новая. На столах, по периметру зала, выстроились ряды современных мониторов, сбоку компактные системные блоки, и не сразу замечаю в углу, под шлейфом пестрых листьев традесканций, два знакомых «шкафа» – первые цифровые анализаторы, полученные еще по спецпоставкам от французов. Их не выбросили, а превратили в стойки для растений – вполне оригинальное дизайнерское решение. Мне эта цветочная конструкция кажется сейчас элегантным памятником моей инженерной карьере. Фотографируюсь рядом с цветочной стойкой-анализатором.
А вальяжный Стасов хозяйским взглядом окидывает просторный машинный зал, жалуется на то, что для предпринимателей аренда помещений очень дорога. Говорит, что он, если бы распоряжался этим помещением, давно избавился бы от старых железных шкафов, что пять квадратных метров дефицитной площади он бы использовал с большим толком. Потом, усмехнувшись, спрашивает:
– Помнишь, Галь, как мы на этих машинах высокому начальству проект демонстрировали? Они тогда все с открытыми ртами стояли от удивления.
– Как же не помнить! Я даже в рассказике это отразила.
– Любопытно почитать бы твои творения. Ты, случаем, не захватила с собой книжку?
Я развела руками и в свою очередь поинтересовалась:
– А ты в какой области дела вершишь?
– Я диагностический медицинский центр организовал. Жена у меня врач, я аппаратуру обеспечиваю. Делаю закупки за границей. Большей частью с Германией сотрудничаем.
– Разве в России не дешевле было б приборы покупать?
– Смеешься? У нас и нет почти ничего. А то, что есть, такого качества…
Закончив осмотр машинного зала, мы отправились взглянуть на другие помещения.Наглядным фактом «утечки мозгов» из ЦНИИ стала барская роскошь по обладанию квадратных метров площади на человека. В комнатах, где прежде сидели по четыре-шесть человек, сейчас размещаются по двое, а то и по одному. Каждый мало-мальский ведущий специалист имеет отдельный кабинет. И у каждого – не только у хозяйственной Люси, но и у мужчин – солидное имущество: книги, папки, предметы обихода. У всех сотрудников, у женщин и у мужчин, на столах и подоконниках множество цветов в горшках, будто хозяйственная Люся распространила, отпочковала, рассадила свои растения по всем этажам. Буйно разросшаяся флора невольно напомнила о заброшенных городах Чернобыльской зоны.
Режимный институт с охраняемой территорией не вправе сдавать площадь в аренду, поэтому, в отличие от иных структур, и сохранил свою недвижимость. А это позволяет надеяться, что коли захотят здесь трудиться молодые специалисты, то места для них хватит с лихвой. Вопрос лишь в том: захотят ли.
По-прежнему, лучшие выпускники уезжают за границу. И даже светлые кущи будущего инновационного центра Сколково пока не вдохновляют их, и, тем более, не привлекает огороженный забором профильный технопарк-ЦНИИ. Впрочем, о сегодняшнем дне института я могу говорить только со слов моих бывших коллег. А на официальном сайте Крыловского института все выглядит более, чем благополучно: «В институте трудится более 2500 сотрудников, в их числе почти 60 докторов наук и около 300 кандидатов наук».
Две с половиной тысячи сотрудников ЦНИИ по-прежнему «живут» за оградой! А если приплюсовать сотни тысяч работников интеллектуальной сферы по всей стране. Каков потенциал! Выскажу крамольную мысль: может, и не надо жестко привязывать сотрудников к письменному столу, а дать возможности посидеть под яблоней, приняв вес упавшего плода на темечко головы. Главное, чтобы плоды вырастали!
Октябрь 2011Ошибка № 99 Повесть
Моим коллегам-акустикам на память об общем прошлом.
1.
Время сейчас такое: раз ты инженер – вот тебе персональный компьютер. Делай с ним что хочешь: работай, рисуй или играй – компьютер все стерпит.
За железной дверью слышан стрекочущий шум принтера. На двери табличка: «Акустическая лаборатория». Замок цифровой с секретом. И вся лаборатория секретна. Ни один посторонний сюда не проберется. Компьютеры тоже от всего мира изолированы. Никакой всемирной сети, интернета, все замкнуто на внутренний круг. Движение пальцев по заветным цифрам, и дверь открывается. За дверью просторный зал: акустический стенд. Салатные стены в мелких дырочках приглушают гул машин, но стрекот принтеров – пока неизбежное зло. Магнитофоны, микрофоны, анализаторы всех мастей сцепились проводами с компьютером. Голубые экраны дисплеев расчерчены яркими зигзагами. Красиво! Четко! Ясно!
– Ни черта не ясно, – в раздражении бормочет худой парень с белесой челкой на лбу.
Он резко поворачивается в вертящемся кресле, встает. Подходит к принтеру, от которого тянется бумажное полотенце распечатки, «вышитое» цифрами и специальными значками.
– Придется распечатку проверить, – размышляет программист.
Он отрывает часть полотенца, возвращается на свое место и углубляется в длинный перечень цифр на змеящемся свитке распечатки. Но результаты не сходятся. Наконец молодой человек, покрасневший от жары в машинном зале, потягивается и вскакивает с места… Выхода нет, опять придется обращаться за советом к товарищам. Программирование, видно, не его стихия. Молодой человек идет в конец зала, где за стеклянной перегородкой, как в аквариуме, сидят его коллеги программисты. Это место для них – не только рабочее помещение, но и клуб. Здесь размышляют над результатами, пьют чай, болтают о политике и сплетничают о местных, институтских, новостях.
– А, Петюня, явился, – замечает вошедшего крашенная блондинка с узкими, крепко сжатыми сейчас губами.
Юля, так зовут девушку, тоже программистка. Перед ней, на столе лежит россыпь рисунков невзрачного пса с квадратным туловищем. Юля увлекается компьютерной анимацией и мультипликацией. Рисунки отличаются один от другого только положением хвоста собаки. Потом, на экране компьютера пес будет помахивать им.
– Смотри, Петюня, какого красавца программирую. Ты как думаешь, поместится он в оперативной памяти?
– Не знаю, – пожимает плечами Петр, держа свернутое бумажное полотенце за спиной.
Он в сотый раз пробегая глазами галерею рисунков над столом девушки. Программирование картинок – хобби Юли. Но оставшееся от него свободное время, она отдает работе. Юля работает быстро и квалифицированно.