— Есть передать приказ! — вытянулся во фронт Махмут Загидуллин и как будто даже обрадовался. — Бегу!
А Иван Иванович в это время собирал мальчишек в путь-дорогу. Ребята, между прочим, и не догадывались, что это за сборы. Обычно кормят сытно перед трудным боем. Никому из них и в голову не взбрело, что их насовсем куда-то отправляют. Только после того как дядя Ваня расщедрился и одарил всех трофейными перочинными ножичками, Мишка-поварёнок подумал: «С чего бы это? Такого не было, чтобы дядя Ваня так по-царски расщедрился!»
Но он так и не успел высказать вслух своё удивление, появился запыхавшийся Махмут Загидуллин, по всему видно, сам не свой.
— Чего это с тобой? — нахмурился Микола Фёдорович. Он недолюбливал младшего Загидуллина.
— Вдарь! — прокричал Махмут, обращаясь к Азату, и подставил грудь.
— С какой стати? Чего ради я буду с тобой драться? Азат глядел на разведчика с некоторым опасением,
другие ошарашенно. Микола Фёдорович вытянул шею от любопытства: «Сдурел, что ли?»
— Ну жду! Чего вылупил глаза? Приказ командира отряда. Исполняй! — опять крикнул Махмут.
И тут Азат Байгужин смело двинулся на знаменитого разведчика, засучив рукава. Мишутка тоже сделал два шага вперёд, чтобы при случае пособить.
Вдруг Азат опустил руки.
— Нет, не могу, — тихо сказал он, весь сникнув. — Я ведь тоже виноватый был.
Дядя Ваня, всё это время державший нейтралитет, внезапно скомандовал:
— Уходи, Загидуллин! Мы сейчас тут важную задачу решаем. Ты мешаешь! Иди!
…Ивану Ивановичу всегда везёт с нелёгкими поручениями. Он всё ещё не знает, как подступиться к парнишкам, исполняя командирский приказ. С большой тяжестью в душе он начинает наконец нелёгкий разговор:
— Вот что, пацаны. Пришло ваше время распрощаться с отрядом…
Такого ошеломляющего эффекта, какой вызвали его слова, Иван Иванович не ожидал: мальчишки, где стояли, там и присели.
— Как так?! — прошептал Азат Байгужин.
— Так ведь не шутят, дядя Ваня! — побледнев, жалко улыбнулся Мишка-поварёнок.
Лишь Микола Фёдорович удручённо молчал, он-то хорошо знал, что дядя Ваня не мастак шутить.
— Какая там шутка! — воскликнул Иван Иванович. — Приказ командира, видишь ли, не обсуждается. Он исполняется.
Этим заявлением он вроде бы дал понять — не его, мол, воля!
Первым пришёл в себя Микола:
— Когда будем отправляться?
— Нынче ночью. Самолёт с Большой земли прилетит.
— Неправда! — воскликнул Мишка-поварёнок. — Не верю!
— Прекратить разговорчики! — нарочито сухо скомандовал Иван Иванович. — На сборы даю тридцать минут!
Ребята, как только остались одни, дали торжественную клятву обязательно снова вернуться в отряд Оксаны Белокурой.
В скорбном молчании мальчишки собирались в путь-дорожку. Азат Байгужин с остервенением набивал свой вещевой мешок. Всякого барахла набралось немало. Мишка-поварёнок во что бы то ни стало решил увезти диск с патронами. Наверное, чтобы похвалиться перед сверстниками там, где он будет жить.
Только Микола сидел пригорюнившись и не собирался в дорогу. Он тяжелее всех переживал отъезд на Большую землю. Нет ему жизни вне отряда! Украдкой поцеловал Микола винтовку, осторожненько поставил её в угол, где уже стояли другие автоматы и карабины. «За что нас выгоняют? За что казнят?» — недоумевал он.
Вот такими и увидела мальчишек Оксана Белокурая и в душе ужаснулась. Не потому ли она не шагнула к ним и осталась в тени деревьев? Не потому ли несколько минут спустя не окликнула их весело, как намеревалась?
Они навсегда останутся в её памяти вот такими, скорбно-смятенными. Она стояла и думала: «Может, вам, будущим мужчинам, уготовлена ой какая нелёгкая судьба! Я-то её могу представить, а вам она даже ещё не мерещится! Но при всех обстоятельствах вас будет поддерживать в дни невзгод чувство Великого долга, которое рождает мир романтических подвигов. Расставание с вами нелегко. Вы, не осмысливая того, внесли в жизнь отряда чувство семьи, домашнего уюта, чего все взрослые бойцы лишены с первого дня войны. И теперь отряд невосполнимо лишается детского смеха, наивной привязанности мальчишек».
Партизаны, вернувшиеся из боя, обычно делились с мальчишками тем скудным запасом, что оставался у них в карманах или вещевых мешках: сухарями, кусочками сахара, отдавая им большую долю.
Отправляя мальчишек за тридевять земель, она сама словно кусок отрывает от своего сердца.
Большая земля тоже в заботах, тоже в нужде. Неизвестно ещё, в какие руки парнишки попадут.
«И если кто вздумает злоупотребить доверием мальчишек, пусть знает, наломаем бока!» — грозит Оксана Белокурая мысленно кому-то.
Всё-таки, что же она скажет им перед разлукой? «До скорой встречи, мальчишки!», или «Будьте счастливы, боевые друзья!». Скосила глаза на часы — время истекало.
— Доброй ночи! — шагнула командир отряда из тени на лунную лужайку.
