Человек вынырнул из-за стволов всё-таки неожиданно.
Ба! Ростом бог не обидел, пожалуй, два метра вытянет, а худущий, точно целый месяц ничего не жевал, кроме заячьей капусты! Подумать только, одна половина головы чёрная, другая совершенно белая. А не старый ещё — от силы тридцать лет…
Азат молча продолжал его разглядывать. Одет по партизанской моде: брюки военные БУ, пальто с чужого плеча, на голове картуз неизвестной масти. Сам чёрт не разберёт, что это за человек!
Пошарив глазами вокруг и не разглядев замаскировавшегося часового, незнакомец шагнул к командирскому шалашу. А вот этого Азат никак не мог позволить. На то он и поставлен, чтобы охранять и оберегать КП Оксаны Белокурой.
— Куда попёр? — строго остановил он непрошенного гостя, пытаясь говорить басом, чтобы тот не догадался, что перед ним всего-навсего мальчишка.
Незнакомец тут же отступил, стараясь определить на слух, где укрылся часовой.
— Эй, где ты? — спросил он наконец. — Мне нужен командир отряда!
«Вон чего захотел!» — снисходительно улыбнулся Азат.
А где он, кстати, возьмёт командира, ежели Оксана Белокурая задержалась во второй роте, готовящей посадочную площадку для самолёта? Не может же он доложить незнакомому человеку, что строится партизанский аэродром. За такие разговорчики полагается по меньшей мере трибунал!
— Нет его, командира… Стой, говорят!
Азат наблюдал, что дальше предпримет пришелец. Не может же он вечно стоять вот так! А про себя твёрдо решил: не пущу в шалаш! И пожалуй, нельзя его отпустить в глубь леса — потом ищи!
Длинный плюхнулся рядом с раскидистым дубом, затем не спеша извлёк из брючного кармана пожелтевшую от времени газету для самокрутки и насыпал из зелёного кисета махорки.
Азат не стал задираться. Пусть себе курит, там видно будет. Только бы не вздумал удирать или баловаться с оружием. Автомата у него нет. Пистолет, судя по всему, тоже отсутствует. Во всяком случае, из кармана рукоятка его не торчит, из-под пальто не выпирает.
После того как часовой на него прикрикнул, незнакомец, видать, твёрдо решил воздержаться от разговора, пока не явится командир. Сперва и самого Байгужина устраивала подобная ситуация — ведь ему не положено вступать в беседу со случайным человеком. Для этого в отряде имеются другие чины и должности. А между тем ему вдруг очень захотелось расспросить незнакомца: откуда он да по какому делу вдруг явился? Возможно, он земляк, ежели с Урала, — ничего невозможного в этом нет. Нынче воюет вся Россия! Пусть даже он из Сибири, всё равно в тутошних краях он почти что земляк…
«Будь на моём месте Микола, он, ей-ей, не стал бы себя мучить неподобающими вопросами, — подумал Азат. — Помощнику фельдшера цепы нет, молчать может целую неделю, ежели надо. Такая уж у него отличная человеческая черта!»
Время, между прочим, шло. Долговязого, наверное, стало беспокоить долгое отсутствие командира…
— Поиграли в прятушки, пожалуй, хватит! — не то потребовал, не то попросил он. — Выходи из-за дерева, хочу на тебя посмотреть да кое о чём спросить. Сам видишь, по делу явился.
Часовой мог бы и дальше отмалчиваться, его никто не может неволить. Он даже мог позволить себе такую роскошь и крепко осадить незнакомца. Будь на его месте Микола Фёдорович, тот, скорее всего так бы и поступил.
«Однако чего же упираться? — подумал Азат. — Партизану отсиживаться в кустах даже некрасиво!»
Нарочито медленно он выпрямился, словно говоря: «Коль захотел, нате, пожалуйста, глядите на здоровье. Вот мы тут какие!»
— Ты не скажешь, где твой командир? — спросил незнакомец, внимательно оглядев часового.
— Стало, быть, это военная тайна! — с достоинством ответил Байгужин.
— Тогда может, скажешь, когда он вернется?
— Не знаю.
— Не знаешь или не полагается знать?
Другой бы, возможно, уловил иронию в этом вопросе, но Азат не заметил или не захотел её заметить.
— Не знаю! — подтвердил он.
Казалось, на этом можно было поставить точку, но незнакомец спросил:
— Давно партизанишь?
Азат пораскинул умом: никакой военной тайны он не раскроет, ежели скажет правду, но всё же лучше дать неопределённый ответ.
— Давненько!
— Не трудно?
— А как ты думал? — глянул исподлобья Азат, задетый вопросом. Все они, взрослые, на один манер. Все они вот так покровительственно, и снисходительно позволяют себе разговаривать с мальчишками. Он чуть не поддался соблазну надерзить.
Во всяком случае, у Азата Байгужина пропала всякая охота продолжать разговор. «Помолчим-ка до возвращения командира, — твёрдо решил он. — А тем временем я тебя хорошенько посторожу». От наблюдательного собеседника не ускользнула внезапная перемена, происшедшая в поведении подростка. «Похоже, самолюбивый и гордый не в меру. Интересно, а как ты отреагируешь на самую обыкновенную шутку? Испытаем тебя, так сказать, на сопромат. Выведем средний коэффициент твоей сопротивляемости на уколы…»
— Скажи на милость, неужели вам, мужикам, не обидно воевать под начальством бабы, а?
