Бутылки из-под пива 0.5 л, темные.
Поможем:
Купить – продать, сдать – снять комнаты и квартиры
Я поднялась на 7-й этаж. Лифт почему-то не работал. Дверь открыл парень лет двадцати пяти, в неряшливых тренировочных штанах, вытянутых над коленками. Торс голый, лицо небритое, опухшее. Извинился, что недавно встал, всю ночь работал.
– Денис, – представился он.
Оглядываю комнату. В углу кровать с полосатым, без простыней матрацем. На полу батарея пустых, пивных бутылок. Для личного запаса многовато, для бизнеса недостаточно. Я чувствую себя неуютно с этим, как будто не опохмелившимся человеком, однако своего беспокойства не показываю. Достаю бумаги. Здесь оплата идет наличностью. «Нал», как сейчас говорят, – это живые деньги. Денис небрежно считает бумажки и кладет одну купюру сверх. Первые чаевые в жизни! Инженеру никто не предлагал. Отказаться? Но я же играю агента. (Мне все еще не верится, что эта работа всерьез!). По правилам игры беру и благодарю.
Я покидаю квартиру с чувством облегчения. Видеть этого предпринимателя постоянным клиентом мне бы не хотелось. Но, кажется, я ему понравилась. Оформила заказ быстро и четко. Отредактировала текст. Первоначальный вариант рекламного объявления был раза в три длиннее и бестолковее.
Следующий вызов в центр города. Уже середина дня. Солнце припекает почти по-летнему. Пиджак держу на руке. Складывать его неудобно. Оторванную брошку больше не жаль. Сейчас с расстегнутым воротом не так жарко. И, вообще, рекламному агенту надо не о брошке печалиться, а о размерах рекламной площади, чтобы заработок был побольше. На Невском духота. В подземном переходе музыканты, торговцы, нищие. Среди них отмечаю отстранено смотрящую женщину в потертом пальто. На ее шее висит фанерка с надписью: «Помогите похоронить дочь. Ей было 13 лет». Жалею женщину, потерявшую ребенка. Сую ей «бумажку», накинутую Денисом. Лицо женщины остается неподвижным. Какая пустота и боль в глазах! Глаза зеленоватые, как бутылочное стекло.
Неожиданно поняла, что голодна. Зашла в ближайшую пирожковую. Стульев нет. Присесть негде. Пристраиваюсь у стола-стойки и выпиваю бочкового кофе с пирожками (потратила больше, чем пока заработала). Иду дальше. Здесь, чуть в стороне от Невского мой следующий адрес. Мраморная табличка с названием известного НИИ. Правда от института осталась только табличка. Коридор первого этажа утонул в полумраке. Грязные коричневые стены, сто лет назад выкрашенные масляной краской. Пустой стенд «Экран социалистического соревнования». Щербатый, цементный пол. Зато в конце коридора сияет желтизной новая, крепкая дверь. Мне сюда. За этой дверью я получила свой самый крупный заказ. Это был вызов в инвестиционный фонд. Шел 1993 год – время расцвета финансовых компаний всех мастей.
Чековый инвестиционный фонд
«Державное сияние»
Государственная лицензия №… от…
Вкладывая приватизационные чеки в наш фонд, вы вкладываете их в перспективные предприятия России. Выгодно вам – выгодно державе.
Став акционером нашего фонда, вы обеспечите счастливое будущее себе и своим детям. Высокие дивиденды, выгодные проценты.
Адрес, телефон.
В комнате теснится народ. Люди уже прознали от знакомых, что в этот фонд выгодно вложить свои ваучеры. Ваучеры – это нам, как подарок с неба. Это общенародную собственность разделили поровну между всеми. Жаль, мне пришлось продать свой и дочки. Надо было как-то продержаться, пока работу не найду. Проели все за неделю. А люди, возможно, миллионерами станут. Или хотя бы тур в любую страну купят. Хотя, конечно, еще вопрос, когда они свои дивиденды получат и получат ли? Протискиваюсь через толпу жаждущих выгодно вложить свой чек, захожу в служебную комнату.
– Антон Антонович, – директор фонда вежливо приподымается со стула. – Безупречный, строгий костюм, белоснежная рубашка, эффектный галстук. Лицо круглое, добродушное.
Он также молод, как и мой предыдущий клиент, но сразу видно: птица другого полета. Масштаб его дела безграничен!
– Хотим дать рекламу на первой странице, – заявляет Антон Антонович.
Я подтверждаю, что реклама на первой полосе очень эффективна (так мне Анжела сказала), но наценка 100 %. Вынимаю калькулятор, считаю размер площади, стоимость. К нашим подсчетам присоединяется бухгалтер. В итоге начальный размах уменьшается. Сходимся на последней полосе. Тоже привлекательное место, но наценка лишь 50 %. Антон Антонович планирует провести большую рекламную компанию. Я беру на себя обязательство разработать стратегию и слоган. Никогда этим не занималась. Но время сейчас такое, что все называются профессионалами. Забегая вперед, замечу: справилась прилично. Посидела три дня в Публичной библиотеке, присмотрелась к рекламе в метро и выдала слоган, рекламный лозунг – «Державное сияние – ваше процветание. Приватизационный чек – наш навек!». Заказчику понравилось, и будущие акционеры оценили. Очередь желающих уже на улицу выплеснулась. Все-таки серьезная компания, не то, что перекупщики на улице, у станций метро. По моему совету, сестра свои чеки тоже в этот фонд отнесла.
