На первую встречу с Пичугиным Виктор умышленно опоздал, но художник его лишь пожурил. Работал Николай Пичугин в основном молча, музыку не включал, часто отвлекался на телефонные звонки, причем ни один из разговоров к искусству отношения не имел. Речь шла о вернисажах, статьях, заказах, запчастях для «Жигулей», копченой колбасе, немецких обоях, частных уроках музыки и прочей житейской суете.
В принципе Виктору было наплевать, чем занимает себя Пичугин во время работы. Лишь бы платил исправно, но тем не менее невольно прислушивался. На натурщика Пичугин обращал внимания не больше, чем на мебель.
Следующие несколько сеансов Виктор появлялся исправно, потом вдруг вовсе не пришел, затем явился снова, как ни в чем не бывало. Ему очень хотелось проучить самоуверенного, разодетого в импортные шмотки, заносчивого Пичугина.
Увы, ничего не вышло. Опоздания Виктора его нисколько не огорчали, он всегда находил чем себя занять. Или просто уезжал, оставив в дверях мастерской записку. «Сегодня сеанс отменяется, жду завтра».
Ни упреков, ни скандалов, а затем они и вовсе подружились. Произошло это как-то незаметно.
Сперва Пичугин вскользь упомянул несколько известных имен, с которыми был накоротке. Заинтересовав этим Виктора, рассказал о них несколько забавных историй, отпустил парочку комплиментов, предложил купить джинсы по сходной цене, затем подарил французский одеколон, после помог достать билеты на Карела Готта.
В отличие от Толика Николай был энергичным, современным, без всякой напыщенной чепухи и рассуждений о роли высокого искусства, о красоте, спасающей мир, о современном декадансе и прочей бесполезной в жизни ерундовины.
Виктор и сам не заметил, как увлекся им. Теперь они с Толиком почти не виделись, тот ревновал, скандалил, грозил, но Виктор был совершенно равнодушен. У него появился новый друг, современный, успешный, не менее образованный, чем Толик, но не такой занудный, легкий, оборотистый, предприимчивый, интересный. В общем, человек своего времени, такой, каким хотел стать и Виктор.
– Боб, это Виктор, – крепко прижимая к уху холодную трубку телефонного автомата, проговорил Виктор. – Вчера ночью Пичугиных ограбили. Мне знакомый сказал. Сейчас там милиция работает… Да, я понимаю… Из автомата… Да, конечно… Нет, я просто… Да, я все понял. До свидания. – Но из трубки уже лились короткие гудки.
– Владимир Александрович, можно? – заглянул в кабинет следователя Паша Ребров.
– Давай. Вижу по довольному лицу, день прошел не зря? – откладывая в сторону бумаги, протянул руку вошедшему Владимир Александрович.
– Да как сказать? Просто встретил сейчас на лестнице Валечку из НКО. Что, неужели еще не знаком? – видя недоумение коллеги, уточнил Павел Артемьевич. – Ну, совершенно очаровательное создание, вчера с университетской скамьи, вот такие глазищи, ну, ножки и все такое.
– Вот уж не знал, что ты у нас бабник.
– Не бабник, а ценитель прекрасного. А вообще, я крепкий семьянин, морально устойчив, и все такое прочее, – решительно заявил Павел Артемьевич. – А потому оставим в покое хорошеньких девушек и перейдем к делам.
– Вот это разговор. Ну что у тебя?
– Я встречался с Воскобойниковым. О краже в семействе Пичугиных знает уже весь Ленинград, естественно, определенные круги. Все в шоке. Никаких предложений о покупке произведений из коллекции пока никому не поступало. О том, кто может в принципе ими интересоваться, гражданин Воскобойников сообщил следующее. Отдельные полотна, возможно, могли бы кого-то заинтересовать, я показал ему список украденного, но все картины в целом стоят таких огромных денег, что в нашем городе найти покупателя просто нереально. А распихивать украденное поштучно дело долгое и опасное. Отсюда Аристарх Иванович вывел следующее предположение, – постукивая карандашом по столешнице, докладывал Павел Артемьевич. – Либо заказчик проживает в столице нашей родины и занимает немыслимо высокое положение, либо это иностранец, и картины предполагается в ближайшее время каким-то образом переправить за рубеж. В пользу этой теории говорит тот факт, что, по словам самих Пичугиных, глава семейства часто бывает за границей, иногда принимает у себя зарубежных коллег, журналистов. Так что не исключено, что о коллекции семьи Пичугиных стало известно неким заинтересованным лицам там, за границами нашей родины. Что скажешь?
– Пока ничего, но версия интересная. А вот что ты думаешь, если картины попали в руки не тонких ценителей живописи, а просто к людям с деньгами? Например, цеховикам или карточным шулерам. Не шестеркам, а людям с деньгами и положением в своих кругах?
– Ну, как инспектор Уголовного розыска, я не должен отбрасывать ни одну версию, пока не доказана ее несостоятельность, а как Павел Артемьевич Ребров, полагаю, что вопрос твой не случаен. Что, появились новые факты?
– Появились, – откидываясь на спинку стула, кивнул Владимир Александрович. – Приходила ко мне сегодня Пичугина…
– Пичугина? Я же сегодня был у нее, мило побеседовали. А по какому поводу она к тебе явилась?
