— Глянь-ка! — прошептал.
Мимо них в полной тишине шло подразделение фашистов. Человек сорок, а может, и больше. В темноте-то трудно сосчитать!
Только прошла колонна фрицев, послышался рокот моторов. Подумали — танки. Но вскоре определили: по проезжей дороге идёт колонна грузовых машин. К счастью, фары потушены.
Решили так: под шум моторов проскочить через пути, как только пройдёт последняя машина. Кто же мог предположить, что колонна застрянет как раз там, где скрывались юные партизаны. Вот те оказия!
Эдак через полчаса солдаты засуетились, забегали вдоль колонны, а потом колонна тронулась. По привычке друзья-приятели начали считать — насчитали сорок один грузовик.
— Пора! — шепнул Азат.
Ползком взобрались на полотно, на четвереньках перебежали через пути. И тут позади раздался окрик:
— Хальт!
Где там стоять! Мальчишки рванулись вперёд, в ночь…
— Пока нам здорово везёт! — заключил Мишка, когда опасность погони миновала.
— Накаркаешь беду! — осерчал Азат. — Лучше помолчи-ка!
Дом на отшибе был тем удобен для связных, что к нему можно незаметно подкрасться. Но преимущество уравновешивалось недостатком: одинокий дом просматривался издали. Полевую жандармерию никак не могла не заинтересовать стоящая на окраине изба.
Эти обстоятельства учитывали разведчики. Поэтому друзья-приятели не пошли прямо к дому. Кроме того, они знали: опасно входить в здание, в котором отсутствует жизнь.
Подкрадывались не спеша. Часто останавливались, чтобы хорошо разглядеть каждую подозрительную кочку, камень, кустик.
Дом как будто опасности не сулил. Однако обошли его два раза, перед тем как условно постучать.
— Испытаем счастье? — приглушённо спросил Азат.
— Валяй! — согласился Мишка.
Азат четыре раза стукнул по ставне. Никто не откликнулся. Дом молчал.
Закрался страх: не засада ли ожидает на явочной квартире? Такое не раз случалось.
— Дадим дёру или ещё раз попробуем? — неуверенно спросил Мишка.
Азат колебался, знал: без машиниста возвращаться нельзя.
И вдруг дверь словно бы сама собой отворилась.
Что же предпринять? Переступить порог или тикать? Что лучше? Кто-то должен же окликнуть их! Знать бы, кто притаился там, за чёрной пастью двери?
— Иди за мной. Страхуй на всякий случай, — шепнул Байгужин.
Первое, что Азат увидел, была девушка, чиркающая спичкой возле печи.
— Кто там? Заходи, — пригласила она, осветив вошедших коптилкой.
Огромная овчарка лежала на полу и внимательно следила за каждым движением ребят. Мишка спросил:
— Собаку нельзя убрать?
— Ты её не бойся, — успокоила девушка. — Немцы бросили её раненую, а я выходила. Без моего приказа она не кидается.
К тому времени Азат вспомнил пароль.
— Сапожник здесь проживает?
— Жить — жил, да сплыл.
Как будто гора свалилась с плеч: отзыв был правильный. Теперь можно заговорить о машинисте, вроде бы нет основания не доверять девушке. Однако что-то насторожило ребят. Что? Они и сами не понимали. Возможно, им показалось, что девушка глядит на них недобро. — Зачем пожаловали? — спросила хозяйка дома.
— Нам приказано разговаривать с машинистом. Ему мы и скажем всё, что полагается, — ответил Байгужин.
— Ах, вон оно что! — Девушка, склонившись над коптилкой, торопливо стала что-то писать. Записку засунула под ошейник собаке и прикрикнула:
— А ну пошёл, Лорд!
Поначалу друзья-приятели подумали, что записка писалась машинисту. Но, поразмыслив, пришли к выводу: тут что-то неладно.
— Верни собаку, и без дураков! — потребовал Азат, вскинув автомат.
Девушка не засуетилась, как полагалось бы, не вернула собаку, а спокойно уселась под дулом автомата.
— Не баловался бы с оружием!
Такое поведение озадачило Байгужина. Опустив автомат, он, однако, строго спросил:
— Ты свою овчарку за машинистом послала?
— Отца нет… Его гестапо увело.
«Может, она вовсе не дочь машиниста, а подставное лицо? — промелькнула мысль у Азата. — Командир приказала доставить машиниста, а коли его нет, остаётся одно — уходить».
— Тогда покедова, — решил Азат Байгужин. — Эй, пошли, друг!
Мишка сразу шагнул к двери, словно только и ждал команды.
— Я бы посоветовала вам подождать, — сказала девушка.
— Мы сами знаем — остаться нам или уходить! — отрезал Байгужин, берясь за ручку двери. — Кто, интересно, нас удержит?
— Я! — проговорил здоровенный парень, переступая порог. — Ни с места! Руки вверх! Кто такие и откуда явились? — спросил вошедший, держа ребят на прицеле.
Глянули ребята на парня, увидели белую повязку на его рукаве и застыли от ужаса. Нынешней ночью им не хватало только полицая!
— Гады! Продажные твари! — неожиданно всхлипнул Мишка. — Хоть душите, хоть четвертуйте, ничего мы вам не скажем!
Друзья-приятели приготовились к худшему, а девушка вдруг бросилась их обнимать.
