– Вот это номер, – присвистнул Соболев.
– Да. Я был сегодня в издательстве у Коробкова, поговорил с сотрудниками, с руководством. Все отзываются о нем исключительно положительно. Талантливый иллюстратор, приятный человек. Обязательный. Вежливый. Беспартийный. Больше ничего не успел. Уж извини.
– Да нет. Ты просто молодчина, Паш. Я вот теперь думаю, как нам быть, вызвать его сюда для беседы или попробовать прощупать его на предмет алиби, пообщавшись с соседями и семьей. Не очевидно, как ты умеешь.
– Прикинуться приятелем, побеседовать со старушками у подъезда? Навестить маститого писателя под видом журналиста?
– Вот-вот, в этом роде.
– Ну, что ж. Давай попробуем. Завтра же займусь. А с Филимоновым что делать думаешь?
– Им я займусь сам, завтра же. Чем он, кстати, занимается?
– Работает грузчиком на складе в мебельном магазине.
– Думаю, забрать его лучше прямо с работы.
– Хорошая мысль, – одобрил Ребров. – Ну что, по домам?
– Здравствуйте, гражданин следователь, чем обязан таким вниманием, что меня прямо с рабочего места сорвали? – сердито топая к столу, требовательно спросил Захар Филимонов.
– Здравствуйте, Филимонов, присаживайтесь. Давно освободились?
– А вам что за печаль? Отсидел свое и вышел. Два года скоро будет. Работаю, заметьте. Законов не нарушаю, пью после работы или по выходным, прогулов и опозданий нет. Так чего нужно?
– Нужно, Филимонов, знать, где именно вы были вечером седьмого ноября.
– В праздник, что ли? Дома. Отметили с ребятами после работы это дело, а потом по домам разошлись, дома я еще под закуску принял грамм двести и спать лег. Вон у жены, у Нинки, спросите.
– У жены, разумеется, спросим. А может, еще кто-то, кроме жены, может подтвердить ваше алиби?
– Алиби? Вот как. Нет. Проживаем с женой и матерью на отдельной жилплощади. Соседей не имеем. Мать сейчас в Воронеже у сестры гостит. Так что подтвердить больше некому. Да и незачем, потому что за мной дел нет. Чистый я. Ясно? Нинка у меня беременная, мне сейчас истории ни к чему.
– Ну и хорошо, – не стал спорить Владимир Александрович. – А соседей своих вы хорошо знаете?
– Так это меня из-за Петьки Щеглова, что ли? – оживился Филимонов. – Так он дурак, сам виноват. Хоть кого спросите. Взял моду, пьяный на детской площадке мочиться. Ну, я ему по мордасам и съездил. Мне мамаши окрестные только благодарны были. А потому не пакости, – прогудел Филимонов, похрустывая крупными ладонями.
– Про гражданина Щеглова мне ничего не известно, а вот, скажем, знаете вы некоего Бориса Коробкова, он с вами в одном доме проживает, через два подъезда?
– Коробков? Как он хоть выглядит? Михалыча знаю, так он вроде не Коробков, а Севастьянов. Ленька Косой, его фамилию вообще не знаю, так он вроде в соседнем доме живет над стекляшкой. Не знаю, о ком вы говорите, – пожал плечами Филимонов, равнодушно глядя на следователя. – А только я, кроме Щеглова, никого и пальцем не трогал.
– Ну, что ж, Филимонов, можете пока быть свободны. Если понадобитесь, мы вас пригласим.
– А чего стряслось-то? Дело-то хоть в чем? – протягивая следователю пропуск, не желал успокаиваться Филимонов. Но ответа на свои вопросы так и не получил.
– Ну что, Володя, загрустил? Не порадовал тебя Филимонов, не стал колоться? – насмешливо поинтересовался Паша Ребров, заходя вечером в кабинет приятеля.
– Нет, не захотел. Я тут его старое дело на досуге полистал и пришел к выводу, что колоться, как ты выражаешься, он сам не будет. Не тот тип. Этого надо как следует прижать, чтобы неопровержимые улики, а иначе его за рубь двадцать не купишь. Ну а у тебя что?
– У меня следующее. Сегодня я порядком набегался, но кое-что выяснил. Коробков действительно регулярно бывал в квартире Доронина. Однажды у них зашла речь о Пичугиных. Доронин не помнит, кто первым заговорил о них, он или Коробков. Доронин рассказал, кто сейчас проживает в этой квартире, а Коробков ни словом не обмолвился, что прежде слышал о Пичугиных.
– Думаешь, Коробков заранее планировал ограбление и с этой целью проник к Дорониным или эта мысль возникла у него после разговора с Дорониным?
– Не знаю. Сам выясняй. Но вечером седьмого ноября Коробкова дома не было.
– А где же он был?
– Вот тут интересно. Он говорит, на вечере в редакции, но там его видели только в начале, а дальше он как сквозь землю провалился. Во сколько вернулся домой, тоже дело темное, жена его сейчас в больнице, аппендицит вырезали, должны послезавтра выписать. Дома теща с сыном. Мальчику шесть лет. Они «Спокойной ночи, малыши» посмотрели и спать легли, во сколько Коробков домой вернулся, неизвестно. Теща спит крепко. Квартира у них отдельная, соседи друг за другом не следят. Даже лифта у них в доме нет, так бы, может, хоть кто-то внимание обратил.
