ы послышалась старая обида. – А когда отец пригрозил лишить меня денег, вообще бросила! И ради кого? Ради какого-то заезжего афериста, с которым познакомилась на улице!
– С чего ты взял, что он был аферистом? – встрепенулась Леля, как только бывший поклонник задел болезненную тему.
– Я следил за ним. Я ревновал! Я с ума сходил! Твоя подруга Тата наболтала, что он живет в «Англетере», что он успешный московский коммерсант, вот я и проследил. Не жил он ни в каком «Англетере». Врал все. Вот я ему и отомстил, – горячо шептал Лева.
– Как отомстил? – Оба они сейчас чувствовали себя молодыми, горячими, былые обиды и недоразумения словно перенесли их в далекий двадцать пятый год, и даже лица их стали светлее и моложе.
– Так, – буркнул в ответ Лева. – Сейчас расскажу. Только дай сперва про восемнадцатый год закончить. В общем, дедушка знал о вашем портрете, всегда знал, и его отец знал, и твои родные знали об этом, оттого прадеда и выгнали из вашего дома, опасались, что он раскроет тайну вашего успеха. А он ее и так знал, потому что видел, как Карл Брюллов дарил этот портрет твоему прадеду. Сперва он думал, что это шутка, а вот когда твоя семья начала стремительно богатеть, понял, что все правда, и наблюдал за вами, так, из любопытства, – нервно теребя руки, рассказывал Лева. – Но сейчас я не о том. Прадед никогда не хотел похитить портрет, а вот дедушке Сене эта идея в голову пришла. Может, потому, что все вокруг рушилось, сильные стали слабыми, сирые и убогие вдруг обрели власть и силу, помнишь, «кто был ничем, тот станет всем». Дедушка Сеня с мандатом и наганом чувствовал себя хозяином нового мира и хотел в этом новом мире гарантированно обеспечить своей семье достаток и успех, отобрав у вашей семьи портрет. Но сколько он ни грозил Михаилу Афанасьевичу, ничего от него не добился, наоборот, старик, когда понял, в чем дело, сам стал ему грозить, обещал пойти в ЧК. Дедушка Сеня рассердился, ударил его чем-то по голове, убивать он не хотел, просто в припадке злости ударил, но вышло иначе. Потом дедушка Сеня обыскал дом и, ничего не найдя, ушел очень огорченный.
– Но ведь говорили, что тогда преступников было двое, – припомнила Леля.
– Дед прихватил тогда с собой в помощь младшего брата. Но тот вскоре после этого случая умер от воспаления легких, – пояснил Лева и торопливо добавил: – Но когда мы познакомились, я ничего не знал, ни о портрете, ни о том убийстве. Я просто влюбился в тебя. Ты знаешь, папа был очень недоволен, мы с ним часто ссорились. Однажды мы поругались прямо за столом во время обеда. Дедушка Сеня был у нас в гостях и просто из любопытства спросил, что это за девица, из-за которой мы с отцом так ругаемся. Тут-то он и услышал твою фамилию, потом спросил, чем занимается твой отец. Я сказал, что художник, дедушка Сеня в этот день быстро собрался и ушел, а на следующий день подкараулил меня возле магазина и повел к себе. Вот тогда-то он мне все и рассказал и о портрете, и об убийстве. Я был в ужасе. У меня даже истерика случилась. Я просто не понимал, как теперь буду смотреть тебе в глаза. Но дедушка Сеня меня как-то успокоил и, даже наоборот, сказал, чтобы я не огорчался, что он поможет нам пожениться, и уговорит папу не лишать меня наследства. А про портрет велел никому не говорить. Портрет меня беспокоил мало, но вот обещание дедушки повлиять на папу очень обнадежило. При всей своей влюбленности я же понимал, что без папиных денег и его магазина я вряд ли буду тебе интересен, – проговорил укоризненно Лева.
Леля благоразумно промолчала.
– Я продолжал за тобой ухаживать, а потом сбежал папин кассир, и папа выдвинул ультиматум, потребовав, чтобы я женился на Фиме. Я отказался, он отобрал у меня все деньги и выгнал из магазина, велев самому зарабатывать. Ты меня бросила. – В голосе Левы снова послышалась обида. – Познакомилась с этим проходимцем. Я был в отчаянии и все рассказал дедушке. После этого вас ограбили, – развел он руками. – Оказывается, дедушка Сеня решил, что с меня толку не будет, и взялся за дело сам. Разыскал знакомого жулика, увы, жулик оказался очень хитрым, а дедушка уже старым. Он подпоил дедушку, и тот спьяну, годы все же уже не те, сил пить с молодым на равных у него не хватило, сболтнул про сокровище. Хорошо еще не сказал какое. А жулик подождал, пока дедушка протрезвеет, и насел на него как следует. В общем, пришлось дедушке Сене наврать, что у вас в тайнике золото и бриллианты спрятаны. Я обо всем узнал, уже когда за ними милиция стала охотиться, мне и в голову прийти не могло, до чего дедушке Сене хотелось этот портрет заполучить. А когда узнал, от ужаса чуть с ума не сошел, а тут еще папу арестовали. Ну, все, думаю, конец Леве Людиновскову. Мало того, папу монархистом признали, – перешел почти на беззвучный шепот Лева, – так еще и дедушку Сеню за убийство посадят! И тогда дедушка мне и сказал, что надо бы от этого самого жулика, его Веней звали, избавиться. Потому что тогда милиция дедушку Сеню никогда найти не сможет. Он дал мне мышьяку и отправил к этому жулику, тот как раз от милиции у какой-то старухи скрывался. Я очень боялся, не хотел идти, а дедушка заставлял, куда мне было деваться? – плаксивым голосом рассказывал Лева. – Пришел к этому жулику, сказал, что дедушка прислал о деле договориться, подсыпал незаметно в бутылку водки мышьяку, когда он отвернулся, и ушел.