Но в тот, первый день работы, мои мытарства продолжались. Снова вышла на Невский. Солнце померкло, духота еще больше сгустилась. Собиралась гроза. У меня было еще два адреса в центре. Один в фирме, расположенной в подвальчике. Другой – на мансарде, под самой крышей. Там, под крышей, тоже какой-то финансовый фонд собирал чеки. И тоже хозяева были очень вежливы. Но я уже почти ничего не соображала от духоты и усталости, так что предложения о дальнейшем сотрудничестве от директора не получила.
В агентство я вернулась только к восьми часам. Анжела подводила итоги дня. Я сдала ей свою выручку и заказанную рекламу. Неоплаченные квитанции она сразу отложила в сторону. «Зайцы» в газету не проскочат. Вовремя платежка не поступит, материал на полосу не пойдет. Затем инструктаж на следующее дежурство, замечания. Слова пролетали мимо сознания, переполненного информацией через край. За окном уже капали первые, тяжелые капли дождя.
Попрощалась. Короткая пробежка под дождем до метро. Еще полчаса, и я дома. Скидываю ненавистные, промокшие в лужах лодочки, ног не чую. Пиджак и пожелтевшая от пота блузка летят на стул, кажется, падают на пол. Совсем не хочу есть. Ложусь на тахту и мгновенно засыпаю.
Лето
Незаметно наступило лето. Мое мастерство повысилось. Я довела до автоматизма расчет площади рекламы. Пригодились конструкторские навыки. Оказывается, логарифм от числа слов объявления… Овладела и главным секретом агента, как искать клиента. Вижу новую вывеску или железную дверь там, где было окно, сразу захожу, предлагаю дать рекламу. Теперь многие окна на первых этажах стали дверьми. Появились и постоянные клиенты. Но главное, появились деньги. Расскажу, как истратила первую получку, когда мне проценты от «безнала» выплатили, то есть от денег, что через банк шли. Мне решительно надо было сменить обувь для работы. Требовалось найти дешевые и удобные кроссовки. Иришке для выпускного бала обещала купить нарядное платье.
С толстой пачкой своей зарплаты (деньги в тот год ценились чуть больше бумаги, на которой были напечатаны) отправляемся с дочкой на вещевую ярмарку. Увы, цены на порядок выше, что лежат у меня на дне сумки. Покупаем Иришке платье «Second hand», на кроссовки денег не остается. Хотя на тапочки, возможно, удастся наскрести. Останавливаюсь у женщины, продающей обувь с деревянного ящика. Отвожу взгляд от кроссовок, беру в руки голубые тапочки: верх из ткани, подошва резиновая. Иришка тянет меня прочь, отговаривая от этой дешевки.
– Я бы никогда такие не надела, – как последний аргумент сообщает она.
Продавщица расхваливает товар, напирая на низкую цену и веселенькую расцветку. Я отдаю ей последние деньги.
Вчера Иришка отгуляла на выпускном балу. Под утро пришла, сейчас отсыпается. Я собираюсь в очередной поход к клиентам. По привычке перед выходом бросаю взгляд в зеркало. Фигура в серебристом прямоугольнике не радует. Синие джинсы, грязно-голубые выцветшие тапочки, серая курточка из плащевки. Будет жарко – сложу и уберу в сумку. Пиджак давно висит в шкафу без надобности. Под распахнутой курточкой – желтая Иришкина футболка с надписью на груди «BEST REST». Первый вызов на завод. Единственное место, где работа начинается рано. В 9 утра я уже у проходной, выходящий на грязный, задымленный Обводный канал. Охранник лениво окликает меня и, не взглянув на документы, пропускает через открытый турникет. Петляю по заводскому захламленному двору. Поднимаюсь по лесенке почерневшего от времени кирпичного здания. За два месяца моей работы – первый вызов на производство. Что же они рекламировали. А вот и запись в журнальчике. Объявление скромное, буквы мелкие, экономили рекламную площадь. Производство – не финансовая компания.
Санкт-Петербургский ремонтный завод
Производит капитальный ремонт:
– двигателей а/м ГАЗ-52 и С-21
– редукторов среднего и заднего моста
приглашает на работу:
* слесаря по ремонту оборудования
* газосварщика 5–6 разрядов
* фрезеровщика
* кузовщикаПредприятие казалось безлюдным. Я не увидела рабочих ни во дворике, ни в открытых пролетах цехов. Прошла по пустому коридору и нашла названную мне по телефону дверь с табличкой «Техотдел». Старые доски кульманов, такие же, как в моем НИИ, пустовали. Истыканные сотнями уколов кнопок, когда-то державших листы ватмана, ныне доски казались источенными древесными жучками. Но одно живое существо в комнате присутствовало. Им оказался начальник техотдела, которого я искала. Он пригласил меня к своему столу. Быстро и четко обсудили текст рекламы. Инженеры – это особая каста, понимают друг друга с полуслова. Язык формул требует точности. Гуманитариям она недоступна. Решаюсь на личный вопрос. Спрашиваю: