— У нас вот с вами допрос.
— Допрос? Да, если бы кто до меня хоть пальцем дотронулся, я б того на месте бы убил. — Ираклий скрипнул зубами. — А там суди меня суд и сто тысяч прокуроров.
— Это понятно. Историю-то полувековой давности продолжайте, пожалуйста.
— Историю? Историю продолжу. В общем, откинул коньки поэт из Харбина, но перед смертью проклял он своих палачей, в том числе и деда-министра, страшной клятвой, проклял и весь род наш — знаете ли, этак по старинке, по-библейски, кондово, несмываемо. Ну вот, а теперь мы уже в начале века нового пожинаем печальный результат.
— Так я не понял: это версия вашей мачехи Варвары Петровны или ваша собственная?
— Это семейная версия. У нас в семействе с некоторых пор ее вытащили со дна фамильного сундука и мусолят на все лады.
— А первый зам вашего деда генерал Афанасий Мужайло, он тоже был в ноябре сорок пятого во Владивостоке?
— Нет. Под проклятие поэта-колчаковца он не попал. Но ему тоже хватило вот так, — Ираклий чиркнул ребром ладони по шее. — Из-за колючей-то проволоки в лагерях не здоровья ведь ему зэки желали, не долгих лет жизни его потомству.
— Это все правда, что вы мне рассказали, или вы все это выдумали по дороге сюда? — тихо спросил Колосов.
— Это уж мое дело, понимайте как хотите.
— Я так понимаю, что вы по какой-то причине не желаете оказывать содействия следствию и розыску убийцы ваших родных.
— Да я вам не верю. Ни вот на столько не верю. Разве вам жаль нас: меня, Федьку, Дуню, Зойку? Да плевать вам на нас. Плевать. Розыск вы ведете, потому что вам деньги за это платят, это ваша работа, рутинная, постылая работа, а в остальном вам ведь до лампы: перестреляют нас, перережут ли всех до единого или кого-то оставят. Наоборот, кому-то, может, даже воздух чище покажется, когда нас всех пришибут.
— С такими мыслями раньше, в том числе и при вашем деде-министре, уезжали из страны.
— Я всегда говорю, что думаю. Это моя слабость. А из страны я никуда не уеду. Это вон Зойка наша мечтает отсюда как можно быстрее слинять. О большом мире мечтает, дура, о богатстве, о свободе. А я Ираклий Абаканов. — Ираклий вздернул подбородок. — Я никуда не побегу — ни от страха, ни от позора. Никто меня не заставит. И подыхать, как бы там кто ни старался, я пока не собираюсь. У меня девять лет как минимум еще в запасе.
— Почему именно девять?
— По старым византийским поверьям — про них вы у Павлика нашего спросите, он знаток таких вещей, — жертва проклятия не живет дольше возраста Христа — тридцати трех лет. Мне двадцать четыре, так что времени у меня впереди достаточно, еще состариться успею.
Колосов, которому в этом году как раз стукнуло тридцать три, хмыкнул.
— А ваш брат Павел действительно большой знаток Византии? — спросил он как бы между прочим. — Нумизматикой увлекается, да? Он что — по образованию историк?
— Он по образованию физик-атомщик, работал раньше в Курчатовском центре.
— А сейчас что же, перешел в коммерческую структуру?
— После аварии он вот уже два года как не работает. Семейное судаковское добро проживает. Ему квартира в доме на набережной досталась пятикомнатная, так он ее вроде как продавать собрался.
— Нумизматика — это у него что же, вроде хобби?
— Он говорит, что так от суеты мирской, от мирских забот о хлебе насущном отвлекается. Каталог составляет нашей семейной коллекции. Ее ведь тоже в конце концов продать придется.
— Почему?
— Да потому, что наследство мы делим. — Ираклий усмехнулся, — отцовское, дедовское. Вот разделим и разбежимся в разные стороны.
— Как вы о родственниках-то своих небрежно… Ну это дела ваши, семейные. Вернемся к коллекции, к монетам.
Ираклий подался вперед, потом резко откинулся на спинку стула, который затрещал под его весом. Что-то в его лице неуловимо изменилось, в глазах мелькнул настороженный огонек.
— Вот эта византийская монета, по заключению эксперта, «золотой солид эпохи совместного царствования императоров Константина, Ираклия и Феодора-Давида… Надо же, черт, тоже Ираклий.., тезка ваш был император.., датированный приблизительно второй четвертью седьмого века нашей эры», — прочел Колосов, предварительно показав снимок монеты на экране компьютера, — была обнаружена нами в ходе осмотра автомашины вашей покойной сестры. Ваш брат Константин опознал монету, но объяснить, как она попала из коллекции к вашей сестре, затруднился. Вы ничего не можете сказать по этому поводу?
— Дуня взяла монеты, чтобы продать. — Ираклий вперился в монитор. — Ей нужны были деньги.
Колосов сразу отметил, эти самые прозвучавшие «монеты» во множественном числе. «А ведь Нина говорила, что они обнаружили пропажу сразу трех наиболее ценных монет из коллекции…»
— Это ваше предположение или вам точно известно? — спросил он.
— Ну, раз вы нашли эту золотую вещицу в ее машине… Как же она иначе могла туда попасть? И ежу ясно, Дунька взяла ее из сейфа тайком.
— Иными словами, украла? И вы так о сестре-покойнице?