– Да вот, видишь ли, есть у гражданки Пичугиной родной братец. Младший, – с легкой насмешкой принялся рассказывать Владимир Александрович. – Балбес и картежник. Испорченный сынок влиятельных родителей. Мне уж и папочка его из горкома звонил, чтобы потактичнее, без разглашения, чтобы не скомпрометировать.
– А сколько же ему лет?
– Около двадцати пяти. Уже большой мальчик, в спорткомитете города работает. Бывший спортсмен.
– И какое же отношение этот спортсмен имеет к краже?
– А вот послушай. Около года назад мальчик был на дне рождения какого-то приятеля в ресторане гостиницы «Астория». Там встретил знакомого, тот пригласил его поиграть в карты в очень приличной компании. По словам Кружилина-младшего, четверо из игроков были «гостями с юга». Это он так выразился. Сперва играли совсем по маленькой, потом каким-то образом ставки вдруг выросли, и мальчик проигрался вчистую.
– И сколько же он проиграл?
– Стоимость «Жигулей», не меньше.
– Фью!
– Вот-вот. Платить ему, естественно, было не с чего, ему стали угрожать, требовать вернуть долг, избили, папа Кружилин был в отъезде, он кинулся к сестре. У той такой суммы, разумеется, не было, и чтобы выручить братца…
– …она продала картину.
– Не совсем так. Она, можно сказать, украла ее у мужа. Заказала копию, а подлинник собиралась продать.
– Интересно.
– Это еще не все. Мальчик побежал к своим кредиторам с радостной вестью. Деньги скоро будут, сестра продает картину. Надо только подождать, картина дорогая, надо найти покупателя. А еще сделать копию. И чтобы ему поверили, посоветовал сходить в Русский музей и убедиться, что Левитан хороший художник. – Павел Артемьевич уронил голову на руку и выразительно покачал головой. – Да. Кредиторы в музей сходили и согласились взять картину в счет долга. Кружилин отдал.
– Потрясающе! Ну, что ж, дело можно считать раскрытым? Кружилин-младший вспомнил, когда именно он играл в карты и в каком номере жили эти «южные гости»?
– Да. Он все помнит, я уже запросил гостиницу, вот ответ.
– Похоже, мне придется прокатиться на Черноморское побережье? Жаль, сейчас не сезон.
– Нет, Паша, пока не придется. Я связался с местными товарищами, сейчас они проверяют наших фигурантов. Давай выясним, что это за личности, а там уж будем действовать по обстоятельствам. Кстати, у одного из этих «гостей», по словам Кружилина, он представился Аликом, имеется машина «Волга», на ней он и прибыл в наш город.
– Вот как? Очень интересно. То есть в этот раз они могли снова приехать на своем транспорте, загрузить в него украденное и тихо отбыть к морю? Удобно.
– А что у нас, кстати, с машиной, ты смог найти свидетелей?
– Нет пока. Когда бы я успел? Над этой проблемой работает Саня Точилин. А вообще, я хочу тебе сказать, очень хорошо спланированное ограбление. Ведь, казалось бы, что проще? Вскрыл квартиру. Собрал добро, вынес из подъезда, сел в машину и уехал. Но Пичугины живут на четвертом этаже, а вдруг какой-то сосед попадется на пути? То ли дело чердак. Пятый этаж – последний, всего две квартиры, риска в разы меньше. На чердак ведет вполне себе широкая удобная лестница.
– Да. А кто, кстати, живет на пятом этаже?
– Две квартиры. Одна отдельная, над Пичугиными, в ней, между прочим, проживает с семьей известный писатель-фантаст Иван Доронин.
– Доронин, Доронин… Я не любитель фантастики, но что-то такое слышал.
– Я позвонил племяннику, он зачитывается фантастикой, тот чуть не зарыдал от восторга. Родной дядя лично знаком с такой знаменитостью! Вместе с писателем проживают в квартире его жена, теща и сын двенадцати лет. В ночь ограбления супруги были за городом, у знакомых на юбилее, и там же ночевали. Бабушка с внуком легли спать в половине десятого вечера и ничего не слышали и не видели. В коммунальной квартире проживают четыре семьи. Все работают, встают рано, рано ложатся. В крайней к входным дверям комнате проживает супружеская чета средних лет. Муж глуховат, когда лежит на правом боку, можно под ухом в литавры бить – ничего не услышит. Жена спит, как убитая, сын, молодой парень, недавно из армии вернулся, тоже бессонницей не страдает. А накануне они семьей выпили по рюмочке в честь праздника и легли спать, как всегда, в десять. Дом старый. Стены толстые, звукоизоляция хорошая. Так что ни они, ни соседи ничего не слыхали. Да и слышать особо было нечего, кража – дело тихое.
– Ну а тот подъезд, через который выносили картины?
– Там еще лучше. Это черная лестница. Туда выходит всего четыре квартиры. Все они имеют парадный вход с улицы, черной лестницей фактически никто не пользуется. На лестнице имеются бывшие дровяные чуланы. Так вот, жильцы там хранят консервы, картошку, еще всякие запасы. Но кто пойдет в двенадцать ночи за солеными огурцами? Так что и по черной лестнице свидетелей нет.