— Мы не могли не проверить вас! — успокаивала она, сама чуть не плача. — Неделю назад вот так же явился человек с паролем и отзывом. Всё как надо, а оказался провокатором. В ту же ночь гестапо увело отца. Вы уж простите нас… — лепетала и плакала она.
Обрадовались ребята, конечно, но обиду не сразу простили — нашла кого проверять?
— Говорите, милые, с чем пришли. Может, я вам помогу? — спросила девушка, вытирая слезы.
— Пусть сначала твой парень снимет повязку полицая, — потребовал Мишутка.
— Не снимет он её. Он же настоящий полицай! — вздохнула девушка. — Да вы не бойтесь его. Он наш человек!
Полицай помалкивал, не поддакивая и не опровергая её слов.
— Нам приказано доставить в отряд машиниста, — тихо сказал Азат.
— Я пойду вместо него! — предложила девушка. Байгужин прикидывал, согласиться или нет?
— Овчарку возьмёшь с собой? — спросил полицай.
— Без Лорда нам через минное поле не пробраться. Лорд пойдёт со мной.
Разговор вёлся вполне открыто, и лёд недоверия начал таять. Поверив, Байгужин подумал: «По всему, девчонка — дочь машиниста, а полицай — её друг. Лихая, видать! Сообразительная, отважная!»
Из дома выходили осторожно. Азат хотел оглянуться на полицая, который провожал их, но подумал: «Если бы хотели схватить, из избы не выпустили бы…»
Со стороны партизанского леса доносились раскаты орудийного грома.
— Азат, не ведёт ли она нас к фрицам? — прямо в ухо шепнул Мишка.
— Не трусь! — ответил Азат, хотя его и самого мучили сомнения.
На минном поле не больно-то будешь храбриться. Справа смерть, слева смерть! Она подстерегает тебя повсюду. Оступишься — сразу в гости к праотцам попадёшь!
Лорд шёл впереди, принюхиваясь к каждой кочке. Девушка держала его на поводке, ни на секунду не отпуская от себя.
След в след ей ступали друзья-приятели.
Так шли они очень долго, целую вечность.
— Слава тебе! — с облегчением вздохнула девушка, как только они вплотную подошли к болоту. — Минули!
— Как ты узнала? — удивился Мишка, вовсю глазея на неё. Ведь позади, как и впереди, лежала одинаковая земля.
— Грош цена нам, если бы мы не знали своё хозяйство! Кадры свои тоже знаем. Они у нас повсюду. Даже среди немецких сапёров.
В дуплах древних тополей свистит ветер. Кривые ветки осин, сталкиваясь друг с другом, говорят на птичьем языке: спик-спик, спик-спик. А сосны стонут и стонут, навевая печаль и тоску…
Сбор на северной опушке — таков приказ командира. Через два часа весь отряд сосредоточивается в одном месте, чтобы тенями проскользнуть через немецкое минное поле. Проводником пойдет девушка с овчаркой. Всем известна пока лишь первая часть приказа. А что будет дальше, никто не знает, кроме командира, само собой разумеется. Даже верный адъютант не посвящен в план боевой операции.
Отпустив всех командиров, Оксана Белокурая села пришивать белый подворотничок к своей гимнастёрке.
«Что за блажь! — удивился адъютант. — Так ли уж важно, в каком воротничке ты в бой вступаешь?» Он долго косится на своего командира, а потом говорит себе: «Это нужно, чтобы не дать сломить себя. Вот в чём дело!» Она, между прочим, поэтому всегда бодрая, вроде бы и не умеет уставать. Если поворошить старое, найдутся, конечно, часы и дни, когда она и горевала. Например, после взрыва Красного моста, когда потеряла Оксана Белокурая своих друзей — Артиста и Отто.
Человек, сооружённый из костей и мяса, всё-таки легко раним и, честно говоря, почти беспомощен перед безносой. Если в своё время под кожу, набитую всякой всячиной, мать не сумела вдохнуть отважное сердце, неоткуда взяться и отважному человеку.
А что у него, у Байгужина, под кожей в груди бьётся, а?
…Рано или поздно наступает такая критическая точка, иначе говоря, разлад с собой, когда ты бессилен заставить себя сделать следующий шаг. Хотя с яростью приказываешь себе: а ну иди, а то каюк тебе! Но проходит пять минут, десять, четверть часа, а ты всё плетёшься и плетёшься за командиром. И не околеваешь. Просто ты выкладываешься до конца.
Что тебя держит на ногах? Может, вера в то, что от твоего маленького подвига, от прилежного исполнения приказа в конечном итоге выдюжит отряд?
Однако «второе дыхание» появляется лишь у отважных парней! Про то, есть ли у него, Азата, «второе дыхание» или нет, ничего определённого он сказать не может.
А ветер надрывается. То пугает дьявольским смехом, то щенячьим визгом. Что ждёт партизан в ночной дали?
…Ровно в полночь весь отряд подтянулся к месту сбора в ожидании жестокой схватки, возможно, и гибели. А внешне всё выглядит обычно, буднично. Единственно, что отличало нынешнюю ночь от предыдущих, это отсутствие зычных команд, хлёстких рапортов, взрывов смеха.
Нынче не смей звякнуть, кашлянуть, застонать. Тем более баловаться табаком. Сама смерть не советует!
В кромешной тьме молчаливая колонна партизан, похожа на стену из колышущихся призраков. А они между тем, эти призраки, своим дыханием согревают друг друга и вроде бы даже подпирают один другого.