Сперва Азату подумалось, что он ослышался. Затем, увидев, как скорчился и согнулся пополам от смеха Долговязый, он оторопел. Как этот чужак смеет?! Часовой побледнел. Его гордость была уязвлена. Гнев мешал ему подбирать соответствующие выражения.
— За подобные разговорчики знаешь что полагается? — овладев собой, ответил Азат. — За оскорбление командира в боевой обстановке я могу отвести тебя самым прямым ходом в партизанский трибунал… Понял?
— Ты что, шутки не понимаешь?
— Я тебе вот пошучу! Встать!
Долговязый, видно, растерялся, поднялся, не стал упираться.
— Ну прости, — промолвил он, поскольку видел, что мальчишка кипит от негодования. — Ты истолковал мои слова превратно, хотя я и думать не думал обижать тебя, тем более товарища Белокурую.
— Коли пошутил, тогда другое дело.
У Азата отходчивое сердце. Понемногу потеплели его глаза, только что не обещавшие ничего хорошего. Чувство гордости за своё человеческое достоинство, явная запальчивость на этой почве, утончённая восприимчивость к обидам — национальная черта Азата Байгужина.
За слова, которые в чем-то унижают Оксану Белокурую, он бы не знаю чего ещё предпринял! Если на то пошло, заставил бы стоять по стойке «смирно» даже с поднятыми руками, невзирая на личность, будь это хоть генерал, хоть кто! Так как Долговязый ничего предосудительного далее не предпринял, а, наоборот, стал оправдываться, часовой миролюбиво сказал:
— Садись. Ежели хочешь, можешь закурить! — разрешил он.
Незнакомец весело расхохотался и спросил:
— Кто я, по-твоему?
Азат оценивающе оглядел Долговязого.
— Твой вид, прямо скажем, неважнецкий. Ежели судить по одежде, невоенный. Короче говоря, гражданский. А кто я сам, по-твоему? — в свою очередь спросил Азат Байгужин.
— Разумеется, часовой.
— Не ошибся, ответил правильно, — одобрительно кивнул Азат. — К тому же я, стало быть, являюсь адъютантом командира отряда. Уловил?
— Весьма и весьма рад! — чуть усмехнулся собеседник. — Сразу бы так и сказал, что адъютант… Это меняет дело. Я могу, выходит, в отсутствие командира доложиться и тебе?
— Выходит, что так.
— Только в одном ты дал маху: не признал во мне военного.
— Да ну?
Азат глянул на собеседника с недовернем. Разыгрывает, ясно…
— Ха! Что-то не верится, — небрежно заметил Азат. — Ну какой же ты военный, сам подумай? Ни выправки у тебя, ни офицерской формы… Только не обижайся, если скажу правду…
— Попытаюсь…
— В бою нужна сила, сам понимаешь. А что тебе делать в рукопашном? Посмотри на себя со стороны: ходуля и есть!
Незнакомец опять расхохотался.
— Ну и выдал ты мне, — сказал он. — Хоть помирай от твоих слов!
— А кто ты, между прочим, будешь? — задал вопрос Азат. При этом на всякий случай сделал вид: хошь, мол, отвечай, хошь нет.
— Комиссаром к вам прислали.
Другого, возможно, оторопь взяла бы, в лице б переменился. Но Азат Байгужин даже глазом не моргнул. Как ни в чём не бывало протянул руку.
— В таком случае давай знакомиться: Азат Байгужин.
— Любимов, — ответил комиссар, пряча улыбку.
В то утро никто в отряде даже не подозревал о существовании женщины, которая сыграла такую роковую роль в судьбе многих партизан.
Пока всё шло своим чередом. Часовой стоял в трёх метрах от шалаша, чутко прислушиваясь к лесным шорохам и незаметно следя за комиссаром. Тот как будто потерял всякий интерес к Азату. Ему что! Скинул пальто и растянулся под дубом во весь свой великий рост. Лежит в тени, на облака лениво поглядывает.
Оксана Белокурая задерживалась, хотя должна была вернуться ещё до рассвета. Наверное, что-то не ладилось на строительстве аэродрома. Какой бы безупречный план ты ни составил, в боевых условиях предвидеть все случайности и опасности невозможно.
После того как солнце вынырнуло из-за залитых золотом облаков, Азат невольно вздохнул. В такую погоду только загорать. Так и поступил бы Азат Байгужин, будь он сейчас в родной Уфе. Там шесть берегов у трёх рек, выбирай себе песочек по вкусу. А на посту о купании и думать не смей!
…Оксана Белокурая явилась в полдень. Не успел адъютант Азат раскрыть рот и доложить, как комиссар сам вышел ей навстречу. Вот каким расторопным оказался!
— Здравствуйте, товарищ Белокурая! — сказал он и протянул руку. Но представляться не стал и фамилии не назвал.
Из этого Азат сделал для себя вывод: появление комиссара в отряде кое для кого не явилось неожиданностью. Командир и комиссар вели себя так, словно недавно расставшиеся знакомые.
— Как у них там? — спросил комиссар.
— Противник пока ничего не чует. Потихонечку строимся.
Речь, как понял Азат Байгужин, шла об аэродроме. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, ожидая распоряжения своего командира.
— У тебя, Байгужин, тут лады? — повернулась наконец к нему Оксана Белокурая.