— Но это же правда. Что, вам лучше будет, если я солгу? — Ираклий пожал плечами. — Да и что тут такого особенного? Все равно это все наше, семейное, все равно рано или поздно с молотка пойдет на антикварном аукционе. Нужны были сестренке деньги, ну и собралась продать. А что Костяна нашего в известность о том не поставила, так это, может, просто не успела, срочно надо было гешефт провернуть.
— Константину она об этом не сказала, а вам? Вы, я так понимаю, были в курсе?
— Ничего она мне не говорила, вы что? Но я на это совсем не в претензии.
— Что-то, Ираклий, мне не совсем ясно. Выходит, это все-таки ваше предположение, причем голословное?
— Ну, пусть будет предположение, хрен с ним. — Ираклий досадливо махнул рукой. — И что вы ко мне с этими монетами привязались? Какое вообще вам до них дело? Вы лучше ответьте мне, когда вы наконец того подонка поймаете, который на мою семью охоту устроил?
— Розыск идет полным ходом.
— Ага, сейчас скажете: я сам, лично его преследовал, гнал во все лопатки, но, увы, обстоятельства оказались сильнее и…
— Парень, там в лесу, у вашего дома я его не догнал, — отрезал Колосов. — Но не такие уж мы беспомощные олухи, какими ты нас себе представляешь. Кое-что все-таки на него у нас появилось.
— Отпечаток большого пальца правой ноги? — криво усмехнулся Ираклий.
— Вот, взгляни.., взгляните, может быть, этот человек рам знаком? — Колосов выложил на стол снимок, отпечатанный лейтенантом Смирновым.
Ираклий потянулся к снимку, долго вглядывался, хмурил брови.
— Нет, — сказал он наконец. — Впервые эту рожу вижу. Где вы вообще ухитрились так его снять?
— Это камера видеонаблюдения постаралась, расположенная на соседней с колледжем улице, ну, где учился ваш брат Федор.
— А почем вы знаете, что это именно тот тип, что в него стрелял? — Ираклий недоверчиво разглядывал фото.
Колосов не стал распространяться о «прикладе винтовки», запечатленном камерой.
— У нас есть основания предполагать, что это он.
— А там, в лесу, во время погони вы сами-то его разглядеть успели? — Ираклий задал Катин вопрос.
— Он был в шапочке-маске.
— Вот гад. Предусмотрительный, сволочь. — Ираклий щелкнул по фото, словно хотел выбить своему неизвестному врагу глаз. — Я могу это взять с собой?
— Зачем?
— Ну так, вдруг случайно на улице встречу — он ведь охотится за нами. Потом сестрам покажу, пусть и они запомнят, рот не разевают. Еще дед мой говаривал — врага надо знать в лицо.
— Нет, это вещественное доказательство. Когда мы сочтем нужным, мы предъявим это фото на опознание и вашим сестрам, и братьям тоже. — Колосов забрал у него снимок: еще чего захотел, чтобы эта фотка у вас там по рукам гуляла!
— Хозяин — барин, я как лучше хотел, помочь вам собрался. Часть работы вашей за вас же и сделать. — Ираклий снова криво усмехнулся.
— Значит, этот человек вам не знаком?
— Нет, никогда раньше его не видел.
— После известий о происшествии в Волгограде вы имели разговор с отцом?
— Ну, был у нас такой разговор. Отец принял все это близко к сердцу.
— Он что, предупреждал вас об опасности?
— Да нет, просто на судьбу сетовал, советовался, не нанять ли охранников, ну и вообще… Насчет охранников как-то вопрос сам собой заглох. Он хотел, чтобы мы все на лето куда-нибудь уехали за границу. Ну, это, конечно же, всех больше устроило, чем постоянный колпак.
— Колпак?
— Ну, охрана, мордовороты эти. — Ираклий вздохнул. — В общем, мы собирались кто куда — я лично на Ибицу хотел мотануть. Оторваться захотелось. Близнецов в молодежный лагерь в Австрию отправляли, Костян с женой хотел ехать в круиз по Средиземноморью. Но никто никуда не поехал: отец скоропостижно умер, и.., в общем, наша прежняя жизнь сразу рассыпалась в прах. Настала новая жизнь — та, которой мы живем сейчас.
— И что же это за жизнь? — спросил Колосов.
— Сами видите, до краев полная опасностей и приключений. И потерь, как же без потерь? — Ираклий вздохнул. — Ах, если бы не вся эта кровавая канитель, мы бы… Мы бы давно уже уладили все дела с наследством в нотариальной конторе, получили бы по ха-арошему куску и.., разошлись каждый своей дорогой. Костян бы со временем в олигархи выбился, у него отцовский талант деньги наживать, Зойка уехала бы куда-нибудь в Париж, она давно отсюда вырваться за бугор мечтает. Ирка бы замуж выскочила, она спит и видит, как от мамаши своей поскорей отделаться, а я.., я бы тоже нашел чем заняться.
— Пока, к сожалению, все эти ваши личные планы надо корректировать. Убийца до сих пор на свободе, и, пока он не арестован, вы все должны быть предельно осторожны. Вы, насколько я знаю, живете отдельно?
— У меня квартира на Багратионовской, отец мне еще на мое совершеннолетие сделал подарок.
— Я просил бы вас пока жить вместе с семьей в Калмыкове.
— Хорошо, мне в принципе все равно.
— Мы установили там пост круглосуточной охраны. Вам они докучать особо не станут, находиться будут за территорией дачи, на этом ваш брат Константин настоял. Вот вам телефоны для связи. — Колосов подал ему листок бумаги. — Если что заметите подозрительное, немедленно звоните нашим сотрудникам.