– Как удобно, – качнул головой Владимир Александрович.
– Не то слово. К тому же, как и всякий художник, Коробков прекрасно представляет себе ценность тех или иных полотен, а еще у него, как выяснилось, есть халтура. Иногда он подрабатывает оценщиком в одном антикварном магазине, помогает оценивать живописные полотна, удостоверяет подлинность. Говорят, атрибуция – это его хобби, но он большой специалист. Я звонил нашему ценному консультанту гражданину Воскобойникову, он тоже знает Коробкова. Не лично, но как о специалисте о нем наслышан. Не исключено, что именно через этот магазин он собирается толкнуть краденое. Не сразу, разумеется, и не через торговый зал. Ну что я тебе объясняю? А может, и не через магазин, судя по всему, знакомства в нужной области у него имеются. Шубки и золотишко он вообще скорее всего подельнику отдал, это барахло, может, скорее всплывет.
– Да, знакомства и увлечения у Коробкова любопытные. Подумать только, если бы не сестра Пичугина-старшего, мы бы этого Коробкова еще лет пять могли искать. Прямой связи с Пичугиными у него нет.
– Вот именно! – поднял вверх палец Ребров.
Телефонный звонок прервал их стройные рассуждения.
– Соболев. Слушаю.
– Владимир Александрович, дежурный беспокоит, тут к вам какой-то нервный товарищ на проходной, спрашивает Реброва, мне сказали он у вас?
– Паш, это тебя.
– Да, Ребров… Кто?.. Направьте его к Соболеву… Да, да. Ждем. Ну, Володька, на ловца и зверь бежит. Знаешь, кто к нам пожаловал? – потирая руки, азартно спросил Паша Ребров.
– Даже гадать не буду. Выкладывай. А то гость сейчас в кабинет постучится.
– Борис Леонидович Коробков. Собственной персоной.
– Вот это да. Любопытно будет познакомиться. Только с чего бы этот визит?
– Сейчас и посмотрим.
– Разрешите? – буквально ворвался в кабинет высокий, худощавый мужчина в распахнутой куртке, со встрепанными русыми волосами и нервным, дерганым лицом. – Мне майора Реброва.
– Добрый день. Павел Артемьевич Ребров, а это вот мой коллега старший следователь Соболев Владимир Александрович, – представил коллегу Ребров. – Проходите, гражданин Коробков. Присаживайтесь.
– Послушайте, – не желая садиться, воскликнул Коробков, с трудом дослушав Павла Артемьевича. – Что вам от меня надо? Почему вокруг меня происходит какая-то грязная закулисная возня? Меня что, в чем-то обвиняют? Почему я об этом не знаю? На меня вдруг стали косо смотреть в издательстве. Начальник отдела, чтобы не подавать руки, так припустил по коридору, как будто за ним с палками гнались. Соседи косятся, а сегодня я позвонил автору, с которым работаю над сборником, он отменил встречу, отговорившись какой-то ерундой. Я требую объяснений. Я требую, чтобы перестали марать мое честное имя!
– Борис Леонидович, присядьте и успокойтесь. Ваше имя никто не марает, майор Ребров в рамках следствия ведет проверку фактов и обстоятельств. Никаких обвинений против вас пока не выдвинуто, – примирительно проговорил Владимир Александрович.
– Пока? Не выдвинуто! – снова взвился со стула Коробков. – Какие обвинения, в чем? Я требую объяснений! Если у меня на работе все, от уборщицы до директора, посвящены в это недоразумение, то по какому праву меня самого держат в неведении? Я буду жаловаться прокурору и в вышестоящие инстанции!
– Разумеется, мы все вам объясним. Присядьте, – снова попытался урезонить нервного Коробкова Владимир Александрович.
– Слушаю вас, – снова опускаясь на стул, повелительно произнес Борис Леонидович.
– Мы расследуем ограбление квартиры художника Пичугина. Вам знакома эта фамилия?
– Слыхал, но лично не имею чести. Да и кто в нашей среде их не знает. Династия преуспевающей бездарности. Михаила Пичугина встречать не доводилось, и картин его не видел, так что сказать ничего не могу, а вот работы его отца, академика и прочее, прочее, видеть доводилось. Ликующая серость, зато незаурядный демагог и администратор, – размахивая длинными руками, язвительно делился Коробков.
– А вы знаете, что Пичугины проживают на улице Чайковского, в том же доме и в том же подъезде, что и знакомый вам автор Иван Доронин?
– Да, слыхал, он мне и рассказывал. И что с того? Вы теперь всех подозреваете, кто в этом подъезде бывает?
– В том числе, но не только.
– Я вам не верю! Объяснитесь? Почему такое пристальное внимание именно к моей персоне? Я что же, вор, уголовник со стажем, торговец краденым? Я порядочный человек, почему вам вообще пришло в голову проверять меня в связи с кражей, хоть и самих Пичугиных? Я даже не знаком с ними! – Гражданин Коробков категорически не желал успокаиваться, а только распалялся все больше и больше. – Вы понимаете, что это такое, когда коллеги тебя сторонятся, руки тебе не подают? Почему вы не вызвали меня сразу и не поговорили со мной, к чему вся эта грязная игра? Чего вы добиваетесь?