Мальчишки, услышав её голос, хором приветствовали её:
— Здравствуйте, товарищ командир! Услышав голоса, явился Иван Иванович.
— Готовы? — спросила его Оксана Белокурая.
— Всё в ажуре, — пытаясь выглядеть весёлым, ответил фельдшер. — В полной мере, так сказать…
Оксана Белокурая ловила обращенные к ней взгляды мальчишек, полные мольбы и отчаяния. Глаза как бы говорили: одно ваше слово, и нелепейший приказ будет отменён!
«ДОБРОЙ НОЧИ, БРАТЦЫ»
Впереди и по флангам, как и полагается, шёл всевидящий дозор. Под его охраной основные силы: дядя Ваня, радист Голосуев, человек пять партизан и «щенячье племя», как обозвал Голосуев отъезжающих ребят.
Отмахали уже километров пять-шесть, но привала не делали. Разговор не клеился. Все вроде бы приуныли: «За что от хлопцев отступаемся?»
Партизаны размашисто шагали, придерживаясь тени кустов и деревьев: луна щедро струилась голубым светом.
— Гей, чего повесили носы? Хотите, братва, я вам про римских цезарей расскажу? — предложил Голосуев, — он был в отряде вроде «Последних известий» или «От Советского Информбюро».
— Валяй! — буркнул бородатый старик.
— Ну раз масса требует…. Римские цезари, между прочим, имели большое пристрастие к военным действиям. Чуть что лезут против Карфагена или там против Испании. С греками ссорились и французов не жаловали, которые назывались в то время галлами. Ну а солдаты — другое дело, им осточертела война. Они стали отлынивать и улепётывать, как только противник оказывал сопротивление. Видя такое дело, один цезарь римский, фамилию и имя-отчество уже не помню, стал отсылать перед боем всех коней в тыл. Представьте себе такую картиночку: сунулись кавалеристы в овраг, где только что оставили коней, а их там нету! Ха, ха ха! Ничего себе ситуация! Однако никто не рассмеялся, как ожидал Голосуев.
— Вы что, лопухи, словно в рот воды набрали? Чего, спрашиваю, вас не слышно? — спросил Голосуев.
— Какой там смех! — От полного расстройства чувств Иван Иванович демонстративно сплюнул.
Голосуев собрался было подбросить ещё что-то смешное, но тут вышел командир второй роты Буянов из мрака леса навстречу им.
— Доброй ночи, братцы. Всё подготовлено.
— В случае чего поднимите людей, — попросил Иван Иванович.
— Не сомневайтесь. Мы вовремя явимся.
— Пока, бывайте.
— Бывайте…
И Буянов словно растаял. И снова замелькали меж кустов и деревьев неверные тени, то исчезая в густых зарослях, то обретая человеческий облик на освещенных луной полянках.
Вскоре к группе Ивана Ивановича бесшумно присоединились хозяйственники во главе со старшиной Сундуковым. Они так тихо подсоединились, что даже замыкающие не почувствовали, что их полку прибыло.
— Я решил явиться на место сосредоточения одной мощной группой, — улыбнулся Сундуков, обнажив белые ровные зубы.
Старшина — вылитый горец: густобровый, черноглазый, с орлиным профилем.
— Что-то я не вижу вашего краснобая? — спросил Сундуков.
— Вон он там, Голосуев, среди хлопцев.
— Опять треплется?
Во всём отряде не сыскать такого франта, как Сундуков. Бляшка начищена до «золота», а на сапоги посмотришь, как в зеркале себя увидишь. Даже во время жаркой схватки он умудрялся сохранить франтоватый вид.
На опушке Иван Иванович объявил привал.
После такого рывка одно удовольствие растянуться на земле. Лежишь себе и смотришь бездумно на небо. К полуночи даже звёзды кажутся отяжелевшими и усталыми.
Hyp Загидуллин, рослый, крепкий, а может, и самый сильный партизан в отряде, присел возле мальчишек.
— Уезжаешь, земляк? — сказал он Азату. — По такому случаю умный человек не скисает. Так-то вот! Хоть подоплёку-то понимаешь? Объясню, если не понял, без всякой затейливости. На твоём месте радоваться надо, паря. Потому что в некотором роде счастливчиком оказался. Честно отвоевался для своих годков, а теперь возвращаешься к родному очагу. Не просто так, не самовольно, а по приказу высшего командования. Чуешь, дело как заворочено?
— Я не скисаю. К тому же нос не вешаю, — не особенно искренне ответил Азат Байгужин. А про себя подумал: «Каждый норовит залезть в душу. Лучше бы оставили в покое!»
— Так как мы снаряжаем тебя домой, по этому случаю, сама собой, будет просьба. В твои собственные руки вручаю письмо для матери. На, держи! Как приедешь, так сразу к ней заскочи. Ладно?
— Ладно.
— Адрес на конверте, — уточнил Hyp Загидуллин. — Разыщешь?
— Разыщу.
— Мать, конечно, просто так тебя, боевого друга её сыновей, не отпустит. Поставит по этому случаю на стол большой медный самовар, сверкающий как солнце. Заставит чаёвничать и обязательно начнёт выспрашивать. Вот тут ты не оплошай. Держи ухо востро. Сперва передашь ей, как мы тут фашистов бьём в хвост и в гриву. Одним словом, даём им нахлобучку. Соображаешь, что к чему?
— Соображаю… Не маленький.
— Мать на то и мать, чтоб беспокоиться. Скажи, так, мол, и так, в соприкосновение с противником входят редко, от случая к случаю.
— Так то ж неправда!