– Как же ты не побоялся? Это же убийство! И ведь все тогда на моего знакомого подумали! – сообразила Леля.
– А это я специально придумал, – смущенно улыбнулся Лева. – От ревности. Я же за ним следил, знал, как он выглядит, вот и решил специально, как он, одеться, а то вдруг кто-то меня увидит, чтобы потом на него подумали, – ласково улыбнулся Лева. – Мы же с ним немного похожи, рост, фигура, волосы черные. Вот я и оделся в такой же серый костюм в полоску, и шляпу папину прихватил, и даже штиблеты специально купил. Я даже сам тогда удивился, как это у меня все ловко получилось. Я же на самом деле всегда был недотепой. А тут вдруг получилось.
– А как же дворник? Тогда же еще дворника убили, – припомнила Леля, с ужасом глядя на тихого недотепу Леву Людиновского.
– Да, ужасно, – кивнул Лева. – Ужасно получилось. Я этого не хотел, честное слово. Это все дедушка Сеня. Он так мне этим портретом голову задурил, а мы с мамой как раз без средств остались, когда папу арестовали, у нас же все отобрали. Совершенно все, буквально, можно сказать, остались на улице, без средств, без крова, – горестно вздыхал Лева. – Я просто не знал, что делать, как жить? Ты меня бросила, папы больше не было, и я все ходил вокруг вашего старого дома и думал: раз портрета у вас в квартире дедушка Сеня не нашел, значит, он все еще в особняке спрятан. А тут дворник… Лелечка, я и сам не знаю, как так вышло, что мы с ним собрались вместе сокровища искать. Просто я его водкой угостил, а он мне сказал, что знает, где хозяйский сейф спрятан. Вот мы и договорились.
– Лева! – в ужасе воскликнула Леля, прижимая к щекам ладони.
– Нет, нет. Я его не хотел убивать, – заторопился с рассказом Лева. – Это он на меня первый кинулся. Мы, как сейф нашли, так он и кинулся, еще кричал: «Все мое», я перепугался, что сейчас на его крики народ сбежится. А потом он топор схватил, которым мы шкафы ломали, и на меня. Я еле спасся, Лелечка. Хорошо, что-то тяжелое под руку попало, вот я его и… В общем, плохо получилось, – печально вздохнул Лева.
– Но ведь Сомова, в смысле, – замялась Леля, – того афериста, которого обвинили в обоих убийствах, тоже нашли мертвым. Я знаю, папе в милиции сообщили. Его тоже ты убил?
– Нет, нет, – торопливо ответил Лева, но глаза его как-то неприятно ускользнули от Лелиного взгляда.
– Граждане, налет закончен, можете покинуть убежище, – подошла к ним дежурная с повязкой на рукаве.
– Надо же, налет закончился, а я даже не заметил, – суетливо забормотал Лева, оглядываясь по сторонам. – Идем, Лелечка, давай я сумочку помогу нести, она не тяжелая? – предложил Лева, протягивая к Леле руки.
Леля покрепче ухватилась за сумку.
Они вслед за остальными вышли на слепящее солнце, Лева зябко поежился в своем просторном пальто.
– Странная вещь. Вроде бы солнце, а меня все время знобит, никакого тепла, только глаза очень слепит, – пожаловался Лева. – Лелечка, ты не против, если я надену очки?
– Надень, – разрешила Леля, с недоверчивым ужасом глядя на безобидного, сутулого интеллигента в пальто, с болезненно слезящимися глазами, длинными нескладными руками и мягким выражением лица, убившего двоих человек.
Как это возможно? Лева Людиновсков, милый, глупый, бесхарактерный Лева? Ужас! А ведь она когда-то целовалась с ним!
– Солнце, облака плывут, а тут заколоченные витрины, белые полосы на окнах, – как ни в чем не бывало печально рассуждал Лева, оглядываясь по сторонам. – А самое страшное, завалы кирпичей вместо домов. Никак не могу привыкнуть. Вон там была булочная, а там кинотеатр. Мы с женой иногда в нем бывали. А вон в том доме, помнишь, Лелечка, когда-то было кафе, и мы с тобой кушали там пирожные. Как давно это было.
Они помолчали, думая каждый о своем, пока порыв легкого ветерка не заставил Леву запахнуть поплотнее пальто.
– Ах, Лелечка, я так рад, что мы с тобой встретились, – с искренней, безобидной улыбкой проговорил Лева. – В последнее время мне очень хотелось облегчить душу, видимо, это близость смерти… Лелечка, не держи на меня зла, я никогда не желал ничего плохого тебе и твоим близким, все те давние события – кошмарное недоразумение, – проговорил он с такой проникновенной болью и тоской в глазах.
– Зачем ты рассказал мне все это? – холодно спросила Леля.
– Не знаю, – покачал он задумчиво головой. – Наверное, хотелось облегчить душу, выговориться перед смертью. Я никому и никогда не рассказывал об этом. Только тебе. Ты прощаешь меня? – с мольбой проговорил Лева.